— Да что ж вы творите, сволочи! — взревел я, и бросился к передней телеге.
Тихо прошелестел воздух над головой, и ближайших ко мне врагов смело шквалом стрел. В тот же миг пришел рапорт о смерти мага и его подручного, но это не имело значения, ведь повозка, к которой я бежал, уже загорелась будто факел. Рев пламени, вызванного магией, заглушил крики и мольбы, но они все равно отдавались у меня в ушах. И оказавшись подле объятого огнем дерева, я обрушил на него молот, вложив все доступные силы.
Взрыв ударил по ушам, пласт дерева обрушился внутрь. Не давая себе мгновений на раздумья, сразу бросаюсь в повозку. Горло запершило от едкого дыма, кожу обожгло болью, но я не обратил на это внимание кинувшись туда, где слышался натужный кашель. Там, в дыму, скрючились две фигуры, которые еще возможно было спасти.
Кинув регенерацию на одну из них, я обрушил молот на цепь, что сковывала пленников, и одним ударом вывернул ее из крепежа. А затем, со спасенными на руках, выскочил из повозки. Следом в нее запрыгнул Тельдрен. Может быть ему и повезет…
Подумав так, я наконец обратил внимание на тех, кого спас из пожара. И замер в шоке. Ведь прямо передо мной были дети! Дети! Обожженные, едва живые дети! Как такое было возможно? Как? Хотя к черту вопросы, сейчас следовало действовать, и с этой целью я бросился ко второй из горящих телег…
Глава 2. Девятый день. Часть 2.
Мы смогли спасти троих. Только троих из полусотни детей, что перевозились в караване. И даже их выживание можно было считать чудом. Купец все хорошо рассчитал, отдавая приказ. Не предусмотрел он только два фактора — моего молота и оказавшегося в засаде наездника на медведе. Молот проложил дорогу мне и Тельдрену, а кавалерия позволила настичь пытавшегося сбежать торговца с его охраной. Вышколенные, опытные телохранители оказались быстро повержены и схвачены вместе с купцом. А затем доставлены в расположение отряда. И теперь находились под прицелом десятков ненавидящих взглядов. Многие желали их смерти, однако допустить этого я не мог — слишком ценной информацией обладали пленники. И именно поэтому не хотел пускать к ним эльфов.
— Отдай мне их! — отрывисто, резко произнес Тельдрен, с трудом сдерживавший ярость.
Что нужно было сделать, чтобы довести его до такого состояния? Всего лишь похитить несколько десятков эльфийских детей, обратить их в рабство, а затем сжечь живьем. Стоит признать, я и сам был зол, но самообладание все же сохранил.
— Тельдрен, они лишь посредники. Нам же нужны их хозяева, заказчик, нужно ударить по ним! — попытался я донести до эльфа. — Если убить купца и охрану, мы это не остановим!
Следопыт прикрыл глаза, неглубоко вздохнул, а когда вновь посмотрел на меня, на смену бешеной ярости пришел холодный гнев, пожалуй, даже более страшный.
— В таком случае дай мне их допросить,
Разве можно было согласиться на эту просьбу? С другой стороны, кому еще поручить пытки? Гномы допрашивать не умели. Подгорный народ чурался этого ремесла просто из-за того, что их главные враги дроу уж слишком хорошо в нем преуспели. Люди часто определенными навыками владели, но вот Айлин к их числу не относилась, здесь и спрашивать не стоило. Кацуми — возможно. Что таится за душой этой лисы, я и сам не знал, однако отчего-то проверять не хотелось. Что же касается меня самого… Нет, я бы пытать не смог. Уже пробовал и так и не сумел преодолеть внутренний протест. Одно дело убить, но медленно причинять боль… Даже отъявленной мрази, даже тому, кто этого заслуживает, я был не в силах. А значит оставались только эльфы и Тельдрен, как самый умный из них. Ранее он меня никогда не подводил. Так может быть ему довериться и сейчас?
— Купец должен остаться в живым и не покалеченным. При этом сохранить рассудок. Лучше всего, если следов пыток на нем вообще будет не видно. С охраной можешь поступать жестче, но они также должны остаться живыми. Нам потребуется предоставить их на суд, а показания сумасшедших не будут иметь силы. Ты понял меня Тельдрен?
