— Да как так-то? — выдохнул я вместе с кровью, перед тем как погрузиться во тьму.
Дневник Листова И. А.
Триста восемьдесят девятый день. Бой на снежной равнине.
— Молодца! — Кукушкин уверенно хлопнул Кэт по плечу. — Добро пожаловать в клуб! Кто убил Муряму — тот мы!.. Так! Живо приказ по пехоте, «слонобоям» и арбалетам: на позиции. Стрелки — открыть беглый огонь по японцам на той стороне.
И мы открыли огонь! Сначала стреляли только винтовки, лишь для них расстояние было подходящим. Но чем больше бойцов выбиралось с дороги на снег, тем ближе мы были к японскому лагерю. И вскоре к винтовкам присоединились ружья, а затем — револьверы, мушкеты и «слонобои».
Честно говоря, это оказалась нелёгкая задача. Мало того, что приходилось поспевать за наступающей пехотой, шевеля отягощёнными снегоступами ногами… Так ещё надо было перезаражать оружие и стрелять! И, желательно, метко! Ведь чем больше настреляем сейчас — тем меньше пехоте ближнего боя придётся добивать.
Впрочем, Кэт вырвала нам инициативу, отправив окаянного Мураяму на возрождение. Растерявшиеся японцы первые несколько минут просто не знали, что предпринять. Сначала пытались реанимировать Мураяму — даже воткнули «лечилку» в труп!.. А потом экстренно решали, кто здесь главный. В результате, двое из них даже подрались.
Мы по дерущимся специально не стали стрелять… Зачем? Пока они дерутся, у них солдаты закончатся. Вот мы и стреляли по ничего не понимающим солдатам, которые по-прежнему разворачивались в линию на берегу реки.
Не, потом, конечно, японцы в себя пришли… И даже определились, кто будет командовать, но время-то было упущено! Мы уже подошли достаточно близко, чтобы дать результативный залп из «слонобоев» картечью. Стреляя метров с тридцати, полторы сотни орудий положили чуть ли не весь первый ряд вражеской пехоты.
А потом новый японский командующий отдал приказ наступать. Ряды врагов двинулись вперёд. В этот момент я и понял, что плохо выяснять, кто будет командовать, с помощью личной силы… Почему-то так повелось, что самый сильный — обычно не самый умный…
Стоило японцам сделать первый шаг, как Кукушкин приказал остановиться. И наши ряды замерли, дожидаясь, когда враг доберётся до стены щитов и копий.
А японцы вынуждены были торопливо бежать к нам, спотыкаясь, падая, вставая, проваливаясь в снег… И давая нам перезарядить мушкеты, «слонобои» и арбалеты.
Ну а те, у кого были винтовки, ружья и револьверы, по приказу Кукушкина начали целенаправленно выбивать командиров. Их, к счастью, легко можно было опознать. Кто наряднее разоделся под самурая — тот и есть твоя цель. Кажется, мы даже успели сменить их командование ещё пару раз…
А ведь у японцев ещё не вся армия успела подойти… Их авангард так стремительно разбил своих же сородичей, заставив тех бежать на восток, что где-то треть войска пока лишь подтягивалась через снежную пустошь…
Правда, за вражьей пехотой выскочили арбалетчики, начав стрелять. Но как-то уж очень вяло, без огонька… Им-то было видно количество трупов как на берегу, так и на реке.
А затем последовал второй залп «слонобоев» и мушкетов. Не такой смертоносный, как первый — расстояние было маловато для разлёта картечи и дроби. Но вполне себе устрашающий — с дымом и грохотом!..
Кто-то не выдержал — побежал. Кто-то не удержался — последовал примеру. Наши пехотинцы бросились вперёд, отгораживая стрелков от оставшегося врага. Столкнулись, полилась первая кровь…
Правда, спустя несколько минут дым рассеялся, а японцы поняли, что их теперь что-то маловато… И немалых размеров армия начала отступать.
А Кукушкин подозвал к себе девушку, которая командовала четырьмя сотнями женщин, помогавших с готовкой и мелкими бытовыми делами. И указал на трупы:
— Трупы раздеть. Оружие наших собрать отдельно. Оружие японцев — отдельно. Тела везите в Алтарное, на склад репликационного комплекса.
