Полукровка (СИ) - Горъ Василий

— Для того, чтобы получить доступ к его счетам и ячейке, надо пройти процедуру оформления наследства. А мне, как видишь, пока некогда… — криво усмехнулся я.

— Извини, это профдеформация! — покраснев до корней волос, виновато признался Матвей. — Часть моего сознания постоянно анализирует все, что я вижу или слышу. А когда проблема по-настоящему захватывает, промежуточные результаты размышлений прорываются наружу.

— Значит, в голову ты не только ешь… — буркнул я и подобрался, заметив, что он перешел по ссылке на какой-то новостной сайт и вывесил в центре салона картинку с очень знакомым силуэтом на первом плане.

Пока Власьев смотрел основательно порезанный ролик, демонстрирующий мой побег из дому, и слушал весь тот бред, который шел закадровым текстом, я с интересом ждал реакции. И не разочаровался:

— Как я понимаю, здесь показано то, что выгодно им?

Чтобы не сотрясать воздух впустую, я показал часть оригинала. С момента прыжка из окна и до исчезновения в парке, прилегающем к тридцать шестой школе.

Досмотрев ролик до конца, Матвей задумчиво потер подбородок и крайне осторожно поинтересовался причинами, заставившими меня вытащить тело мамы из дому.

— Нет тела — нет дела… — угрюмо буркнул я. А когда сообразил, что он не понял всей глубины этого изречения, объяснил понятнее: — «Анархия» — весьма высокоорганизованная структура, и в ее составе имеется специальная служба, исправляющая ошибки рядовых исполнителей. А для того, чтобы спрятать следы преступления, совершенного в квартире или отдельно стоящем доме, достаточно устроить случайное самовозгорание бытовой техники или катастрофу грузового флаера, груженого какими-нибудь правильными химическими реактивами…

— Ну да! — подхватил Власьев. — Даже если в квартире есть искин, хранящий архивные данные в облачном хранилище, то хороший хакер уберет их к чертовой матери от силы за полчаса. А тут улица, десятки, если не сотни камер, каждая из которых гарантированно хранит копии информации в архивах Сети! Кстати, а ты не боишься, что «заряженные» врачи могут придраться к химии в твоей крови?

— А не к чему придираться… — не сразу, но все-таки сообразив, к чему он клонит, вздохнул я. — Мое мнимое спокойствие — это результат специфических тренировок. Как решу свои проблемы, так забьюсь в нору поглубже и как-нибудь сорвусь.

Он опустил взгляд, зябко поежился и виновато вздохнул:

— Прости, что с запозданием, но прими мои искренние соболезнования. И… возвращаться домой я не буду — заселюсь в «Северное сияние» и стану ждать звонка. В общем, если вдруг что-то не сложится, звони, не думая!

— Буду иметь в виду! — пообещал я, хотя был уверен, что не позвоню ни за что на свете. Ибо не захочу его подставлять перед скотиной-дедом.

Матвей обрадовался, а через пару секунд вдруг потерялся в собственном комме. До тех пор, пока на горизонте не заполыхало зарево из тысяч воздушных трасс, разноцветных рекламных голограмм и подсветок жилых высоток. Зато в этот момент как-то уж очень резко вернулся в реальность и попросил включить комм.

До вожделенной полуночи оставалось всего ничего, от Елового Бора мы отлетели достаточно далеко, поэтому я выполнил его просьбу. И буквально через мгновение получил запрос на загрузку сразу нескольких файлов. Для того, чтобы получить ответ на напрашивающийся вопрос, хватило выгнутой брови:

— Моя личная айдишка, анонимный почтовый ящик для экстренной связи, закодированное сообщение очень близкому другу, в настоящее время живущему тут, в Радонеже, и коды доступа к моему банковскому счету. Айдишка для того, чтобы ты больше не терялся, с ящиком понятно и так, а друг поможет всем, чем сможет, стоит ему написать или позвонить. Что касается счета… твой проще и отследить, и заблокировать, а любые сторонние манипуляции с моим вызовут крайне негативную реакцию наших СБ-шников. Короче говоря, возникнет нужда — пользуйся, не задумываясь.

