Ознакомительная версия. Доступно 205 страниц из 1021
На Семена Петровича не обижались… Великая вещь привычка. Первое время на мат реагировали болезненно, жаловались чуть не со слезами своему директору, директор говорил с председателем, председатель кричал на бригадира, а бригадир на председателя. И какое-то время бригадир бранных слов не произносил, но потом они прорывались с еще большей силой. Председатель разводил руками: «Ну что я могу сделать? Такой народ. Снять с бригадирства, так это всех подряд снимать придется… Иной раз и сам сорвешься…»
— Бывает, — смущенно кашлял в кулак председатель. — Нету других людей… Я с ним поговорю еще, припугну построже, а уж вы как-нибудь сами с ним, пристыдите что-ли.
Просили колхозного сторожа Игната при случае сказать бригадиру, чтобы не выражался. Думали, старого человека послушается.
Дедушка Игнат искренне удивился: «Кому, Семену? Да ему, сивому мерину, родить легче, чем от мата отвыкнуть. Сызмальства это у него. Без штанов еще ходил, а уже матерные слова знал.
После этого на Семена Петровича махнули рукой и старались не обращать внимания, но и ему, видно, на пользу пошел разговор с председателем. Материться совсем он не перестал, но заметно было, что сдерживается.
— Пошли, девчата, доделаем что ли, — встала Света Новикова.
— Дай отдохнуть — то! — взмолилась Таня Савина.
— Девоньки, засидимся, хуже… А то, до зимы здесь будем торчать?
— Домой хочется, — жалобно сказал кто-то.
— Хватит ныть, пошли…
Когда мы пришли с поля, дед Савелий сидел с Караваевым на лавке за столом. Перед ними стояла бутылка водки.
Увидев квартирантов, дед Савелий засуетился и намеревался привстать, но Караваев придавил его к скамейке и с усмешкой сказал:
— Не мельтеши. Чай, в своем доме, не в гостях.
И в нашу сторону добавил:
— Места всем хватит, вона лавка какая, во всю стенку.
— Много наворочали-то?! — спросил дед Савелий.
— Много не много, а спины болят, — не стал притворяться Алексей Струков. Алексей учился на третьем курсе и получал Ленинскую стипендию.
— А девки?
— А что девки? Работают.
— Да где там! Маломощные. Известно, город. Наши-то бабы пожилистей будут, — поддержал Караваев.
В дверь постучались и в избу вошли Света Новикова и Таня Савина.
— Мальчики, приходите сегодня к нам вечером, а то девчонки что-то заскучали, — сказала Света Новикова.
— Домой просятся, — добавила Таня.
— Как же это ты, дочка, рожать будешь, экая тощая какая, — пожалел Таню Караваев, по-своему оценивая ее изящную фигурку.
Таня покраснела и растерянно посмотрела на подругу.
— Как все рожают, так и она родит. Другого способа не придумали, — без стеснения ответил Юрка, второкурсник с внешностью киногероя, тот, которому не понравилось, что я воспринял известие о колхозе без эмоций.
— Ишь, как все, — засомневался Караваев.
— Она двойню родит. Правда, Танечка? — засмеялась Света Новикова.
— Веселый народ, пошли вам Бог женихов хороших, — пожелал дед Савелий.
— Да хоть каких-нибудь бы послал, — живо откликнулась Света. — У вас вот нет, разбежались все.
— Что правда, то правда, — сказал Караваев. — Молодежь вся в город норовит, не хочет на земле хозяйствовать.
— И то, одни мальцы сопливые остались, — поддержал дед Савелий.
— А туда же, не моги и слова поперек сказать, он тебе и комбайнер, и тракторист. По нонешним временам — фигура.
— Фигура, да дура, — перебил Караваев. — Водку жрать научились, а мужик кроме этого никакой. Прошлый раз Васька Коршунов просит: «Дядь Иван, дай трояк до завтра». А в гости зайдешь, у бабы рубль просит, чтобы бутылку купить. Мужик, ядри твою в корень!
— А вот гляди у меня! — Караваев вытащил из бокового кармана пиджака пачку замусоленных десяток.
Видал? То-то! Приди ты, к примеру, ко мне — напою и накормлю.
— Так оно так, — поддакнул дед Савелий. — Дочка — вот тоже с зятем. Не батьке помочь, а с батьки. А у меня уж ноги не ходят хозяйствовать… Сад пропадает. Картошку насилу выкопал, дай бог тебе здоровья, Иван, помог. А то: картошки дай, мясца дай, а приехать, вишь, занятые.
