Это было не особо-то нужно, потому что я могу убить этих двоих иными способами, более жестокими, но менее кровавыми. И ключевой момент состоит в том, что мне нужна наглядность: заклинание не приставишь к горлу заложника. П — психология.
— Эй вы, сукины дети! — крикнул я охране за дверью. — Открывайте, мать вашу!
Идиоты не попытались заблокировать дверь, как я того ожидал, а отворили её. И с этими людьми предстоит работать. М-да…
Два молодых парня, возрастом где-то в интервале от шестнадцати до девятнадцати, вооружённые стальными алебардами, облачённые в бронзовые кирасы и шлемы, выпучили глаза в изумлении, когда увидели меня, держащего у шеи Адама розочку.
Судя по всему, я тут знаменитая личность, возможно, ко мне в склеп водили экскурсии, как к Ильичу в Мавзолей… Я бы тоже знатно опизденел, увидь во время экскурсии, как восставший из мёртвых Ильич берёт в заложники экскурсовода или сотрудника Мавзолея.
— Хули вылупились? — вопросил я. — Зовите старшего!
Мои слова вызвали неадекватную реакцию — эти двое выставили перед собой алебарды и пошли на меня.
— Порешу тут всех нахуй! — яростно заорал я и взмахнул розочкой. — А ну стоять, блядь!!!
— Стойте, придурки! — вторил мне Адам. — Он же зарежет меня!
Никифор отступил за трибуны и спрятался там. Охрана остановилась в нерешительности.
— Старшего зовите, — сказал я спокойно, испытывая неловкость от участия в этом фарсе. — Будем проводить переговоры.
Охранники переглянулись, после чего один из них, правый, развернулся и пошёл на выход. Второй перехватил алебарду и смотрел на меня с подозрением.
— Эти двое что, языки в жопах потеряли? — спросил я у Адама.
— Инструкции гласят, что на посту часовые должны молчать, — ответил тот. — Вот они и молчат.
Слышал я, что у людей с квадратно-гнездовым мышлением, ну, то есть у военных, часовые тоже, вроде бы, не имеют право разевать варежку и обязаны помалкивать, но у них должен быть минимальный набор команд. «Стой, кто идёт?» — я такое в кино видел.
— Идиотизм, — вздохнул я. — Ладно, ждём.
Так как на улице глубокая ночь, реакция начальства потребовала некоторого времени. Зато какая это была реакция!
Человек пятьдесят, исключительно мёртвых воинов, вооружённых стальным оружием и облачённых в латную броню явно земного происхождения, вошли и рассредоточились. В дополнение шло ещё десять живых, вооружённых мушкетами, дизайном похожими на те, которые делал Ворлунд. Возможно, он так и продолжает клепать оружие, но уже в пользу выборной коллегии.
Вперёд вышел какой-то упитанный хлыщ, напяливший на себя стальную кирасу и вооружившийся шпагой.
Физиономия у него квадратная, ощущение такое, что он прибыл из Германии или из скандинавских стран. Волосы чёрные и длинные, что точно не в моде в этих краях, но мужественности образу придают бородка и усы.
— Ты кто, мать твою, такой? — спросил я.
— Густав фон Бреслау, — представился хлыщ. — Дежурный по городскому гарнизону.
— Меня ты, думаю, знаешь, — усмехнулся я. — Хочу видеть Волобуева, Пападимоса, Папандреу, Гнетую, Скучного, Нудного и Сухого. И Комнина ко мне. У нас есть интересная тема для разговора, поэтому пусть поторопятся.
— Ты не в положении человека, который может себе позволить диктовать условия, — произнёс фон Бреслау. — Вырывать из постелей уважаемых людей из-за очередного восстания лича — я не могу пойти на такое.
— Вы тут, как вижу, меня вообще в хуй не ставите, да? — спросил я.
Теперь я начинаю понимать, что мог бы почувствовать Ленин, очнись ночью посреди Мавзолея. Страны нет, у власти додики какие-то непонятные, мутят какую-то хуйню, люди другие, пара тройка смутно знакомых лиц на портретах и надгробиях — всё! Думаю, он бы тоже психанул…
— Со всем уважением, господин лич, — заговорил фон Бреслау, — но ты восстаёшь уже который год, поэтому неразумно устраивать ажиотаж каждый раз.
