— А где написано, что нельзя, чтоб у девки сразу два жениха было? — тётка Марфа упёрла кулаки в бока. — Небось, пусть приглядится, пощупает…
При этих словах демон побледнел сильнее обычного.
— … опробует, как оно так… а после уж и решит, которого оставлять.
— А со вторым тогда что?
— Ну… не знаю… объявку даст. В этом, интернете. Мол, отдам жениха в хорошие руки. Крепкого. Здорового. Почти непользованного. А то и двоих оставляй.
— Это уже ни в какие…
— Хотя, конечно, двоих поди-ка ещё прокорми. Они ж чем старше, тем прожорливей становятся. Мой-то первый, ныне покойный, помню, в женихах ходил, так прям травинку нюхнёт, котлетку с одного боку клюнет и сытый. А поженились, так боже ж ты мой! Не прокормишь! Кастрюлю голубцов в одно рыло уминал. И куда только лезло-то?
Облачко пыли на горизонте показалось этаким воплощением спасения.
— Так что, Улька, ты сама смотри. Главное, спуску не давай, а то на шею сядут…
— Ты вот поучи, поучи, дура старая…
— А кто ещё их научит, как не я? Ты, что ли? Я вон четырёх мужей схоронила…
— Уль, не надо у неё учиться, — жалобно попросил Мелецкий. — Я жить хочу!
— Все жить хотят, — ответила за Ульяну Ляля. — Но ты не бойся, я тебя, если что, к себе заберу… Уль, ты ж не против?
— Я против! — Мелецкий и руку поднял. — У меня твёрдые намерения…
Красная машинка остановилась прямо напротив ворот.
— Что за собрание? — поинтересовалась Элечка, выбираясь наружу.
— Обсуждаем нравы современной молодёжи, — Ульяна с раздражением отметила, что за прошедшие годы Элеонора не стала выглядеть хуже. Наоборот. Простенькое с виду платьице сидело идеально. И брошь, тоже не драгоценная, смотрелась уместно.
И браслеты.
И стрижка её идёт. А главное, укладка держится. Это у Ульяны, если что, волосы сразу дыбом. И не любит она стричься. Но и нестриженные из косы норовят выбиться и тоже дыбом встать.
В общем, никакой упорядоченности.
— И вопросы замужества, — Ляля вытащила изо рта чупа-чупс. Правда, ровно затем, чтобы сунуть опять. И руку протянула. — Ляля. А это Игорёк…
Игорёк, державшийся в тени, кивнул. И сильнее сгорбился.
— Никита, — она указала на Никиту. Потом на Мелецкого. — Его ты знаешь. А это демон Василий…
— Демон? — тётка Марфа зацепилась за слово. Правда, ненадолго. Глянула. Хмыкнула. — Какой из него демон… разве ж демоны такими бывают? Это только в мультиках ваших японских демоны бледнорожие…
— А вы аниме смотрите? — Ульяна удивилась.
— Чего-чего? — переспросил Пётр Савельич. — Марфа⁈
— Ой, тоже мне тут… мало ли, чем человек дома занимается… кто-то мультики смотрит, кто-то вон на тачке и с лопатой грибы собирает…
И поспешно ретировалась. А следом и Пётр Савельич, который явно опасался, что его станут расспрашивать об особо грибных местах. Правда, направился он не к дому, а к лесу, что поневоле вызывало вопросы. В самом деле, зачем ему в лесу тачка, топор и лопата? А в рюкзаке что? Явно же что-то есть. Рюкзак вон огромный, едва ли не больше самого Петра Савельича.
— Странные они тут у вас, — сказала Элеонора, проводив соседа взглядом.
— Ага, — честно ответила Ляля, опять ненадолго вытащив чупа-чупс.
— Так, — Ульяна выдохнула. — Давайте в дом, а то не уверена, что тётка Марфа одним биноклем ограничится. С неё станется и жучки поставить…
— Очень странные, — Элеонора вытащила сумочку. — Я ненадолго. Просто… Данила, зачем оно тебе надо?
— Стас, — сказал Мелецкий. — Туда отправили.
— Ясно. Значит, отговаривать бессмысленно… а Тараканова при чём?
— Ну… как бы… она…
— За компанию, — Ульяна влезла, пока Мелецкий не ляпнул чего-нибудь такого, что потребует дополнительных объяснений. — И пошли, попьём чаю. Там бабушка пирожков напекла…
— Во-во, — обрадовался Мелецкий. — Слушай, а ты всё хорошеешь… как дела? Карьера, небось, пошла…
Элеонора глянула престранно и ответила:
— Полетела, можно сказать. Твоими стараниями…
И плечиком дёрнула пренервно, а потом предупредила:
— Я и вправду только поговорить…
А Ульяна ей не поверила. Ни на мгновенье.
