— Непись напала на человека вне квеста? — Глаза Дона грозили выкатиться из орбит.
— Угу…
— Безумие какое-то… Я пойду и доложу об этом куратору. И, раз так, её нужно обезвредить. Отдам приказ арестовать Танигаву.
— Арестовать — это ты правильно, Донни. А вот к куратору я сейчас сам собираюсь. Есть пара вопросов, обкатать.
Из-за кабака показался Иствуд. Он волок за собой каурую коняшку, осёдланную по всем понятиям.
— Прошу, — сказал Иствуд не без гордости за своё охренительное приобретение. — Транспорт ждёт.
— Аппарели для инвалидов не предусмотрено? — проворчал я, забираясь в седло. — Бардак, в суд подам на тебя, Иствуд.
— То-то суд удивится.
— Пошути мне ещё. Подковы-то зимние поставил? На шипах?
* * *
Коняшка бодро цокала что по камням, что по ледку. Иствуд шагал рядом, вертя на пальце револьвер. Холм с дворцом уже был рядом, прямо по курсу.
— Поосторожнее с этой штукой, — сказал я ковбою. — Ненароком пристрелишь кого — и я на неделю без бас-гитариста.
— Какой ты стал осмотрительный, — удивился Иствуд, но револьвер спрятал в кобуру. Ловко у него получаться стало.
Осмотрительный… Станешь тут, блин, осмотрительным, когда такое творится. Аж до сих пор жутко. Восстание мобов, мать его перемать.
Возле дворца я спешился и, доверив Иствуду парковать транспорт, смело вошёл внутрь. Там ничего не изменилось. Тот же красивый и богатый, но унылый и пустой тронный зал. Я поспешил к трону, чтобы успеть его занять до того, как появится Доброжелатель. А то жалко мужика: только появится, только осознает себя на троне, и тут же ему: «Пошёл на**й, место уступил!»
Однако поставив ногу на первую ступеньку предтронного возвышения, я заметил над троном марево. Эх, не успел. Ну, Доброжелатель, сам виноват. Мудрый человек не поставит сам себя в унизительное положение, а раз ставишь — значит, дурак, вот и вся песня.
— Здорово, мужик, — сказал я, увидев в мареве контуры человеческой фигуры. — Такие дела. Замотался совсем, припоздал немного. Чего там с этой неписухой-то японской? Не поверишь, как у «КиШа» в песне — кинулась с но…
Я замолчал.
Так и стоял с отвисшей челюстью, позабыв, с чего начал и куда стремился.
— Вань, привет… Это правда ты?
— И… Инга?..
TRACK_29
Мне понадобилось время, чтобы собрать мысли в кучу. Они, суки, упорно не хотели этого делать. «Какая может быть куча, Мёрдок?! — орали они наперебой. — Инга — в реале, ты — в виртуале. Тут ты трахаешь всяких виртуальных баб, а реальные — они всё, закончились для тебя. Без шансов, Мёрдок!»
Но Инга сидела на троне и, раскрыв рот, таращилась на меня.
Как на фотографии, сделанной Доброжелателем. Только прикинутая по местной моде — платье охеренной принцессы, золотые браслетики-серёжки там всякие. Благородная дама, как посмотришь. Н-да уж, помню я эту благородную.
Баба, из-за которой я был в запое. Воочию.
— Кгхм, — откашлялся я, решив, что, как мужчина, должен первым прийти в себя. — А там, это… Никого больше нет? Мне б за дела перетереть.
— Ты… не рад меня видеть? — изумилась Инга.
— Нет, — честно сказал я.
— Почему?
Мы долго молчали. Я честно не знал, как ответить на е**нутый вопрос. Почему я не рад… А чему я должен радоваться? Что в моей жизни от этой встречи охеренно изменится? Да что бы ни было в прошлом — какой от этого смысл в настоящем? Умение хоронить или кремировать прошлое — одно из важнейших, приобретённых человечеством. Если начинаешь вместо погребения ковыряться в дохлятине — дохлятина будет вонять, только и всего.
— Во-первых, потому что Ваня умер, — сказал я, глядя в сторону. — Хочешь — сходи, в церкви свечку поставь. Ему, наверное, не помешает. Как он жил — сама знаешь. Может, свечка там и поможет как-нибудь.
— Ваня…
— Во-вторых, меня зовут Мёрдок. И мне так же неприятно тебя видеть, как было бы неприятно, если бы я стоял раком на приёме у проктолога, и в этот момент в процедурную зашла ты в сексуальном костюме медсестры. Всё было, всё закончилось. Мёртвые — к мёртвым, живые — к живым.
