— Хайль Гитлер! — проорала толпа и ответила тем же жестом.
Питерец отдал Скворцову микрофон, плюхнулся в бассейн и занял место в строю.
— Спасибо! — сказал Скворцов. — А теперь слово нашему гостю из Кенигсберга!
— Дети Молний! Привет всем из Восточной Пруссии! — начал говорить оратор. — Мы наладили сбыт через литовцев всего, что нужно партнерам. Коллега мой был вхож в Вильнюсе к уважаемым людям, инкогнито, с другим паспортом. И тут его запалили!
— Запалили! — сочувственно ахнула толпа.
— И кто запалил? Муж и жена. Чинуши местные. Тоже свои гешефтики имели. Но разве мы им мешали? Раз они были в теме, пусть бы и осваивали себе дальше. У них своя свадьба, у нас своя. Так вот, насчет свадьбы. Он у них был приглашенным. Язык развязался, то, сё, сболтнул на камеру, кто он и откуда. А они взяли, да и выкинули, не глядя, всё это в сеть. Литовцы выловили — и подняли ненужный шум. Палево!
— Па-а-алево! — откликнулась толпа.
— А значит, надо отвечать! Цап-царап — и в Первопрестольную, в Лефортово!
— В Лефо-о-ортово!
— Обвинение!
— Обвине-е-ение!
— В госизмене!
— В госизме-е-ене!
— Ибо нефиг! Серьезным людям палить канал! Нефиг!
— Не-е-ефиг!
— Мы здесь власть! — крикнул гость из эксклава.
— Мы здесь власть! Мы здесь власть! — подхватили соратники и соратницы.
— Хайль Гитлер!
— Хайль Гитлер!
Гость отдал микрофон Скворцову. После этого он точно так же прыгнул в воду.
— Дети Молний! Екатеринбург приветствует вас! Хайль Гитлер! — начал говорить новый оратор.
— Хайль Гитлер! — отозвалась толпа.
— В нашей скромной уральской кормушке есть сеть фитнес-клубов. Но был у нас недобитый конкурент!
— Конкуре-е-ент! — с негодованием откликнулись соратники и соратницы.
— А значит, надо его поглотить!
— Поглоти-и-ить!
— Но он не захотел!
— Не захоте-е-ел?! — удивленно протянула толпа.
— Хозяин был в определенных раскладах, и его лично трогать не стали. Но взяли в оборот тренера, который был рекламным лицом клуба. Малолетняя дочь одного из наших директоров зашла туда, присела на диванчик, когда тренер заполнял журнал, посидела полчасика и ушла. И потом сразу обвинение!
— Обвине-е-ение!
— В педофилии!
— В педофилии-и-и!
— Что он к ней приставал!
— Пристава-а-ал! — возмущенно ахнула толпа.
— Но, оказалось, камера всё писала — что он до нее даже не дотрагивался! Облом!
— Обло-о-ом! — разочарованно протянули присутствующие.
— Но раз надо — значит, надо! И обвинение переделали! Что он при ней под столом ... ! — оратор проиллюстрировал это на самом себе, уделив процессу пару секунд.
— ... ! — повторила нараспев толпа, налегая на последний слог.
— Несмотря на то, что и этого не было на записи, но хоть что-то! Не отпускать же! И не признавать, что наши следаки дела на пустом месте шьют! И наш бизнес-интерес неоспорим! Поэтому, несмотря на всероссийский скандал и огласку, обратного хода делу не дали! И, несмотря ни на что, осудили!
— Осуди-и-или! — просмаковала толпа.
— Потому что надо стране преподать урок — если нам, ее владельцам, нужно, то мы раздавим любого, на глазах у всех, силой власти, силой закона, нашего закона! Даже если никаких улик нет! И никакая огласка не спасет! Надо будет — сотрем! В порошок!
— В порошо-о-ок! — повторили «Дети Молний».
— Мы — сила! — заорал Скворцов, снова завладев микрофоном. — Это наша земля! Мы никому ее не отдадим! Это наша корова, и мы ее доим! Правильно?!
— Да-а-а-а-а! — протяжно заорала толпа.
— Хайль Гитлер!
— Хайль Гитлер!
— Перетерли — а теперь расслабляемся! А-ква-ди-ско-те-ка! — с расстановкой произнес Скворцов и слегка поприседал, дрыгая обеими руками. — Разойтись!
