Осмотрев танки, я скривился. На первое время хватит, а там лучше бросить. Пусть они на ходу, но ресурс сильно потрачен. Я своей роте что получше найду. Грузовики я сразу отправил навстречу батальону – нашлись среди осназовцев умеющие водить, в два приёма и перевезли. «Тридцатьчетвёрку» комбат забрал себе, оба лёгких танка – в первую роту пока. Потом передадим мотострелкам. Леонтьев уже настроился на новейшие машины, и такое старьё ему было не нужно.
Трофеев достаточно, топливо, снаряды, а техники мало. Бойцы даже десантом на технике сидели, когда мы двинули вглубь немецких территорий, но всё равно мест не хватало, потому к каждому грузовику ещё по паре саней на тросах прицепили, где находилась часть груза. Так, скользя колёсами (не у всех на них цепи были), мы и двинули прочь. Танки впереди.
* * *
Идея с этим рейдом была стоящая, а вот исполнение – это если не кошмар, то близко. Хотя командиры РККА так бы не сказали. Исполнители тут в порядке, претензий нет, кроме мелких огрехов, а вот командование, как всегда, подвело, вставляя палки в колёса.
Если проще – порезвиться так и не дали, по рукам надавали. Комбриг увёл бригаду, а наш батальон на второй день как раз моторизованный батальон СС в небольшом городке взял. Там и другие части вермахта были, трофеев мы изрядно набрали.
Я в курсе, что у двух агентов имелись радиостанции с запасными батареями и те слали доклады в Москву. И как один дошёл до штаба фронта (их же радиоузел использовался), оттуда последовал немедленный приказ вернуться на свою территорию. А шёл приказ от начальника штаба фронта, хотя отдавать его тот права не имел. Причём через Леонтьева пришёл. Он захватил штабную машину с мощной рацией, приказ получил и выполнил его.
Забавно, что в Москве о нём узнали, когда мы уже почти у передовой были. Пока пытались его отменить, мы уже на своей территории оказались, добравшись до бригады. Та снова у Тулы встала. В результате в батальоне двенадцать танков (на этом направлении их больше не было), включая три бывших советских, что ранее захватили, два десятка бронетранспортёров, две самоходки, шесть противотанковых пушек, пять батальонных миномётов и двенадцать ротных, шестьдесят шесть грузовиков и зенитная батарея скорострельных автоматических пушек. И одна полевая кухня. Тоже бывшая наша.
Знаете, я серьёзно подумывал спрыгнуть с этого уходящего поезда, остаться у немцев в тылу и спокойно работать без командования, что на шее сидит. Душит, не давая действовать. А такие перспективы были – но загубили. Ну не дают нормально воевать. Для меня – веселиться. Не смог уйти, серьёзно отслеживали агенты, а потом не до этого стало.
Кстати, в моей роте три новеньких танка Т-IV, больше среди трофеев их и не было, остальные «тройки», по другим ротам разошлись. Все три танка в первом взводе. Было ещё две машины, это броневики, два БА-10, не модернизированные, также у СС взяли, они усиливали ими свой батальон. Один мой, командирский, второй во второй взвод ушёл. Остальные танкисты в крытом кузове ЗИСа перевозились, что также за моей ротой теперь числится. Это всё из техники.
Да и не все танкисты в кузовах ехали, многих использовали для перегона разных трофеев. Кто управлять умел. Пока в верхах срач стоял, искали крайнего, кто отвечать будет за наше возвращение, арестовали начальника радиоузла, вроде как неправильный приказ передал.
Мы два дня у Тулы стояли, приводили себя в порядок, технику красили, наши тактические знаки наносили, изучали и осваивали машины. А что, в бой на ней не ходили, только перегоняли, поэтому сильные и слабые стороны ещё предстояло узнать. Впрочем, не дали. Поступил приказ сдать всё добытое на баланс бригады, там дальше сами распределят по другим подразделениям. За два часа выполнили приказ, получив следующий: батальону снова уйти в тыл к немцам и работать там.
– Что значит «мне какое дело до этого приказа»? – не понял Леонтьев.
Он, получив приказ, вызвал всех командиров и озвучил его в своей штабной землянке, сообщив, что снова старший лейтенант Северов будет отвечать за добычу трофеев. Тут и нарвался на мой ответный вопрос.
