Филумана - Шатилов Валентин

Я вернулась с заседания Великого собора с головной болью. Говорено было много, но бестолково и не по делу.

Все-таки пять столетий тишины разбаловали господ князей и лыцаров. Мало кто озабочен был тем, как довести войну до конца. Большинство же князей оказались вполне удовлетворены тем, что совершено, и желали теперь с почетом вернуться по домам, чтоб там рассказывать восхищенным чадам и домочадцам о своих ратных доблестях.

– Ну все ж таки хоть некоторые решения были приняты! – успокаивал меня Михаил. – И полк для поимки беглого татя-дара определен, и учреждено Но во-Вышеградское княжество, и даже Великие послы назначены для объявления князьям, бывшим царским ополченцам, указов соборных о покаянии и епитимье. Чем не знак примирения? Чтоб те перестали наконец страшиться Великого собора да не вернулись вновь под знамена царовы!

Я вздохнула, соглашаясь: – Ты прав. Будем находить во всем положительные стороны. Я, например, самой хорошей стороной считаю, что великий князь испугался тебя как второго претендента на руководство Великим собором.

Михаил удивленно вскинулся, но я устало махнула рукой: – Испугался, испугался! От меня-то он свои мысли скрыть не мог! Почему, думаешь, он не поддержал князя Ондрея, когда тот предложил именно тебя в первые воеводы полка, который отряжается на поиски цара? Да потому что Сыскной полк – это, по сути, единственная реальная сила. И тот, кто стоит во главе этой силы, на самом деле и может диктовать волю остальным. В том числе и великому князю, предводителю собора. И если б ты стал первым воеводой Сыскного полка, то с твоим авторитетом – ну, с твоим влиянием, уважением к тебе других князей… Да еще с такой женкой, от которой неизвестно чего ждать… В общем, сдрейфил Траханиотов. Да еще верный лыцар Лукьян Стрешнев, весьма умудренный в таких вопросах, нашептывал ему постоянно против тебя. Не заметил? Лукьян почти у ног Траханиотова сидел – справа от великокняжеского трона. И шептал, шептал…

– А я – то, простая душа, решил, что Петр и впрямь по-отечески обо мне позаботился. Отпуск дал в удельное княжество. Как там он пошутить изволил? «Для радостей с молодой женой»?

– И хорошо. Вот и радуйся. Поедем в Сурож, отдохнем от кочевой жизни в шагировском имении…

– Солнышко мое, – озабоченно сказал Михаил, прикасаясь губами к моему носику, – Мне бы надобно сначала в Кравенцах показаться. А то и впрямь забудут там, что есть у них князь такой – Михаил…

– В Кравенцы так в Кравенцы, – согласилась я, – А потом уж в Шагирово – А после – в Киршаг.

– Что-то больно сложен маршрут получается! В Киршаг-то зачем? —..,

– Ну как ты не понимаешь… – замялся Михаил. – Мой сын – новая ветвь на родовом древе князей Квасуровых… Он обязательно должен там родиться. Там наше княжеское гнездо, там все Квасуровы на свет появлялись. – А почему бы не родиться девочке? – Мальчик, только мальчик! Если любишь меня, то уж постарайся! – Поздновато уже стараться…-промурчала я, обнимая мужа. – Раньше надо было думать. А теперь – кто будет, тот и будет. Или – та. Жаль, нет у вас тут ультразвуковых исследований. Давно бы уже знали, кого ждем.

– Неужто у вас даже такое можно – заранее знать?

– Не только знать, но с самого начала сделать так, как хочется. Мы бы с тобой сразу, по твоему желанию, заказали бы сына. Тоже непросто, но можно. А теперь – мучайся, дорогой супруг! Зато подле меня будешь, а не в далеком опасном походе – спасибо великому князю и его хитромудрому советчику!

– Вот только не знаю, найдет ли Зиновий пара? Конечно, он горяч и жаждет встречи с Морфеем, но…

– Но зато совершенно не опасен для Траханиотова. Кто из князей пойдет за безгривенным? Хоть его князем и объявили…

– А я в следующий раз пойду на Великий собор? – спросил, входя, Яков. И застыл на пороге как вкопанный. – Ой, а вы опять обнимаетесь?

– А я разве не учила тебя стучать об шатерную распорку, когда хочешь войти? – укоризненно покачала я головой.

– Пока что все соборы отменяются, – сообщил Михаил князю Окинфову. – Завтра едем в Кравенцы. А ты – в Угнань! Княжить пора! Сколько можно без дела прохлаждаться?

– Я один в Угнань не поеду, – тут же заявил Яков. – Я боюсь. И править не буду!

– Это угроза? – засмеялся Михаил. – Ладно. Придется нам с княгиней прокатиться еще и к тебе в гости. Но только уговор– чтоб принимал нас там по-княжески!

– Да как же я вас принимать буду, если я и княжить-то страшусь? – озадаченно захлопал глазами угнанский господин.