— Да, мэр! — кивнула та и побежала к своим подчинённым, оставшимся в тылу.
Тела, конечно, принято хоронить… Но у нас тут ситуация такая, что лучше их в дело пускать, чтобы новые тела делать. Были, правда, голоса особо мнительных людей, говоривших, что это каннибализм напоминает… Но даже отец Фёдор выступил и сказал, что дело благое, и вообще надо различать: Богу — Богово, кесарю — кесарево.
Так что мнительные больше не протестовали, а работники, занимавшиеся доставкой и загрузкой тел в репликационный комплекс, получили возможность подзаработать. Зимой, благодаря минусовой температуре, это можно было делать постепенно — чтобы не обвалить вознаграждение по контрактам.
И это решение было принято не только по поводу японцев — и даже до того, как пришлось идти воевать. В Алтарном хватало инцидентов со смертельным исходом. Люди уже и без того дотаскивали свои мёртвые тела до медицинских капсул. А теперь, если хозяин тела не предъявил на него права в течение двенадцати часов — оно уходило на общественные нужды.
В общем, все оказались при деле. Женщины Алтарного, прямо за спинами наступающей армии, раздевали трупы. Наша пехота добивала редкие очаги сопротивления на берегу. И даже японцы, успевшие добраться до места сражения, были заняты: спешно отступали к оставшимся силам.
У них там командир оказался посообразительнее. Верно оценил ситуацию, стянул все отряды в кулак — и начал отходить. Но кто бы им дал уйти? Если уж сами притопали, и нам пришлось поднять армию — то зачем их отпускать без напутственного леща? Естественно, мы рвались как можно больше ослабить врагов.
Короче, на берегу мы останавливаться не стали. Пошли дальше, а те, кто мог перезаряжаться и стрелять на ходу — продолжали стрелять. Расстояние было великовато, конечно… Но иногда пули находили свою цель в плотной вражьей массе.
Я понимал командира японцев. С одной стороны, ещё непонятно, догоним мы их или нет. А значит, надо быть готовым отразить атаку. А с другой стороны, рассредоточив силы, можно было избежать бо́льших жертв. Выбор-то непростой…
Но чем ближе были наши силы, тем меньше отваги оставалось у японских бойцов. И вскоре их строй начал сам по себе рассыпаться на группки, которые резво устремились на север. Какое-то время мы ещё преследовали отступающих, а потом Кукушкин приказал остановиться.
Мне и Вите он поручил выделить отряды разведчиков, чтобы шли по следам японцев, не показываясь на глаза, и искали их лагерь. А остальным приказал отходить в расположение и отдыхать.
Дневник Листова И. А.
Триста девяносто второй день. В ожидании весны.
Так закончилась битва с японцами. Битва совершенно глупая, никому ненужная, похожая на избиение — но всё же битва. Мы смогли обкатать свою армию в условиях снежной — очень снежной! — зимы. Тыловые службы прошли тренировку на практике, а город приобрёл ещё две тысячи человек.
Японцев-перебежчиков начали переправлять в Алтарное в тот же день. Все они сразу попали в категорию тех жителей, кто вложил меньше ста баллов в репликационный комплекс. Селить в Средний и Верхний город их не собирались, пока делом не докажут свою полезность и верность. Отправили на расчистку Нижнего города.
Армия возвращалась весь следующий день. Первые отряды выступили из своих лагерей затемно, а последние вошли в Алтарное уже ночью. К этому времени ещё несколько десятков японцев из тех, кто бежал на восток, вернулись назад. И тоже присоединились к Алтарному.
Стража у японских капсул, оставшихся на берегу, регулярно докладывала о новых возрождённых. Многие из бежавших не смогли пережить ночь без припасов и нужных вещей. А те, кто возродился, вынуждены были решать самый главный нынче вопрос: присоединиться или уйти прочь с наших земель.
А зима явно была уже на излёте. Всё чаще случалась солнечная погода, всё чаще дули южные и юго-западные ветра. И на трёх термометрах Алтарного сегодня впервые зафиксировали плюс. Снег ещё не начал таять, но все силы города были брошены на то, чтобы вывезти его с улиц. И как можно больше.
