Контрольное вторжение - Медведев Михаил

— Я убил человека. — Мне, наконец, удалось обрести некоторую уверенность в себе, и мой голос зазвучал даже слишком твердо для будущего узника оберонских рудников.

— Говорите конкретнее. Какого человека вы убили, каким образом и какие мотивы у вас были? — равнодушно отбарабанил милиционер и сделал шаг по направлению к мертвому телу.

— Этого самого, — я махнул рукой, указывая на труп, — или вы полагаете, что женщина — это не человек?

— Ничего такого я, конечно же, не полагаю. — Милиционер вел себя, на мой взгляд, как-то слишком спокойно, словно каждый день имел дело с жертвами убийств. — Может быть, я сам в чем-то немного женщина, — он улыбнулся какому-то старому неизвестному мне анекдоту. — В любом случае, я очень сильно ценю и уважаю женскую разновидность человека разумного. Однако с чего вы взяли, что Наталья Петровна Корф оставила наш лучший из миров? Она всего лишь спит, товарищ Ломакин. Крепко спит. Отдыхает. Понимаете? А вам я хочу напомнить, что применение наркоидентичных систем запрещено законом и недопустимо для вас, как космического разведчика. Даже для двоечника, которому дальше казахского космодрома дорога закрыта.

— У меня распределение на Луну! — вспылил я. — И откуда вы знаете, что она спит? Там кровь на подушке! Вы же даже пульс не пощупали! Вы — разгильдяй!

Он впервые с момента нашей встречи посмотрел на меня, и его неприязненный взгляд мне очень не понравился.

— У нее телеметрия лучше, чем у тебя, разведчик. — Глазки участкового сузились, превратив заурядного европеоида с большой примесью кавказской крови в стопроцентного азиата. — Ты сегодня втыкался, что ли?

— Втыкался? Я вообще не знаю такого слова. — Вялая попытка выкрутиться потерпела ожидаемое фиаско, служитель закона грозовой тучей надвинулся на меня, и я почувствовал, как холодные щупальца телепатического сканера коснулись моего мозга. — Ни к чему такому не подключался, ничего такого не принимал, — перестав корчить из себя дурачка, залепетал я. — Уже очень давно не баловался.

Это была чистейшая правда, и он мне поверил. Не как человек человеку, конечно же, а как милиционер лицу, подозреваемому в нарушении общественного порядка.

Ведь сейчас он не просто смотрел на меня. Он собирал из разных источников информацию, которая позволяла ему почти со стопроцентной вероятностью определить, лгу я или нет, и, кроме того, он загружал в свой мозг все данные о рабе божьем Светозаре, трепетно хранимые множеством «синих баз». Как я мог забыть, что милиционеру достаточно взглянуть на человека, чтобы сразу узнать не только его имя и место работы, но и то, какие передачи он вчера смотрел по телевизору, с кем провел ночь, с кем дружит и кого терпеть не может. А если проверяемый к тому же еще является счастливым обладателем пониженного социального статуса, то любой мент запросто выяснит, как именно он ублажает своих подружек и какие разговоры ведет с друзьями за кружечкой «Жигулевского». Не болтает ли лишнего и испытывает ли должный пиетет к нашему лучшему за всю историю Человечества государственному строю.

— Очень давно — это сколько? — с расстановкой спросил он.

Я понял, что ему лень слишком подробно ковыряться в моих извилинах, но в длинных паузах между словами мне отчетливо слышался бесстрастный голос, зачитывающий приговор: «Введение в заблуждение лица, находящегося при исполнении служебных обязанностей, наказывается лишением свободы…»

— Вчера не подключался. — Я уже и так нарвался как минимум на каскадное детектирование, так что попасться на примитивной лжи представителю власти мне совсем не хотелось.

— Хорошо. Дальше копать пока не будем, — смилостивился участковый. — Расскажи лучше, с чего ты взял, что убил девчонку? Ты бы у нее хотя бы сердце послушал, перед тем как панику поднимать.

— Я прекрасно помню, как стрелял в нее. Я помню, как попал в нее, и как она упала. Вон, смотрите, вся подушка в крови. После таких ран не выживают. Проверьте, ваша телеметрия, скорей всего, неисправна.

