Летом умер Михаил Иванович Калинин, я тоже присутствовал на похоронах. Вместо него я продавил в члены Политбюро Мехлиса. Нужный мне человек. Кстати сказать, Сталину предан до мозга и костей, я это заметил. Сейчас Лёва кроме Госконтроля занимается партийным контролем. Под это дело создали ЧК — чрезвычайную комиссию. За полгода Мехлис инициировал сотни уголовных дел по превышению власти, саботажу и казнокрадстве среди партийных работников по всей стране. Как минимум половина дошли до приговора суда, вторая половина лишились партийных билетов или заняли другие должности с понижением. От таких подач Генеральный прокурор СССР Горшенин за голову хватается, хотя не возражает, считает, что при всём этом должна соблюдаться законность. Я не возражаю в некоторых случаях, а в особых случаях Генеральный прокурор может остаться в неведении. По итогам работы Мехлиса конфисковано почти десять миллионов рублей. Только вдумайтесь, за срок работы комиссий в восемь месяцев. А ведь ещё толком на брались за республики. К Лёве Мехлису приставлена серьёзная охрана из ведомства Судоплатова. А то ведь и грохнуть могут, жутко представить сколько он нажил себе врагов. Кстати, об охране. Мой личный охранник генерал-лейтенант Власик переведён на новую должность помощника Главы государства, пришлось такую создать. А по сути, он так и остался моим телохранителем, ничего не скажешь, Власик однозначно преданный Сталину человек.
Сразу после Новогодних праздников Судоплатов подкинул мне ещё одну заботу, будто у меня их мало. Принёс папку с материалами на подручных Берии. Ознакомившись с содержимым папки, мне подумалось, что передо мной бомба. Накопал весь материал какой-то грамотный следователь Дронов, он работает в КГО у Павла Анатольевича. Сейчас я, честно говоря, даже не знаю, что мне с этими материалами делать. В списке руководящий состав НКВД. Я и раньше подозревал, что прозвище «кровавая гэбня» не родилось на пустом месте. Хотя в 21-ом веке либералы много преувеличивают в своих оценках работы НКВД. Тем не менее факты лежат передо мной. На некоторых товарищей из списка, следователь Дронов высказывает своё предположение о предательстве, но доказательств нет. Я в очередной раз пробежался по списку. Меркулов ставленник Берии, а у меня он сейчас министр МГБ. Снять его? Кого поставить? Абакумова? Так я рассуждал над каждой фамилией из списка. Дело в том, что я ничего не читал про этих людей при жизни Павла Обухова. Ну ни то, чтобы совсем ничего, кое-что всё же читал, ради спортивного интереса. Только мне это сейчас никак помочь не может. Три дня размышлял, додумался до того, что стал считать свои грехи, в той, жизни Пашки Обухова. Тогда я прошёл Афган, потом погранучилище и граница. На границе с моджахедами тоже не шутили, там приходилось убивать. А потом? Развал Союза, создал бригаду и начались бандитские разборки. Кто меня мог тогда упрекнуть? Наверное, нашлись бы такие. Только я никогда просто так не издевался ради собственного наслаждения. Я не заметил, как разволновался и начал ходить по кабинету. Хорошо, что никто Сталина в таком состоянии не видит. Я сели вновь уставился на список. Вот же стервец этот следователь Дронов, как всё расписал, а главное даже свидетелей нашёл и допросил. Что делать? Может начать двигаться, поддерживая целесообразность. Мне Берия нужен? Вне сомнений. Хорошо при нём работа движется. Пара-тройка лет и будут у нас ракеты и атомная бомба. Следуем по списку далее. Деканозов. Он у нас сейчас заместителем министра иностранных дел Молотова. Вопрос, нужен рядом с Молотовым человек, который запачкался, применяя пытки? Конечно нет. Я на отдельном листе написал фамилию Деканозова и сделал приписку «С должности снять». Следующий по списку Меркулов. Та же история. Не может человек с подозрительными деяниями быть министром МГБ. А вот кого на его место? Абакумова? Он неплохо себя проявил по борьбе с пособниками нацистов. Меркулова я отдавать под суд не хотел, вполне дельный человек, мне он понравился. Надо будет его пристроить на какую-либо должность. Ещё час я читал документы от Судоплатова. Взял чистый лист бумаги и написал несколько фамилий — Гоглидзе, Мешик, Влодзимирский и Кобулов. Немного подумал и приписал две фамилии Кобуловых, Богдан и Амаяк, который является родным братом Богдана Кобулова. Решение в принципе я принял. Не стоит ворошить дела прошлых лет. Пострадавших надо реабилитировать. А с виновниками поступим по-другому.
