Я вопросительно уставился на него.
– Ключ – работающая радиостанция убежища, – объяснил Уфимцев. – Только что проверил и засек несколько рабочих частот. Чтобы выйти из убежища нам достаточно сообщить о себе.
– Но тогда… – начал я.
– Да, – перебил Уфимцев. – Нас могут ликвидировать. И тут напрашивается другой вопрос – чего мы хотим? Сидеть в убежище с чертями или драться на поверхности?
– Думаю, что выйти на верх нам не позволят. Скорее всего постараются зажать в убежище. А тут мы долго не продержимся, – проговорил Мангуст.
– Бредовая идея, подполковник, – покачал я головой. – Это не разгадка. Ключ другой. Уверен в этом.
– Но, – Уфимцев развел руками, – что-то менять уже поздно. Я поймал канал федералов совершенно случайно и, простите, сообщил им наше местоположение.
Никита, который все это время стучал в коридоре кувалдой, притих минуту назад и влетел к нам в комнату с очень довольной рожей и красной пластиковой папкой в руках. Размахивая ей, заявил:
– Я нашел! Это документы прораба, руководившего стройкой тоннеля и нового убежища-лаборатории. Проект «Аполлон»… – он протянул папку Уфимцеву и продолжил: – Самое главное – тут есть упоминание об устройстве запирания дверей!
Я приблизился к подполковнику, нелепо стоящему с папкой в руках и положив руку на плечо, сказал:
– Нелепая вышла ситуация, правда? Даже самые предусмотрительные порой ошибаются…
Записная книжка нашлась среди других документов в сейфе. Сейф скорее всего принадлежал прорабу или начальнику участка, руководившим строительством тоннеля и нового убежища. Старое убежище они использовали как опорный пункт. Стройка началась в нулевом году и продолжалась до две тысячи четвертого. Так же в старом убежище располагались спальные места для строителей. Работы велись круглые сутки. Масштаб был огромным, если учитывать засекреченность объекта. Девяносто девять процентов строителей даже не подозревали где они находятся. Привозили и увозили их раз в месяц. Доставка материалов для стройки так же была засекречена и происходила в три уровня. Сперва строили тоннель, а после – убежище.
– Есть что-нибудь ценное? – спросил Уфимцев, исследуя толстую тетрадь, исписанную кривым почерком.
Я покачал головой:
– Не особо. Прораб был военным. Почерк – я ногой лучше напишу. Трудно читается…
– Такая же хрень, – пожаловался Уфимцев.
Листая записную книжку, я дошел до личного учета косячных строителей. Список набрался солидный. Сорок три человека стабильно получали выговоры. В основном за пьянки и драки. Каким образом они умудрялись провозить на режимный объект алкоголь для меня загадка. Но зная одного товарища алкоголика могу смело сказать – когда хочется выпить они способны и не на такое.
Четыре страницы посвящены пометкам о недоделанных участках тоннеля. Две страницы – пометки о работе мастеров. Среди них так же нашлись раздолбаи. А дальше началось интересное. Личные записи и наблюдения прораба, которого, как выяснилось, зовут Владимир Иванович. Первая запись датируется маем две тысячи первого, двенадцатым числом:
«Первое серьезное ЧП на объекте. Как ответственное лицо я считаю, что это частично моя вина. Сварщик Колобоков постоянно жаловался на психическое расстройство и странные виденья, преследовавшие его. Это началось на его четвертой вахте. Как ярый стахановец он пахал на объекте по два, а то и три, месяца, не вылезая на поверхность. На плохое состояние он жаловался редко. Всего жалоб набралось три или четыре. Притом последняя была за день до ЧП. Колобков никогда не употреблял на работе и даже во время отдыха за ним не было замечено распития алкоголя. Повесился Колобков в туалете. Никакой предсмертной записки не оставил…».
Три другие записи я пропустил и перелистнул страницу:
«Начало июня. Семь человек жалуются на плохое самочувствие. Многие видят то, чего видеть не могут. Проявляют агрессию к друг другу. На объект ввезли роту охраны и распределили по участкам. Количество драк существенно снизилось. А вот количество жалоб увеличилось. Строителям мерещится всякая ересь. Работают три психолога. На просьбу заменить строителей на новых, отдохнувших, вышестоящее начальство никак не отреагировало. Думаю, что постоянное нахождение под землей плохо сказывается на психическом состоянии людей. Психолог подтвердил моё предположение».