Загремела музыка, засверкало светосопровождение. Четкий строй мгновенно распался. Все лоли поспешно подплыли к мужчинам — и начались танцы в воде.
Углич, 14 июля 2020 года
На недавно освободившееся место пришел новый «сиделец».
— Геннадий. Можно просто Гена, — представился новенький.
— Иван. Можно просто Ваня, — сказал Смирнов, пожимая руку.
Сразу видно, что человек приличный, интеллигентный. И, скорее всего, как и многих, его просто «подставили».
— Денис, — сказал Дашкевич.
— За что осудили?
— Организация финансирования терроризма. Тринадцать лет.
Иван с недоумением посмотрел на Игнатенко, но ничего не стал уточнять. Первое правило тут — захочет человек, расскажет сам. Нет — значит, нет.
— Я за убийство, грохнул бандита, убившего мою дочь, — объяснил Дашкевич. — Тоже тринадцать дали.
— А я политзаключенный, осудили за госизмену. То есть за то, что запалил агента спецслужб в одной коммунистической организации, — сказал Смирнов. — Пятнадцать лет. Сначала шестнадцать дали, апелляция год скинула. Потом надзор и в ЕСПЧ.
— В коммунистической? — недоверчиво хмыкнул Геннадий. — Ты коммунист?
— Да. Хоть и не состоял нигде, только дружил с разными организациями.
— Коммунизм же — это прошлое, — произнес Игнатенко.
— Нет, его никогда и не было, — возразил Иван. — Его только предстоит достичь.
— Ну, не знаю... Это утопия, — сказал Игнатенко. — Я сам за то, чтобы был союз — Россия, Украина, Белоруссия. Русские — триединый искусственно разделенный народ. Мои покойные родители выросли в Одессе. Двоюродного брата укропы убили второго мая в Доме Профсоюзов. Русских гнобят везде. Надо, чтобы империя возродилась, и чтобы все с ней считались. СССР 2.0, если угодно, только без чуждого России марксизма. Сталина я уважаю, передвинул наши рубежи на запад, построил сверхдержаву.
Ну и каша в голове, подумал Иван. Впрочем, достаточно стандартная. Такое распространено широко. Хорошо, что хотя бы ищущий. Однозначно приличный человек, повезло на сей раз с соседом. Тот, который вчера откинулся, совсем приземленный и малоприятный субъект был — по пьяни зарезал жену еще в двухтысячных. Причем уже вторую по счету. Первую точно так же — в девяностых. Видимо, скоро вернется.
— Кто ты по профессии? — поинтересовался Дашкевич.
— Инженер-испытатель. Окончил МАИ, в оборонке работал до ареста.
— Я тоже инженер, — сказал Иван. — По первой специальности. Системотехник. То есть по системам автоматического управления. Ну и еще — кандидат философских наук, историк, юрист, экономист.
— Ничего себе... Энциклопедист. Как удалось-то?
— Не знаю, как отнесешься к этому, но я по жизни постоянно не работал нигде, разве что статьи писал. Две квартиры в Москве сдавал, от покойных родителей остались, сам жил то тут, то там, в пригороде. Средства вкладывал в самосовершенствование. За почти двадцать лет все эти дипломы потихоньку и приобрёл. Как говорил один мой вузовский преподаватель, всё можно отнять у человека, но только не его знания.
— Не, что, нормально, — оценил Игнатенко. — Если есть возможность, то это правильный выбор. По любому лучше, чем просто прожигать жизнь. Семья есть?
— Жена была, но мы однажды поняли, что совершенно чужие друг другу. Развелись, посватался к ней инженер-коммунальщик из Питера. Туда они с дочкой и переехали. Иногда удается общаться, созваниваться. Правда, очень редко — бывшая жена всячески препятствует. Она терпеть не могла мое увлечение общественной деятельностью, была зациклена исключительно на семье, а о том, что вокруг происходит, знать не желала... Так что, можно сказать, я один живу.
— Моя после всего этого... после того, как нашу Настю подло убили... в Минск уехала, сейчас там... Подробности как-нибудь позже, — сказал Денис.
Москва, 24 июля 2020 года
Вечером в дверь позвонили. Вакарчук пошел открывать.
Это заявился Ефим Мячиков, начальник из мэрии, его оппонент по тому злосчастному пари двухлетней давности. Пришел подводить итоги спора.
