Ему было двадцать три года. Для рядового человека это ещё не возраст для великих свершений, но Роман Мурин, шестой сын графа Мурина, привык, что к нему относятся иначе. Он провел ладонью по жесткой ткани плаща, украшенного доспехами, и ощутил знакомое волнение — вспышка надежд, которые он лелеял чуть ли не с детства. Его отец держал семью в постоянной боевой готовности, тайно готовя Род Муриных к грядущей войне. На троне сейчас сидел правитель, который правил лишь благодаря влиятельной поддержке семьи Распутиных.
«Наконец-то и мне выпала одна из важнейших задач, — думал Роман. — Ничего удивительного, ведь я уже не раз доказывал, на что способен». Он огляделся: люди из его отряда быстро высаживались из машин и перегруппировывались, выставляя оборудование и проверяя оружие. Где-то сбоку, вглядываясь в мрачный горизонт, переговаривались два капитана.
— Как думаешь, у Распутиных хоть кто-то зашевелится раньше времени? — вполголоса спросил один.
— Очень надеюсь, что нет, — ответил другой с усмешкой. — Тогда у нас будет больше поводов похвастаться, что сделали всё тихо и быстро.
Роман, слушая их краем уха, смотрел на деревню Медная. С первого взгляда может показаться: зачем столь знаменитому Роду ввязываться в дела глухой деревушки? Но Медная целиком принадлежала Распутиным и на её территории работали важнейшие химические производства — такие, что уже изрядно мешали всей семейной династии Муриных. У Муриных имелся похожий спектр бизнеса, но товары Распутиных почему-то были в приоритете на рынке, и от этого Роман только сильнее сжимал кулаки.
Артефактный купол, растянутый над их позициями, скрывал отряд и не позволял радарам засечь воинов Муриных. Роман предвкушал начало операции. Этот день вся семья ждала слишком долго — особенно сам глава Рода.
«Хм, такое ощущение, что отец прямо собирается включить фейерверки и объявить: „А вот и мы!“» — мелькнула у Романа мысль, и он невольно хмыкнул.
С юных лет его обучали стратегии: он штудировал карты расстановки сил противника, разбирался в повадках командиров Распутиных, изучал их слабости, постигал тайны подрывных операций. Отец Романа был опытнейшим тактиком-охотником: он предпочитал долго выжидать и бить в самый уязвимый момент.
— Граф, мы готовы! — кто-то из ближайших офицеров отвлек его от мыслей, и Роман кивнул.
— Отлично. Пусть бойцы не расслабляются и держат ухо востро.
Глава Рода Муриных, ещё когда родился Виктор, старший брат Романа, начал тайно копить силушки. Цель была одна: свергнуть Императора и взять власть в свои руки. Причём планировалось провернуть это быстро и молниеносно, чтобы крупные Рода, вроде тех же Распутиных, не успели вмешаться. Но планы слегка изменились. Теперь Мурины решили сначала ударить по опоре трона — по Распутиным. И убрав этот «тыл», потом взять верховную власть будет куда проще.
«Дьявольски удобно, — думал Роман, любуясь мерцающим куполом. — Сначала лишить Императора поддержки и прибрать к рукам все богатства Распутиных. Всё будет нашим. А там уже только ленивый не догадается, кто настоящий хозяин ситуации».
Он вспомнил, сколько лет они собирали по крупицам сведения о складах, маршрутах патрулей, о не самых верных союзниках Распутиных, идеально подходящих для вербовки. Скольких инженеров, наемников, магов Мурины переманили к себе… Так и выстроился этот грандиозный план, способный обрушить систему.
— Эй, боец! — крикнул Роман одному из своих людей. — Передай остальным, что мы скоро начнем. И, пожалуйста, на всякий случай приготовь мне горячий кофе. Чувствую, нам сегодня не до сна.
— Слушаюсь, господин! — отозвался воин, стараясь не улыбаться.
Легкая насмешка скользнула по губам самого Романа. Это не просто сражение — для него это, черт побери, настоящее триумфальное выступление. Рано, правда, еще ликовать, ведь впереди вся операция. Но юный граф знал, что обратного пути нет. Даже ветер, раскачивающий его плащ, будто нашептывал: «Время пришло».
* * *
— Здравствуйте, я к Грише. Правда, забыл ему позвонить заранее, но надеюсь, он всегда рад меня видеть, — я, засунув руки в карманы толстовки, стоял на пороге и пытался выглядеть непринуждённо.