— Картошки, мясца! — передразнил Караваев. — А тыщу не хошь? Мой Колька прикатил летом: «Тыщу дай, мотоцикл Ковровец хочу купить».
Он вдруг по-собачьи ощерился:
— Накось, выкуси! Десять не хошь? Заработай, гад ты этакий!.. Так ты знаешь, что он сказал? Я, говорит, когда-нибудь придушу тебя, батя. Ты понял, нет? За тыщу, батьку родного!
Караваев разнервничался, руки дрожали и дергалось веко.
— Родителей не почитают, старых не признают. Куды — ы! Слова не скажи поперек. Щас — в морду, а то ножиком норовит, — пожаловался дед Савелий.
— Во-во! Осатанели совсем. Я, говорит, дед, пашу, на мне колхоз держится, — передразнил кого-то Караваев.
— Это пока в Армию пойдет. А там, прощай колхоз, — заметил дед Савелий. — Так что, девоньки, женихов в городе ищите. Нашенские-то ненадежные теперь.
— Так ваши-то, которые ненадежные, у нас в городе все, — заметила Таня, а Света Новикова добавила:
— Разбирайтесь теперь, какие ваши, какие наши. Одинаково водку пьют.
— За кого ж замуж выходить будете? — поинтересовался дед Савелий.
— Что ж, совсем трезвых что-ли не осталось? — обиделся за ребят Слава Сорокин, третьекурсник с французского отделения.
— Верно, хороших-то больше. Это пьяницы нам только чаще примечаются, потому как, хороший — дело обыкновенное, а пьяница — вроде бельмо на глазу, — утешил девушек дед Савелий…
Девушек пригласили к столу, но они застеснялись и поспешили уйти, выдав истинную причину своего прихода. Вчера приходили «женихи» из местных, орали частушки под окном, ругались матом, грохали кулаками в дверь и звали на «матаню».
Мы поужинали, потеснив к краю стола хозяина с его приятелем, и стали собираться в клуб, где разместились наши девушки, а Савелий и Караваев все еще сидели за столом, злобствовали непонятно на что и попутно ругали за нерадивость председателя: скотина, мол, в коровнике по колено в навозной жиже, а техника сплошь и рядом под открытым небом. И мы долго еще слышали задиристый тенорок деда Савелия и недовольный рык Караваева.
Клуб не отапливался, и девушки мерзли. Спали вповалку на соломе.
Не успели мы войти и завести «светский» разговор, рассевшись по лавкам вдоль стены, как заявились «женихи». Вокруг старших, как это водится, терлась мелюзга. Старшие — в шляпах, один даже в темных очках, несмотря на сумерки. Он, перегнувшись от тяжести на одну сторону, держал детекторный приемник, через динамик которого со скрипом и скрежетом пробивалась какая-то песня. Выглядели «женихи», прямо сказать, не «комильфо» и, конечно же, девушки не принимали их всерьез. Но когда они облепили окна и потребовали: «Девки, выходи на танцы!», стало не до смеха.
А тут еще Алинку Сомову черти за язык дернули. Она подскочила к окну и крикнула:
— Сначала умойтесь, хухрики!
И тут же пожалела. «Женихи» начали ломиться в дверь, колотить палками по рамам. Слава Сорокин, Алексей Струков, Юрка Богданов и я вышли на крыльцо. Струков попытался образумить ребят, но слова на них не действовали. Деревенские видели, что их побаиваются, и еще больше наглели: улюлюкали, свистели, а малышня подстрекательски крутилась у ног.
Неожиданно один из деревенских, невысокий худощавый с лихо сдвинутой набок кепочкой, из-под которой торчал рыжий чуб, вынул финку и пошел на нас. Слава замолчал на полуслове, все напряглись; притихли и деревенские. Когда я поймал взгляд рыжего, меня вдруг словно что-то подтолкнуло ему навстречу. Я не отводил своего взгляда от его глаз, бессознательно мысленно приказывая отдать мне нож. И рыжий, будто споткнулся обо что-то, встал как вкопанный, серые глаза его потухли, а выражение лица изменилось на покорно безразличное, и он протянул мне нож, который я спокойно взял. Похоже, что ни наши, ни деревенские ничего не поняли. Наши молчали, а деревенские с удивлением смотрели на своего товарища.
Ознакомительная версия. Доступно 205 страниц из 1021