– А это уж твое дело, – с показным равнодушием сообщил Михаил. – Наша забота – тебя туда доставить, твоя же – нас как следует там принять!

Вот теперь мне действительно стало не очень легко передвигаться. И все время тянуло прилечь да поспать.

День был тихий и прозрачный, утренний морозец почти отпустил. Кутаясь в уютную песиову шубу, я грелась на солнышке, чуть покачиваясь в дорожном гамаке.

Гамак был устлан медвежьей шкурой. Меня разморило.

– Успеть бы нам в Киршаг до того, как ты разрешишься от бремени, – озабоченно сказал Михаил, – Уж очень подза-держались мы – и в Угнани, и в Шагирове. Да и у Оболыж-ского, в деревеньке твоих лесных антов, зря столько времени провели. Раньше надо было выезжать.

– А по моим расчетам – все нормально! – безмятежно сообщила я.

Покачивание гамака убаюкивало, сухое поскрипывание голых, безлистных ветвей над головой успокаивало.

Михаил же следил за амплитудой раскачиваний с нарастающей тревогой.

– Бокша! – негромко, но строго позвал он. И когда тот явился пред ясные княжеские очи, спросил: – Ты веревки для люльки княгининой сам привязывал?

– А то! – степенно ответил Бокша.

– Проверил – крепко? – не унимался Михаил.

– Отпустить! человека, – попросила я. – Все он проверил, ничего со мной не случится. Это я должна всего бояться перед родами, а не ты.

– Я разве боюсь, – удивленно повел подбородком мой супруг. – Это только лишь разумная осторожность. Необходимая.

– Разумник ты мой, – умилилась я. – Ну иди ко мне, вместе покачаемся.

– А вот этого и не стоит, – вздохнул супруг, поднимаясь с чистого, выбеленного ветрами и дождями бескорого пенечка. – Лучше давай-ка, радость моя, я тебя в карету отнесу. Там и поспишь.

Но выполнить свое намерение не успел. Из-за поворота дороги галопом, со страшным гиканьем вылетел всадник.

Наши головы с тревогой повернулись к нему.

Шапка набекрень, в руке – плетка. С хорошими известиями так коней, увы, не пришпоривают…

Взметнув облачко льдистой пыли и почти подняв коня на дыбы, всадник спрыгнул с седла. Упал перед Михаилом на колени, протянул свиток с донесением. t – Убит? – охнула я, неповоротливо вылезая из гамака.

Мысли гонца были заняты только этим.

– Ого! Даже отравлен?

– Кто? – обернулся Михаил.

Он еще не успел развернуть свиток и прочесть страшные новости.

– Великий князь. Петр Тихонович, – печально просветила я его.

Михаил уткнулся в бумагу. Лицо его все более суровело.

– Да, – наконец произнес он, подтверждая мою правоту. И повторил задумчиво: – Да… ч

Затем посмотрел в растерянности на меня и сказал удивленно: – Но я же не могу бросить тебя одну посреди дороги!

Я взяла из его рук свиток, быстро пробежала глазами.

Вот оно что! Зиновий Константинович Фелинский просил и умолял князя Михаила Никитовича Квасурова срочно, как можно быстрее прибыть в Кевроль, в ставку Великого собора. Ибо после злодейского отравления неизвестными лицами предводителя Великого собора князя Траханиотова в оном соборе и вокруг него творятся лихие дела. Вкруг города Кевроля откуда ни возьмись явилось несколько полков, верных беглому цару. И, говорят, цар при них по-прежнему наущаем волхвами. Сколько тех полков и какова сила их – точно установить не удалось. И во многом сем вина нового предводителя Великого собора – князя Дмоховского, провозглашенного незначительным числом князей, кои находятся сейчас в Кевроле. Вина же князя Дмоховского вот какая: не желая оборонять княжеский город бывшего предводителя, князь Иван замыслил перенести ставку в собственное княжество – в город Скарбница. Но отдачу городов и княжеств без боя Зиновий Фелинский почитает поступком не только бесчестным, но и опасным. Ведь то на самом деле будет не перенос ставки, а бегство. А бегущие полки – даже такой хороший, как Сыскной полк, где он, Зиновий Фелинский, поставлен первым воеводою, – легкая добыча для неприятеля. Но сего Дмоховский понять не хочет и грозит, что в случае неповиновения со стороны Зиновия отстранит его от командования Сыскным полком и предаст поношению как человека ненадежного и небо гол юбивого Со своей же стороны Зиновий может сделать единственное – разослать гонцов всем князьям Великого собора с просьбой немедленно прибыть в Кевроль. Что он и делает. Но князю Михаилу челом бьет и молит о неотлагательном приезде. Ибо пока все соберутся, может быть поздно. А на Михаила он. Зиновий Фелинский, надеется как ни на кого и знает, что только тот сможет обернуть дело ко всеобщей пользе. За сим Зиновий кланяется княгине Наталье. Все.