Я хмыкнул. Похоже черти делали свое грязное дело уже тогда, еще в начале стройки. Следующая запись идет спустя двое суток предыдущей:
«Сразу три ЧП на объекте. Мясников погиб в тоннеле на двенадцатом километре. Жаловался он несколько раз, но думаю к делу это не имеет отношения. Просто несоблюдение техники безопасности. Мясников случайно попал под колеса идущего с бетоном миксера. Товарищи и водитель утверждают, что он сам бросился под колеса. Только один строитель сказал, что Мясников запнулся о пачку лежащей вдоль стен арматуры. Заливка пола тоннеля продолжается. Другие два ЧП произошли непосредственно на объекте «Аполлон». Захаров упал с третьего уровня на армокаркас. Рыков зачем-то полез в щитовую и получил сильный удар током. Строительство продолжается. Мне хочется уехать с объекта, но этого сделать не дадут».
Я начал бегло листать страницы. Каждый месяц на объекте умирают по три-пять человек. Спустя год после всего прораб начал пить. Самое интересное началось в феврале две тысячи третьего:
«Две недели мой погибший семь лет назад брат не дает мне покоя. Ходит вокруг да около и постоянно зовет. Только алкоголь помогает не свихнуться. Никто не верит моим рассказам. Всем наплевать. Несмотря на происходящее я по-прежнему отлично выполняю возложенные на мои плечи задачи. Неизвестно сколько смогу продержатся…».
Последняя запись прораба датируется четвертым марта:
«Мне надоело это терпеть. Брат ждет. Петлю связал. Скоро допью последнюю бутылку и наконец-то встречусь с братом…».
Я дочитал последнее написанное прорабом сообщение и вручил дневник Уфимцеву.
– Читай…
Уфимцев пробежал записи бегло, но главную суть уловил и сказал:
– А чертики то нехило народу на стройке замучили… Интересно, почему документы не забрали из сейфа?
– Потому что сейф не открывали, – объяснил я. – Он так и стоит с того времени как вздернулся прораб. Думаю, что новый прораб жил в другом помещении. Я бы на его месте сделал именно так. Спокойнее, сам понимаешь.
Уфимцев кивнул:
– Скорее всего все было похоже на твою версию. Но, тем не менее, проект «Аполлон» и тоннель закончены. Много странностей и очень мало документов. Почему убежище-лаборатория с кричащим названием «Аполлон» не функционирует?
Я пожал плечами и ответил:
– Думаю мы еще выясним.
В комнату вошел Мангуст, показав большим пальцем за спину, сказал:
– Седой, там командир «Вымпела» на связь вышел. Тебя просит.
– Пойдем, – сказал мне Уфимцев, наклонив голову в сторону выхода, – пообщаемся с федералами…
Федералы, первыми вышли на наш след и сейчас активно пытаются попасть в убежище. По нашу душу выслали матерых ребят. Отряд «Вымпел» ЦСН ФСБ. Командует отрядом некий Артем Кириенко. Мне он не знаком, а вот Уфимцев знает его довольно неплохо. По его словам – с этим человеком нам биться не стоит. Лучше сразу сдаться…
– В эфире, – сказал подполковник, включив радиостанцию.
– Снова здравствуй, Седой, – отозвался веселый голос с той стороны. – Как настроение? Готовы сдаваться?
– Тёма, ты же понимаешь, – ответил Уфимцев, – я – не дурак! Какой был приказа на нас счет?
– Не могу ответить, – сказал Кириенко. – Закрытая информация. Но ты не бойся, не будете сопротивляться – останетесь живы.
– Дай нам пару часов, – твердо потребовал Уфимцев.
– Да не вопрос. Примерно столько времени нам потребуется чтобы найти ваше убежище и вскрыть его, – Кириенко издал короткий смешок. – Но лучше будет если вы сами выйдете на поверхность и, сложив оружие, сдадитесь. Сам понимаешь, вас там не очень много, а нас целый отряд. Вам еще повезло, что мы прибыли первыми. Поговаривают, что помимо нас за вами охотятся свои и группа матерых наемников. Подполковник, скажи честно – чего такого вы натворили?