— Граф Добрынин, приветствую, — камердинер Распутиных учтиво мне поклонился. — Мы уж подумали, вы за своей сестрой приехали… — спросил он с натянутой улыбкой.
— «Мы» — это кто именно?
— А… Ну, все, кто был в доме и выглядывал в окно. Увидели, как вы идёте по двору, и решили, что приехали за сестрой, — он явно нервничал, у него дёргалось правое веко.
— Нет, в этот раз я к другу зашёл. Поговорить хочу лично. С сестрой у меня и так всё нормально, мы регулярно созваниваемся. Тут она в порядке, надеюсь? Хорошо себя ведёт?
— Оу… Да-да, конечно, всё отлично, — теперь у него и второе веко предательски задёргалось. — То есть вы не за ней?
— Точно нет, — я улыбнулся. — Так что вы можете сказать про Григория?
— Его перевезли в санаторий на Сосновой. Там условия для реабилитации лучше, быстрее поправится, — сообщил камердинер. Я знал об этом месте, хотя там ещё не бывал, только слышал, что оно тоже принадлежит семье Распутиных.
— Спасибо за информацию, — махнул я рукой ему на прощание и двинулся к своей машине.
Услышал за спиной его грустный шёпот: «За что нам всё это? Когда уже это закончится?» О чём это он? О войне, наверное. Но раз уж война только началась, то придётся всем потерпеть.
Сидя потом в километровых пробках и потягивая сок, я добрался до санатория примерно часа через два. И окончательно там убедился в простой истине: случайностей не бывает. Думал, что просто проведаю друга и погляжу, как он там восстанавливается, а в итоге снова окунулся в атмосферу войны. В общем, сюрпризов никаких.
— Здорово, как ты? — спросил я, усаживаясь на стул рядом с Гришиной койкой.
Гриша в этот момент ел йогурт и выглядел при этом донельзя скучающим.
— Да я просто чертовски счастлив, разве не видно? — с сарказмом огрызнулся он и бросил ложку в стаканчик. — До сих пор ощущаю слабость и разбитость во всём теле. Если это «восстановление» затянется ещё хоть на пару дней, я точно по стенам начну бегать. Меня запихнули сюда, в эти дебри, чуть ли не под тройное кольцо гвардии. Ни тебе клубов, ни тусовок, ни горячих девчонок, даже никаких сражений — одним словом, заняться вообще нечем.
— Зато живой остался. И, как лекарь, поправишься, думаю, гораздо быстрее, чем обычно это бывает. Лично я верю, что ты скоро будешь носиться, как вечно, а то, глядишь, станешь занудой от скуки. А с занудами, сам понимаешь, дружить так себе удовольствие, — я подтолкнул к нему ногой пакет с фруктами.
— Лучше бы выпить принёс, — Гриша фыркнул недовольно.
— Я принёс свежевыжатый сок, — возразил я. — Там ещё есть мясо и овощи на пару.
— Ну и друг ты после этого. Даже сигар не захватил, — Гриша смерил меня укоризненным взглядом.
— Я вообще рассчитывал, что ты обрадуешься моему появлению безо всяких подношений. Мы же друзья, — я ухмыльнулся и тоже открыл себе сок.
— Извини, соскучиться по тебе я не успел: ты постоянно крутишься рядом, да ещё и со своими глупыми шутейками, — он закатил глаза.
— Ну вот зря ты так. Я ведь волнуюсь за тебя, брат: ночами не сплю, думаю, как там мой бедный друг, — я изобразил на лице самое трогательное сочувствие.
— Ой, рассказывай. Прям не спишь, да? Я же тебе ночью звонил обсудить футбольный матч с бразильцами, а ты мне заявляешь: «Меня нет дома, перезвоните позже!» — рассказывает он возмущённо.
— Да это автоответчик был, — я развёл руками.
— Автоответчик, который ещё и чихает в трубку? Ну-ну! — Гриша явно не поверил ни единому слову.
— Мне лень было заново записывать голосовое приветствие. Да и ты ведь под надёжной охраной, какой смысл мне тревожиться? Я был уверен, что ты не в опасности.
И ровно в тот момент, как я это произнёс, в санатории завыла сирена боевой тревоги, и повсюду замигали красные сигнальные огни.