Проходя мимо демона, Элеонора слегка задержалась, задумалась и всё-таки произнесла.
— Не уверена, право слово, что это нужно озвучивать, не сочтите за упрёк, это скорее моя особенность. Я чрезмерно остро воспринимаю цветовой диссонанс. А у вас оттенок белого туфель не сочетается с таковым костюма…
И гордо прошествовала мимо.
— Охренеть, — сипло произнёс Никитка. А Василий только кивнул. И вид у него стал растерянным-растерянным.
— Не обращай внимания, — Мелецкий вот нисколько не удивился. — У нее бзик такой. Вообще она почти нормальная, но вот это вот её «разве ты не чувствуешь, что оттенки не сочетаются» конкретно доставало. И привычки немного.
— Какие? — демон выставил левую ногу и носок приподнял.
— Она кружки выставляла по линеечке, поворачивая ручки в одну сторону. Типа, так удобнее брать. И только попробуй взять не крайнюю, а из центра. Ну и одежду в шкафу по оттенкам раскладывала. И так-то… короче, говорю же, своеобразная женщина.
— Удивительная, — произнёс демон и посмотрел на ботинок. Повернул влево. Вправо. Потом перевёл взгляд на второй.
Ульяна тоже посмотрела, но ничего такого не увидела. А Василий, наклонившись, туфель с ноги стащил и приложил к рукаву.
— Действительно, — произнёс он. — Отличается оттенок.
— А у белого есть оттенки? — Мелецкий тоже глядел. — По-моему, просто свет так падает…
— Нет. У ткани — холодный, а на ботинках — теплый.
— Ясно. Два психа. Вот теперь ты понимаешь, Уль, почему я на ней не женился?
— Я скорее не понимаю, почему она хотела выйти за тебя замуж.
— Всё просто, — Элеонора, оказывается, в дом не ушла и слышала всё отлично. — Сначала мне необходимо было отработать легенду. Затем одно время я даже думала, что это действительно неплохой вариант.
— То есть, ты меня не любила? — на физии Мелецкого появилось преобиженное выражение, Ульяна даже погладила его по руке, а потом только спохватилась, что сочувствует она совершенно не тому.
Точнее, ей бы злорадствовать… или зачем ей злорадствовать, если к Мелецкому она ничего, кроме раздражения, не испытывает?
Ну и уши ещё бесят.
— Я пыталась, — в руках Элеонора держала сумочку.
Жёлтую.
А платье было синим. Или это голубой? Главное, что цвета удивительным образом дополняли друг друга.
— Но проблема в том, что я испытываю некоторые сложности с выражением эмоций. В принципе с эмоциями…
— Ну вот, — вздохнула Ляля, вытащив палочку от чупа-чупса. — И этого теперь заберут…
Она даже носом шмыгнула.
Правда, как-то так, не особо искренне.
— Надо всё-таки покупать лопату…
— … Данила не вызывал внутреннего отторжения. Поначалу.
— А потом?
— А потом ты начал разбрасывать носки!
— Все мужчины разбрасывают носки! — возмутился Мелецкий. — Это, можно сказать, один из основополагающих мужских инстинктов! База! Основа! Мы так территорию метим!
Демон поглядел на него с удивлением и произнёс:
— Я складываю. В корзину для стирки. Попарно. Есть специальные прищепки, чтобы в стирке пары не перепутались и не перемешались.
— Да, очень удобно… — согласилась Элеонора.
Ульяна подавила вздох:
— Может, всё-таки в дом? И по делу… а то сейчас начнёте выяснять, кто там не прав был.
— Он, конечно, — Элеонора повела плечиком. — Чем дальше, тем яснее я осознавала, что связывать жизнь с тобой, Мелецкий, будет ошибкой. Ты глубоко инфантилен, бестолков и абсолютно не приспособлен к самостоятельному существованию. С одной стороны, ты обижен на отца, с другой — ты всё ещё желаешь произвести на него впечатление, правда, выбирая для этого совершенно не те способы.
— Обидно слышать.
— И обижаешься ты тоже легко.
Все поглядели на Данилу. А тот насупился так, покраснел даже слегка.
— Тебя не заботило ничего, кроме твоей личной силы, которая, впрочем, тоже нужна была не для какой-то цели, но лишь как единственная доступная по твоему представлению возможность возвыситься над кузенами.