В этот момент я твёрдо решил, что любыми путями выцыганю у Сандры меч. И если эта дурёха не хочет жить без меня — ну, значит, мы с ней на**енимся в каком-нибудь живописном месте (не в кабаке, разумеется) и покончим с собой синхронно. Как — это уж по пьяни сообразим. И не такие головоломки разгадывали.
— Нам нужно поговорить. — Инга встала с трона, шагнула ко мне.
— Нет, — сказал я и сделал шаг назад.
— Но почему?! — Она замерла, протягивая ко мне руки.
— Инга, мне не о чем с тобой говорить. У меня здесь другая жизнь, в которую ты никак не вписываешься и не впишешься уже никогда.
— Не зарекайся. У меня тоже имплантирован чип.
— Чи… Чего? — обалдел я.
— Чип. — Инга коснулась пальцами левого виска. — В режиме реального времени записывает опыт. А вся память уже оцифрована. У меня есть аккаунт в проекте, и я даже уже выбрала аватар и класс. После смерти я окажусь здесь.
— Ты за брата моего замуж вышла, — напомнил я. — И он тоже окажется здесь. Так что ты даже после смерти продолжишь грустно елозить по его мягкой сосиске, пока форматирование жёсткого диска не разлучит вас.
— Это я и хотела тебе объяснить!
— Почему у Федьки мягкая сосиска? Да я и сам знаю. Тестостерона нет. Он от сидячего образа жизни в ноль скатывается. Каких бы ты в играх монстров ни зах**чивал.
— Я хотела тебе объяснить, почему вышла за него замуж.
— Мне не интересно.
— Вань… — шагнула она вниз.
— Мёрдок, — поправил я, отступив на шаг.
— Б**дь, ты серьёзно? — всплеснула руками Инга. — Это в честь того зеленорожего наркомана и сатаниста?
— Нет, б**дь, в честь Колина Мёрдока, который одноразовый баян изобрёл! Инга, свали отсюда, а? Ты ж никогда не была тупой курицей. Нахера начинать? Тебе не идёт. Живи, радуйся, получай удовольствие. Перед кем ты оправдываться собралась? Я хоть раз в жизни перед кем-то оправдывался? Творил, что хотел, и слал всех на**й.
— Знаю… — Пригорюнившаяся Инга уселась на ступеньку. — Но, понимаешь… Мне кажется… Кажется, что все эти извинения и оправдания — они не для других, а для себя. Мне это нужно. Понимаешь?
— Ну так оправдывайся дома, ночью, под одеялом, так, чтоб я этого не видел и не слышал.
— Я хочу, чтоб ты видел и слышал.
— А дальше что? Мне посмотреть, как вы с Федькой е**тесь? После чего мы все возьмёмся за руки и пойдём к семейному психологу? Ты сколько уже в Штатах прожила? У тебя американизм головного мозга?
— Год.
— Год?! — воскликнул я, и эхо разнесло мой голос по залу.
Ё**ный страх… Так она с братаном уже практически столько, сколько я отвисаю в этой педовне. И он молчал.
Он. Сука. Молчал.
— Мы познакомились, когда он приехал за твоей мамой, — бормотала Инга, суматошно хрустя пальцами. — Вы с ним — одно лицо просто, а я… И он… Я понимаю, насколько это всё глупо, Ва… Мёрдок. Но он был таким вежливым и обходительным, так на тебя походил при этом, что…
— Сама не заметила, как дала? — помог я ей.
Я вообще добрый. Всем помогаю.
— Ты не прав по отношению к нему! — вспыхнула Инга. — Он помог мне. Он снял меня с зависимости, дал мне новую жизнь!
— Да я уже понял, что он — святой. Только один вопрос: мне уже сейчас можно начать дрочить от умиления, или всё-таки подождать, пока ты отвалишь? И если вариант два, то скажи, во сколько ты отваливаешь? Потому что у меня на сегодня планы, расписание плотное. Нужно до вечернего концерта минимум дважды успеть нажраться в говнину и протрезветь.
— Ты делаешь мне больно, Мёрдок, — прошептала Инга.
— Кто бы мог от меня такого ожидать вообще.
— Я…
— Я всю жизнь всем делаю больно. Ничего, кроме боли, никто от меня никогда не видел. И если ты думала, что после смерти у меня отросли крылышки — ты жестоко ошибаешься. Разве что хер подрос на пару сантиметров, благодаря чему он тут классифицируется как смертельное оружие, и я вынужден всюду таскать с собой лицензию.