В его глазах я безо всякого телепатического сканера прочитал: «Как ты мне надоел, Ломакин. Откуда ты такой взялся? Сейчас закатаю тебя на пятнадцать суток мусорные бачки красить, будешь знать, как хороших людей ерундой беспокоить». Но вместо прочувствованного монолога я услышал:

— Лучемет Громова 13443171 модель пэ-ха, — он безошибочно назвал тип и номер моего личного оружия. — Тащи сюда. И запомни, Ломакин, на будущее, при поражении из «Громова» кровотечений не бывает. Очень чистоплотное оружие.

— Мальчики, вы тут? — вопросило внезапно очнувшееся тело. — Наконец-то! Идите ко мне. Согрейте меня. Мне холодно.

Голая девушка уселась на матрасе в позе «лотоса» и гостеприимно распахнула нам свои объятия. Она прекрасно себя чувствовала, и лучшего подарка для человека, который за последние полчаса мысленно побывал во всех исправительных учреждениях Солнечной Системы, быть не могло.

— На твоей совести пока только ложный вызов, — хладнокровно констатировал участковый, предварительно запротоколировав взглядом роскошную сцену. — Может, я пойду, Ломакин? — неожиданно предложил он. — Я и так уже обязан сделать отметку в твоем личном деле. Боюсь, если задержусь еще на десять минут, ссылка на ледники превратится для тебя из далекой радужной перспективы в унылые будни. Давай гляну «пушку» и пойду.

— Какую отметку вы должны сделать? — Я торопливо открыл стенной шкаф и вынул из висящей на крючке кобуры лучемет имени товарища Громова образца столетней давности.

— Ты пять минут назад признался в применении наркоидентичных систем. Забыл уже? А говоришь, что не втыканюга.

— Но вы же не хотите испортить светлое будущее молодого специалиста? — Замявшись на секунду, я протянул ему оружие рукояткой вперед.

За то время, пока я держал лучемет за ствол, на лице участкового отразилась целая гамма довольно сложных чувств от легкого испуга до отчаянной решимости и готовности к бою.

— Конечно, хочу испортить, — со злостью выпалил он и с излишней резкостью выхватил у меня оружие. — Не имею права не испортить. Вдруг ты и в самом деле завтра кого-нибудь грохнешь. Поднимут показания с видеодатчиков, прогонят тебя и меня через каскадный детектор, выяснят укрывательство, и в ближайшие сто лет работать мне вахтером на марсианских приисках. Пятьдесят трудодней в месяц без премий и надбавок. — Милиционер повертел оружие в руках, случайно задел стопор, и три гибких жгутика звучно хлестнули его по лицу.

Он поморщился.

— На фига тебе снайперская оснастка?

— Разведчикам — положено, — отрезал я, хотя, честно говоря, и сам не понимал, зачем «громычей» снаряжают приспособлениями для сверхточной стрельбы.

Участковый проверил логический блок, неумело намотал опорные жгутики на рукоятку и вернул мне оружие.

— Тебе повезло. Несанкционированного применения не отмечено. Сам логи посмотреть не мог? Мозги отключились? Мне думается, у тебя будут серьезные проблемы, Ломакин. На Луну можешь не рассчитывать. По-дружески советую хорошенько все обдумать и сегодня же вечером сдать лучемет. С такими глюками, как у тебя, и до статьи недалеко.

— Какими глюками? — заинтересованно спросила девушка, но на нее никто не обратил внимания.

Кажется, мне все-таки удалось добиться снижения социального статуса, и лунные помойки становятся для меня недостижимыми.

— Я обещаю, что в ближайшее время будет поставлен вопрос о лишении тебя права на ношение оружия. До скорой встречи, Ломакин. — Он козырнул и совсем уж официально добавил: — На вашем месте я бы сократил употребление алкогольных напитков и полностью прекратил применение наркоидентичных систем. Считайте это предупреждением. Оно тоже будет занесено в вашу личную карточку.

Милиционер ушел, а я остался стоять, изображая надгробный памятник самому себе. Все-таки правы были мои учителя, когда говорили, что я импульсивный, чрезмерно эмоциональный субъект с невысокими интеллектуальными показателями. Очень тактичная формулировка, заменяющая грубоватое, но более точное определение — дурак. Сегодня к их нелестным характеристикам добавилась еще одна — субъект с нестабильной психикой, склонный к галлюцинациям и применению нелегальных наркосистем. То есть в переводе на общегражданскую лексику — втыкан и псих ненормальный. Как только запись об этом появится в моем личном деле, я могу совершенно спокойно полить болгарским кетчупом свой «каловый» диплом и сожрать его. Больше он мне не пригодится, потому что даже на орбиту, даже туристом меня уже никогда не выпустят.