— Кая… кая… — лепечет она своим тоненьким голоском.
Но внезапно её голос прерывается. Звук хриплый, будто в горле что-то застряло. Её лицо стремительно краснеет, глаза расширяются. Она хватается за горло, её рот широко распахивается, но звуки больше не выходят. Ни одной гласной!
Я на мгновение застываю, как будто кто-то ударил меня по голове. Что происходит? Ксюня, ты чего? Почему красная?
Но тут же отбрасываю оцепенение и бросаюсь к ней. Ползу изо всех сил, цепляясь за ковролин, толкая руками вперёд своё тело.
Добравшись до Ксюни, я толкаю её плечо, трясу, пытаюсь привести в чувства.
— Кю! — кричу я, но она не реагирует.
Её глаза широко раскрываются от страха, в них плещется немая мольба. Личико застывает, на нём только боль.
Я не поддаюсь панике. В груди всё сжимается, дыхание сбивается. Я терпеть не могу плакать. Это слабость. Но сейчас мне всё равно.
Я открываю рот и кричу. Громко, отчаянно, на всю комнату, на весь этаж. Это не просто крик — это зов подмоги. Мой вопль срабатывает. В комнату врываются взрослые. Их лица белеют, как простыни, пока они бросаются к Ксюне.
Я тяжело дышу, вцепившись пальцами в ковёр, наблюдаю за происходящим. В голове бьётся одна мысль: «Я сделал всё, что мог».
Но я не отвожу взгляда от Ксюни. Она ведь моя суженая. Мы в одной кроватке спим…
Комната наполняется взрослыми, как будто вся усадьба собралась в этом маленьком пространстве. Один из дружинников тут же подхватывает Ксюню и аккуратно кладёт её на стол, обтянутый мягкой тканью. На этом столе нам обычно меняют подгузники. Сейчас же это реанимационная.
Служанка, с выпученными от ужаса глазами, кричит:
— Лекаря сюда! Скорее!
Не проходит и нескольких секунд, как в комнату врывается мама. Её лицо белое, губы плотно сжаты. За ней, тяжело дыша, появляется родовой лекарь. Его круглая физиономия пылает, как переспелый помидор, а живот подпрыгивает с каждым шагом.
— Что случилось⁈ — срывается с его губ, но, увидев Ксюню, он сразу берёт себя в руки и бросается к столу.
Лекарь наклоняется над девочкой, открывает её рот еще шире и быстро осматривает. Его толстые руки двигаются ловко, но лицо становится всё мрачнее.
Я сижу на полу, не отрывая взгляда от происходящего. Стараюсь не шуметь, чтобы не отвлекать взрослых.
Лекарь нахмурился ещё сильнее, прищурился, наклонился ближе, внимательно разглядывая что-то в горле Ксюни.
— Киста! — громко объявляет он, его голос прорезает шум суеты в комнате. — Здесь киста, прямо в горле!
Мама хватается за стол, её лицо искажено страхом.
— Делайте что-нибудь! — кричит она, её голос почти срывается. — Она задыхается!
Лекарь стиснул зубы, его пальцы дрожат, но он быстро берёт себя в руки. Его руки начинают светиться мягким, золотистым светом — магическая энергия наполняет их. Атрибутика Порядка.
Он осторожно кладёт ладони на горло Ксюни, его лицо сосредоточенное.
Ксюня лежит неподвижно, её лицо становится синеватым, хриплый звук едва слышен.
— Я пытаюсь! — выкрикивает лекарь, не отрывая рук. — Но опухль не поддаётся! Мне нужно больше времени!
Ползая по полу, я с беспокойством смотрю на лекаря. Его мерцающие руки трясутся от напряжения, но они ничего не могут сделать. Бессилие. Я вижу это в его взгляде, в его движениях, и это бесит ещё больше. Он-то вылечит Ксюня, но она уже может задохнуться к этому времени. Также и за скальпелем никто не успеет сбегать. А обычные ножницы? В этот крохотный рот они просто не пролезут.
Ксюня… Она всё так же беззвучно открывает рот, её крошечные ручки дёргаются, будто пытаются ухватиться за воздух. Её лицо становится всё безжизненнее, и я чувствую, как адреналин накрывает меня. Что еще они могут сделать? Дырку в гортани? Но неизвестны размеры кисты…
«Киста? — мелькает мысль в голове. — Это же пузырь. С греческого — пузырь. Значит, у неё внутри пузырь. Опухоль в горле. Пузырь…»
Слово, казалось, заполняет мое сознание целиком. Пузырь.