Пожав плечами, я пояснил:
– Я не баран, и в закрытые двери лбом биться не собираюсь.
Комбат несколько секунд смотрел на меня не мигая и, окинув взглядом других командиров, приказал:
– Оставьте нас двоих.
Пока командиры выходили, он не сводил с меня глаз, и когда штабной писарь закрыл дверь, голосом с жёсткими нотками в нём спросил:
– И что это значит?
– Пока есть мудаки выше званием и любой, что со шпалами, что со звёздами, имеет над нами власть, всё это бессмысленно. Не дадут они у немцев в тылу поработать. Я всегда действую по принципу – работаю один раз. Как видите, нам не дали. Второй раз на меня рассчитывать не стоит. Захотели повторить – теперь всё сами. Разведка, усыпление снотворным противника – лично я тут пальцем о палец не ударю. Бесперспективно.
– Это приказ, – тоном, не терпящим возражений, как будто не веря услышанному, сказал майор.
– Давайте поговорим по-честному. Это вы кадровый, я – мобилизованный по призыву. На карьеру мне плевать, на приказы тоже. Я всегда смотрю на результат. Первый рейд вышел комом, я с него ничего не получил, в отличие от командования бригады. И хотя кто-то называл его удачным, у меня убили всё желание повторять. Не дадут батальону нормально поработать в тылу, костьми лягут, но не дадут, я эту схему уже понял. Так зачем вообще напрягаться?
– Это приказ комфронта.
– Ну и что?
– Напомню, ты обещал.
– Я помню, а также напомню, что все обещания в первом рейде и выполнил. Какие ко мне претензии?
– Чёрт, ты понимаешь, что наговорил уже на статью?
– Вы мой ответ знаете. Наплевать.
– Это же трибунал, за невыполнение приказа и расстрел может светить.
– Не напугали. Вообще не понимаю эти страхи. Ну трибунал. Ну расстрел. Я сам из криминала. Вор-налётчик, сберкассы брал, инкассаторов. Хороший налётчик. Тюрьмы не боюсь, друзей там много. Я в авторитете. Что по расстрелу, я сирота, перебью конвой и свалю, сделаю новые документы и всплыву где-нибудь в другом месте. Закончу войну героем-фронтовиком. За старое я не держусь, в этом наша разница. У вас есть границы, которые вы не можете перешагнуть, а у меня они сильно раздвинуты.
– Налётчик? Ты?!
– Ну да.
– Мне надо всё обдумать.
Майор пригласил командиров и поставил задачу придумать, как пройти передовую и поработать у немцев в тылу. Всё сами. А сам зашептался с начальником штаба.
Вскоре раздался удивлённый выкрик:
– Налётчик? Сберкассы брал?!
Потом капитан Савельев, начальник штаба нашего батальона, повернулся ко мне и спросил:
– Северов, это правда? Ты раньше сберкассы брал?
– Было дело, товарищ капитан. До июля этого года. Потом как отрезало.
– Почему? Война?
– Война – это не причина. Нет, я убил сотрудницу сберкассы, она дёрнулась, вот и… До сих пор помню её зелёные глаза, что смотрят на меня с укором. Они мне снились, спать не мог. И потом я себе слово дал, что к этому больше не вернусь, – и как отрезало, больше не снилась. Это в июле и было. Я тогда от людей ушёл подальше, никого видеть не хотел, завербовался на торфяные разработки, там и повестка меня нашла. А я слово держу, больше ни-ни. Особенно когда сам себе дал.
– И как ты им стал?
– Детдомовский я, кумирами стали воры. Нашлись вербовщики, как-то увлекли. Это сейчас я взрослый и на меня бы не подействовало, а тогда молодой был, увлекли романтикой воровской, вот и пошёл по кривой дорожке.
– Значит, честно решил жить? И кем хочешь стать? – всё не отставал Савельев. – Военным?
– Зачем? Я не имею воровской привычки всё добытое спускать за пару дней. Накопил. Внукам хватит.
– Это же ворованные деньги?!
– Для меня заработанные. А честно или нет, уже не важно. Куплю домик на море и буду там жить. Курортниц соблазнять, на парусной лодке ходить.