— Матвей, тот до— … — начал, было, я, но был перебита на полуслове:

— Ты ведь помнишь, что они обещали со мной сделать после того, как сбили с ног, верно?

Я чуточку поколебался и утвердительно кивнул.

Он невидящим взглядом уставился в пол и несколько секунд пребывал где-то там, в нашем общем прошлом, в котором ухмыляющийся Кастет угрожал сделать его женщиной и слить запись этого процесса в планетарную Сеть.

А потом уставился мне в глаза и горько усмехнулся:

— Для любого аристократа потеря лица в разы хуже смерти. Ну, а такая… позор, который не смыть даже кровью обидчиков. Поэтому за несколько секунд до твоего появления я дал себе слово уйти из жизни сразу после того, как все закончится. А когда определился со способом, между мною и теми уродами вдруг возник ты. Знаешь, саму драку я практически не помню. Зато помню ощущения: парень чуть помладше меня внезапно влип в самого здорового взрослого и тут же исчез. Потом возник вплотную к следующему противнику и снова пропал. А к моменту, когда первый истошно завыл и начал складываться пополам, оказался за спиной третьего. Кроме этих фрагментов, в памяти остался стыд, который жег меня всю дорогу домой: я, дворянин невесть в каком поколении, до того дня считавший вас, мещан, людьми второго сорта, в принципе не способными на Поступок, заранее смирился с будущим поражением, а ты, самый обычный мальчишка с рабочей окраины, не только встал на мою защиту, но и превратил четверку парней намного старше себя в груду изломанных тел! И я заставил себя измениться…

— Результат виден невооруженным глазом! — решив прервать славословия, пошутил я. — Щечки с пузиком канули в Лету, в спальне появилась макивара, а Слово обрело вес даже для старших родичей.

— Так и есть! — на полном серьезе подтвердил он. — И все это — благодаря тебе. Вопросы?

В любой другой день я бы обязательно попытался выяснить, как он жил все эти годы, но боевой режим и боль, в которой корчилась часть души, помнившая о смерти мамы и дяди Калле, напрочь убивали любопытство. И Матвей это почувствовал. Поэтому попытался отвлечь от горьких мыслей описанием своего прошлого:

— Кстати, первые полгода после нашей судьбоносной встречи я каждый божий день ждал твоего звонка или визита. Покидая комнату, обязательно открывал окно настежь и клал на кровать записку, в которой указывал примерное время возвращения; чуть ли не каждые десять минут проверял, не было ли звонка или сообщения; напрочь отказывался куда-то ехать в праздники или выходные. Уперся и в конце декабря, узнав, что дед планирует вывезти всю семью на горнолыжный курорт. И настолько достал его своим упрямством, что вынудил психануть. А когда узнал, что он взял с тебя слово не объявляться без особо важных причин, впал в депрессию…

Да уж, общение с его дедом тет-а-тет напрочь отбило всякое желание когда-либо пересекаться с аристократами — выпытав из меня более-менее подробное описание драки, он захотел узнать, как я собираюсь использовать знакомство с его внуком. При этом верить в то, что таких планов не было, нет и не будет, не получалось от слова «совсем». Поэтому добивался правды то мытьем, то катаньем. Не гнушаясь завуалированных угроз, крайне грязных намеков и попыток подкупить.

Описывать ту беседу у меня не было никакого желания, так что я вежливо выслушал описание «депрессии», отрешенно отметил, что она нисколько не мешала Матвею регулярно ходить на тренировки сотрудников СБ рода, и даже улыбнулся, узнав, что после тех зимних каникул он несколько раз в год заставлял родичей возить его по «местам боевой славы», но так ни разу меня и не нашел. Само собой, не забывал отслеживать и положение флаера. Поэтому, увидев, что кортеж пересек границу Радонежа, прервал ностальгический рассказ и сообщил, что мне надо в центр. А минуты через три озвучил и точный адрес.

В этот момент до Власьева-младшего внезапно дошло, что мы вот-вот расстанемся, и он снова посерьезнел: