И то что я увидел буквально влюбило меня в зимнюю формулу один, как назовут бобслей в будущем.
Наблюдать как боб Кипурса и Козлова буквально летит по ледяному желобу было фантастически круто. Графика трансляции была в зачаточном состоянии, но всё равно, на мониторах скорость фиксировалась. И на отдлельных учатсках она составляла больше ста километров в час.
А уж как пилот боба, Янис Кипрус, вел свой снаряд по трассе! Вот уж мастер так мастер!
Он не оставил ни единого шанса признанным фаворитам из ГДР, дуэту рулевого Вольфганга Хоппе и разгоняющего Богдана Музиоля. По меркам бобслея Кипрус и Козлов привезли восточным немцам целую трамвайную остановку, более половины секунды.
Радость величайшего спортсмена в истории Латвии и его разгоняющего была непередаваемой. Взрослые, состоявшиеся мужчины и спортсмены превратились в маленьких детей. куда только делась наша советская сдержанность!
Их, как и всю команду, а на этот успех работало очень много народу, охватил чистый восторг и счастьеЮ которое было неподдельным.
Мне с Ларионовым и Бякиным тоже досталось немного этих эмоций. Три хоккеиста советской сборной прыгали от радости и обнимались наравне со всеми.
Думаю что канадским и нашим, советским фотокорреспондентам, удалось сделать много отличных кадров, на которых засветилась и моя довольная физиономия.
Ну а когда камеры были убраны дело дошло и до горячительного. Хоть у Яниса и Владимира впереди были еще и соревнования четверок, но ребята, как и их команда не отказали себе в удовольствии выпить.
И не шампанского а канадского виски Canadian Club. Я тоже поддался общей эйфории и выпил пару шотов, вернее стопок, я же советский спортсмен а не завсегдатай бара в Калгари. Но не больше, режим никто не отменял.
* * *
Про своё обещание Катарине Витт я помнил.
И не собирался его нарушать.
Конечно, у меня были, чего греха таить, вполне определенные планы на эту красавицу немку, тем более что атмосфера в олимпийской деревне была соответствующая. До того чтобы горстями раздавать индивидуальные средства защиты спортсменам организаторы еще не дошли, но всё равно.
Атмосфера большого праздника для всех нас витала в воздухе.
Ведь, если разобраться, то кто мы все? Как проходит наша жизнь?
Мы, спортсмены высших достижений, очень похожи на призовых лошадей, ну или собак медалистов.
У лучших из нас жизнь расписана не то что по годам или месяцам, по минутам. Мы едим, спим, отдыхаем или тренируемся по очень жесткому графику.
И для многих из нас это всё ради нескольких минут на стадионе, заснеженной трассе или, как в случае с Кипурсом и Козловым, ледяном желобе.
Поэтому у нас, кто бы откуда не был родом, очень много общего. В минуты своего величайшего триумфа, ну или разочарования, тут уж кому как улыбнется спортивное счастье, мы все одинаковые.
И спешим поделиться своими чувствами с людьми своего круга.
В общем, несмотря на пристальное внимание к моей нескромной персоне товарища Кулагина и иже с ним я очень хотел посмотреть на произвольную программу очаровательной немки.
Тем более что мы с ней несколько раз пересекались в столовой олимпийской деревни, команда ГДР располагалась в той же гостинице что и советские атлеты…
* * *
— Привет Саша, — улыбка у Катарины ну просто шикарна. Она ей очень идёт а ямочки на щечках придают совершенно особый шарм. Д еще и глазами эта чертовка умеет стрелять так что каждый выстрел смертелен.
— Привет, — отвечаю я и не могу не улыбаться в ответ.
Здесь, в огромной столовой, всё организовано в лучших традициях гостиниц. Раздача горячих блюд, огромный салат-бар и множество закусок. Выбирай на вкус.
Возле одного из салат-баров мы с Катариной и столкнулись. Она очень внимательно выбирала себе овощи, а я же просто подошёл и добавил к своей пасте карбонара несколько ложек традиционного американского картофельного салата, тот который с яйцом, зеленым луком, сельдереем и майонезом.
— Сразу видно хоккеиста, — усмехнувшись сказала она, — у тебя очень калорийный обед.