Я нажал на кнопку вызова, через минуту в кабинет почти неслышно вошёл Поскрёбышев.
— Александр Николаевич, вызови Судоплатова, через час я его готов принять, — дал я распоряжение своему помощнику.
Поскрёбышев кивнул, но не вышел, так как я не подал никаких знаков. А я подумал, насколько умён и исполнителен этот человек.
— Александр Николаевич, ты хотел подать не реабилитацию своей бывшей жены? Не тяни с этим, документы подай Круглову, — добавил я и махнул рукой.
Поскрёбышев вновь ничего не сказал, вышел также тихо, как входил. Судоплатов оказался в это время в Москве. Так что прибыл ровно через час. Я усадил его за стол и положил перед ним лист с написанными фамилиями пяти человек. Судоплатов взглянул мельком и вопросительно посмотрел на меня.
— Павел Анатольевич, как ты думаешь, если человек испытывает муки совести, он может взять и застрелиться? — я посмотрел прямо в глаза генерал-полковнику.
Судоплатовы взгляда не отвёл, а я не заметил там каких-либо волнений.
— Муки совести они такие, товарищ Сталин, кого угодно до греха доведут или до расстройства здоровья, — ровным голосом ответил Павел Анатольевич после двадцатисекундной паузы.
Я усмехнулся и пододвинул к Судоплатову лист с написанными фамилиями. Он спокойно взял бумагу, свернул в несколько раз и убрал в карман кителя. Через минуту Судоплатов покинул мой кабинет. Я вздохнул и запросил у Поскрёбышева личные дела кандидатов на министерские должности. Такой список мне приготовили ещё полгода назад. Через полчаса изучения личных дел, я остановился на кандидатуре в заместители Молотову. Василий Васильевич Кузнецов член Президиума ЦК КПСС вполне подходил на работу в министерстве иностранных дел.
Интерлюдия
Муки совести и суицид [183].
5 февраля 1947-го года Хабаровск.
Уполномоченный МГБ СССР по Дальнему Востоку в районе обеда зашёл в свой особняк на улице Шеронова, в Хабаровске. Жена генерал-полковника Евлалия Фёдоровна накормила мужа обедом и отправилась в ателье мод, сегодня у неё была примерка платья. Приёмная дочь Галина находилась в школе. Сразу как вышла жена в дверь позвонили. Гоглидзе выругался, оторвавшись от газеты. Он всегда читал после обеда корреспонденцию. Генерал прошёл к двери недобро вспоминая жену, которая наверняка что-то забыла. Однако открыв дверь он увидел трёх крепких мужчин, которые втолкнули генерала в прихожую и вошли сами. Один из крепышей резко ткнул генерала в область шеи, от чего Гоглидзе потерял сознание. Двое мужчин усадили генерал-полковника на диван, а третий достав из портфеля трубочку, похожую на трубку от капельницы, ввёл её в горло Гоглидзе. Достав шприц, третий мужчина ввёл через трубку в организм генерала какое-то лекарство.
— Отпускайте, и уходим. Через минуту его сердце перестанет работать. И как на такой должности трудятся со слабым сердцем, не понимаю, — хохотнул третий мужчина и сложил свои вещи в портфель.
Двое мужчин, которые держали генерала, отпустили его. Потом осмотрелись. Один из них взял тряпку и вытер следы, которые заметил в прихожей. Ещё через две минуты мужчины вышли из особняка и затерялись на улицах Хабаровска. Вернувшись через час, Евлалия Фёдоровна обнаружила мужа мёртвым. Она тут же по телефону вызвала врачей, которые прибыли через десять минут. Врач, осматривавший тело генерала, выдал предварительный диагноз.
— Похоже на остановку сердца. После вскрытия смогу сказать точнее.