— Сейчас особенный случай, — усмехнулся я. — Я не собираюсь терпеть весь этот кордебалет, который вы тут устроили. У меня есть свои интересы, которые вы нарушаете своими действиями. Если тебе не жалко своих бойцов и этих двоих бедняг — смелее, давай сигнал к атаке. Возможно, стрелки сумеют вынести меня сразу, но есть риск, что не сумеют и тогда… Тогда я буду бить всем, что у меня есть.
«Завесу Смерти» надо будет выставить прямо сразу, потом долбить иглами по стрелкам, а когда настанет время ближнего боя… Придумаю что-нибудь необычное.
— Буду надеяться, что у моих стрелков хватит меткости и скорости, чтобы, кхм-кхм, «вынести» тебя сразу, — заявил дежурный по городскому гарнизону.
— Ну так дерзай, — усмехнулся я.
— Отпусти лаборанта, — потребовал фон Бреслау.
— Ха-ха-ха! — рассмеялся я. — А ты мне нравишься! Такой смешной!
— Он не виноват в том, что оказался у тебя на пути, — произнёс немец. — Не губи его зазря.
— Позови указанных мною людей, — потребовал я. — Возможно, драться не придётся. Как я слышал, у вас тут осада. Мой старый знакомый, Ариамен, никак не усидит на месте…
— Я могу позвать только Геннадия Волобуева, — сказал Густав фон Бреслау.
— Ну так зови, — произнёс я. — Или будем тут стоять и смотреть друг на друга?
По сигналу фон Бреслау, один из мёртвых воинов умчался прочь.
Надо же, немчура у нас тоже теперь есть. Насколько я знаю о том мире, там доминируют державы VI века нашей эры, Византия, Сасанидская Персия и Китайская империя Тан, как говорят. [165] Но последняя не особо лезет в дела запада, потому что хватает и своих проблем. Ещё есть Индийские королевства, но они трутся сугубо между собой. Вообще, я преступно мало внимания уделял тому миру, но у меня есть уважительная причина — с момента похищения и отправки в этот мир меня пытались убить или нагнуть без перерывов и выходных.
— Так откуда ты вылез, Густав фон Бреслау? — поинтересовался я. — Родился тут или отправили сюда по причине говённого характера?
— Я родился в ином мире, — ответил немец. — Но был отправлен сюда своим отцом, чтобы не создавать угрозы старшему наследнику рода.
— Да ты что? — притворно поразился я. — И что, рад за брата?
— Рад, — улыбнулся фон Бреслау. — Но не за себя. Здесь меня ждали смертельные испытания, война против людоедов, а затем и тщетный поиск своего места. К счастью, я прослышал о городе свободных людей, где рады каждому, кто готов трудиться на общее благо.
— Ха-ха, забавно, — усмехнулся я. — Ну, где там Волобуев?
До меня донеслись торопливые шаги.
Волобуев, облачённый в миланскую латную броню, прошёл через мёртвых воинов и встал рядом с фон Бреслау.
— Кого я, мать его, вижу! — заулыбался я. — Сам, погладь мой лысый череп, Геннадий Волобуев!
— Приветствую, Алексей, — кивнул мне Волобуев.
— Как же ты докатился до такого, Гена? — спросил я. — Я думал, мы друзья!
— Я никуда не катился, — ответил Волобуев. — И мы никогда не были друзьями.
— Я спас тебя! — начал я вскипать. — Ты бы так и лежал куском мяса с костями посреди той пустыни, не найди тебя я!
— Я не просил этого, — произнёс он.
— Вот как ты заговорил… — процедил я. — Видишь, Густав, как помнят добро эти люди?
Немец стоял с непроницаемым лицом, не давая никакой оценки происходящему.
— «Я тебя не просил, ко-ко-ко!» — передразнил я Гену. — А благодарность где?! Не просил, но тебе помогли, блядь! Испытай хоть для приличия, мать твою, благодарность!
— Тебе следует вернуться в склеп, — сказал Волобуев. — Ты не в своём уме и опасен для окружающих.
— Всегда таким был! — усмехнулся я. — Разве может человек в своём уме довериться таким подопечным?!
— Мы сделали всё, что ты требовал, — упрямо стоял на своём Волобуев. — Сохранили твой мозг, держали его в «Мёртвом стазисе» до тех пор, пока ты не восстал в первый раз. Мы до сих пор стоим на месте. Раньше тут ничего не было, а теперь город. Что мы сделали не так?