— Что поделать. За игру мы сбрасываем два-три килограмма. У нас же не то что у вас, волшебниц. Пять-семь минут на льду под музыку, дорожки шагов, полдюжины ваших тулупов с лутцами-ритбергами и флипами, парочка вращений и готово.
— Ты думаешь что фигуристам и фигуристкам приходиться легче чем вам, мужланам? — у неё действительно великолепный русский. Этого не отнять.
— А я не прав? — отвечаю вопросом на вопрос, но при этом улыбаюсь так что Катарина понимает что это шутка.
— Надо будет попросить кого-то из ваших девочек или ребят, чтобы они провели с тобой тренировку. Увидишь как нам тяжело.
— А ты не можешь это сделать? если не здесь то у нас в Москве? Ты же приезжаешь на соревнования в нашу столицу.
— Почему нет? Хорошая идея. Вот только ты же играешь у себя в Свердловске. Вряд-ли тебе удобно будет прилететь в Москву на индивидуальную тренировку со мной.
— Со следующего сезона я игрок ЦСКА.
— Вот как? Тогда всё проще. Ты же придёшь за меня поболеть двадцать седьмого?
— Не только за тебя. Я надеюсь, что Кира тебя обыграет, — сказав это, я имел ввиду Киру Иванову. Которая, как я выяснил уже здесь, котировалась очень высоко.
— Посмотрим, — засмеялась Катарина, — но в любом случае, если все пойдет как надо, то приглашаю тебя отметить мой успех. Ну или моё поражение Кире.
— Если Тихонов не придумает позднюю тренировку перед игрой с финнами, то конечно. Я же уже говорил.
— Кстати, а почему ты не играл с Чехословакией? — надо же! Оказывается главная звезда женского фигурного катания следит за моей карьерой.
Я замечаю пристальный взгляд товарища Кулагина. Мироненко улетел в Москву а вот этот хрен остался и ходит за мной как привязанный.
— Тренеры решили поберечь свою главную ударную силу для более серьезных соперников, — не скромно отвечаю я.
— А итоге получился конфуз.
— Ну да, от ошибок никто не застрахован.
— Ладно, Саша. Я пойду к своим. Да и тебя уже друг ждёт, — Витт кивнула на Кулагина, глазастая она, заметила как этот шпик на меня пялиться.
— Ага, верно. Тогда до встречи?
— Да, давай там. Покажи всем кто лучше всех играет в хоккей…
Катарина оглядела зал и с подносом ушла к своим товарищам по команде. Я же подошёл к гэбисту.
— Товарищ Кулагин, вы так на мне дырку своим взглядом просверлите. Ничего что мы с фигуристкой из дружественной Германской Демократической Республики стояли так далеко от вас? Вы же всё хорошо записали на свой магнитофон? Или вам нужна бумага с расшифровкой нашего разговора? Вдруг там есть какой-то скрытый смысл.
— Ты зарываешься, Семенов, — ответил он. Надо же как блестят его глаза! Видать задел я товарища «не знаю кто он по званию». Сказал, и смерив меня взглядом ушёл.
Я же присоединился к моим партнерам по «Автомобилисту», к Илье и Игорю. Которые, пока я разговаривал с Витт и перебрехивался с Кулагиным уже практически расправились со своим обедом.
— Что он от тебя хотел? — спросил Игорь, делая большой глоток апельсинового сока.
Пришлось пересказать весь наш короткий диалог с товарищем из КГБ.
— Санёк, — сказал Бякин, — ты конечно ведущий игрок сборной и нашего клуба, надежда всего советского хоккея и прочее, прочее, прочее. Но ты что, бессмертный? Не понимаешь что НЕ НАДО, — Илья голосом выделил последнее слово, пикироваться с сотрудниками КГБ? Сейчас тебя пронесло, спору нет. Ты слишком нужен сборной и Госкомспорту. Но всё же может измениться, сам знаешь что от травм никто не застрахован. И если ты окажешься на обочине хоккея то тебя моментально сожрут. С потрохами.
— Илья! — возмущенно сказал Игорь, — Ну что ты начинаешь? Всё же разрешилось в лучшем виде.
— Дурак ты Лукиянов! Дурак и не лечишься, — ответил Бякин, — Ничего не разрешилось, как ты сказал. Эти гаврики сейчас притихли. Слишком уж хорошо их прижали Грамов с Тихоновым. Но это только сейчас.