Этот «пузырь» внутри неё, и он не должен там быть.
Я бросаю взгляд на мыльные пузыри, ещё плавающие в воздухе вокруг. Кто здесь Разрушитель пузырей? Конечно, я. Разве не я уничтожил их сотни, тысячи?
Но сейчас… Лекарь пытается спасти Ксюню. Его лицо перекошено от усилий, но у него не получается. Как такое возможно? Исцеление заблокировано? Но когда получится? Её лицо уже почти синее. Время уходит.
Я Разрушитель! Я уничтожил больше пузырей, чем кто-либо ещё! Неужели я отступлю перед этим⁈
Действовать. Надо действовать.
Но как? Она слишком далеко, я не могу до неё дотянуться. Мои руки короткие, мои ноги ещё не ходят. Я просто… грёбаный карапуз!
Моя магия? Она тоже пока бесполезна, радиус слишком мал. Но я Разрушитель, я должен что-то придумать!
Адреналин стучит в моей голове, руки сжимаются в крошечные кулачки. Я смотрю на неё, на её лицо, и чувствую, как внутри поднимается что-то горячее. Это решимость.
Если взрослые не справятся, это сделаю я.
Мой взгляд падает на горло Ксюни. Там пузырь. Красная опухоль перекрывает ей дыхание.
Хел меня дери! Я взорву эту дрянь!
Я делаю глубокий вдох, сосредотачиваюсь и, нарочно пошатнувшись, падаю на пол.
— Кха-кха! — хриплю я, издавая сиплые, прерывистые звуки, как только могу.
Мама тут же оборачивается. Её лицо мгновенно меняется: еще больший ужас расползается по нему, глаза широко распахнуты.
— Мой сыночек! Слава! — кричит она в панике, бросаясь ко мне. — Слава тоже не дышит!
Лекарь, выпрямившись, резко поворачивается в мою сторону.
— Быстро! На стол! — приказывает он, крутя головой.
Мама хватает меня, прижимает к себе и кладёт рядом с Ксюней. Но как только меня укладывают на стол, я сразу переворачиваюсь на живот. Мои руки, хоть и слабые, резко отталкивают её.
— Слава⁈ Что ты делаешь? — мамин голос дрожит от шока, но я не обращаю внимания. Сейчас мне не до женщин.
Рывком я подползаю к Ксюне. Усилие даётся с трудом, каждое движение словно высасывает из меня силы. Мне сразу хочется спать. О, это младенческое тело! Особенно после недавнего обеда.
Но я не могу позволить себе уснуть. Если я закрою глаза сейчас, Ксюни может уже не быть рядом, когда я их открою.
Подползая ближе, я вижу её раскрытый рот и глаза, полные боли. Но глаза игнорирую. Там, в горле, красная опухоль перекрывает весь проход. Это моя цель.
— Бах… — шепчу я, напрягаясь изо всех сил.
Моя воля концентрируется в одном импульсе, и в следующий миг пузырь взрывается.
Нет, «взрыв» — это слишком громкое слово. Скорее, я просто протыкаю его своей силой.
Моя Атрибутика Разрушения делает своё дело, ибо этот пузырь недостоин существовать.
И Ксюня резко вздыхает. Её грудь вздымается, а лицо, ещё мгновение назад синеватое, тут же заливается громким криком. Она снова может дышать.
Поток крови вырывается из её рта, забрызгивая стол. Алые брызни летят во все стороны.
Лекарь в шоке. Кровь окатывает его лицо, но он даже не отходит, просто хлопает глазами.
Служанка вскрикивает, её руки вцепляются в передник.
— Работай, Мефодий! — рычит мама, и, очнувшись, лекарь начинает заживлять рану. Его руки светятся магией, запечатывая края повреждённой ткани.
— Что с Ксюней⁈ — параллельно вопрошает мама.
Я лежу рядом, обессиленный. Мир становится всё более расплывчатым, будто кто-то гасит свет. Я вырубаюсь.
Но прежде чем сознание окончательно покидает меня, я слышу голос толстяка-лекаря:
— Он её спас… Княжич спас девочку.
Глава 3
Проснулся я внезапно. Такое бывает, когда душу терзают дурные сны или кто-то из близких пытается по-тихому подсунуть градусник под подмышку. Я же пришёл в себя, как будто кто-то дал мне команду: «Встать!». Открыв глаза, я понял, проспал два дня.
Нет, это я не почувствовал каким-то мистическим образом — календарь на стене сдал. Красный кружочек, которым служанка отмечала дни, передвинулся на две ячейки.