— Я понял, тан. И сделаю все правильно. Мы, лесной народ, знаем способы, как пытать, не оставляя следов. И я буду сдержан ради того, чтобы нанести этим ублюдкам наибольший вред. Чтобы остановить и покарать, — голос Тельдрена был холоден, слова ложились точно могильные плиты. И я поверил, что он и вправду сможет сдержать гнев. Просто ради того, чтобы мстить и дальше.
...
Разноголосый шум раздавался над лагерем. Лязг железа, конское ржание, приглушенные, едва слышные крики боли. То Тельдрен взялся за работу, как только выдалась такая возможность. Прислушиваться я не стал. Обо всем, что станет известно на допросе, следопыт доложит, ничего не утаит. А слушать вопли пытаемых мне было не более приятно, чем пытать самому. А потому я с радостью отдалился от места допроса к краю лагеря, где шум сменился на более умиротворяющий. Здесь вместо гомона воинов звучал тихий голос. Нежный, убаюкивающий. Обещающий безопасность родного дома, уют и покой. Все то, чего не было и не могло быть в военном лагере, вставшем у стен вражеской крепости. Однако он непостижимым образом действовал на слушателей. На огромного бурого медведя, прикорнувшего на траве, на одиноко сидевшую Айлин, устремившую свой взор куда-то вдаль и, главное, на детей, обернутых хвостами.
Трое крох, по виду не старше семи лет, зарылись лицами в рыжий мех и безмятежно спали. И во сне не испытывали страха или тревог, что было удивительным, учитывая то, что они пережили за этот день и несколько предыдущих. Но видно оказалось, что в Кацуми скрывается еще один талант, раз она всего за несколько часов смогла завоевать доверие детей. Я бы так не сумел. В настоящий момент их вид вызывал во мне самом тревогу и скопище вопросов. Ключевой из них был — «Зачем?». Зачем Гильдии потребовалось торговать детьми?
Нет, в этой конторе работают не святые, далеко не святые. Многие из торговцев способны даже своих собственных детей продать за хороший барыш, не то что чужих. Однако тем не менее я никогда не слышал о том, чтобы Гильдия взаправду занималась детской работорговлей. Ведь никакая прибыль не стоила тех репутационных потерь, что возникали в случае раскрытия такого бизнеса. Это ведь даже не торговля эльфийскими рабынями, это многим хуже. Князья леса готовы будут вырезать целые представительства Гильдии в случае доказательства их вины. Просто потому, что дети для них священны, особенно дети их народа. А в том караване были эльфийские дети, пусть по обгорелым трупам и невозможно было понять сколько именно. Выжило же только двое.
Опасный, не нужный риск и тем не менее на него пошли. И приложили очень много стараний для реализации своих целей. Чего только стоит похищение множества детей, которых лесной народ берег как зеницу ока. А та легкость, с которой от них решили избавиться? Возникало впечатление, что это был далеко не единственный караван с подобным грузом. Хотя возможно, что у этой легкости имелось иное объяснение. И все же зачем? И кем была заказчик? Он должен был быть достаточно богатым и могуществененным, чтобы организовать такую операцию. И почему Гильдия пошла у него на поводу? Может быть она тут вообще не причем? Купец ведь мог и солгать. Море вопросов и остается надеяться, что вскоре я получу на них ответы.
— Они крепко уснули, — раздался тихий голос Кацуми.
— Я была бы рада услышать еще одну песню, — смущенно сказала Айлин. — Ее слова мне не понятны, но они навевают мысли о доме.
Облокотившийся на спину своего медведя, сидевший рядом гном, также пробурчал что-то одобрительное. Заросший бородой, закованный в тяжелые доспехи, Дори не мог признать, что ему нравятся столь причудливые мелодии, а потому слушал тихо, стараясь слиться с окружающей обстановкой. Разумеется, у него это плохо получалось.
— Ты хотела бы вернуться? — спросил я у Айлин, решив воспользоваться возможностью узнать о девушке больше.
