– Пока да, – ответил я, думая о столяре, который при желании мог наклепать этих кубиков сколько угодно. Хотя если нужна твёрдая порода дерева, да ещё просушенная…
– Больше пока не делайте, а то… мало ли.
Мне выдали расписку, в которой моя игрушка была названа просто «Кубик-головоломка».
Я не гордый, у Рубика, кажется, официально он тоже назывался по-другому, что-то вроде «магический куб», но в народе всё равно получил известность как кубик Рубика. Так что и этот после всех проверок, думаю, будет называться кубик Мальцева.
А позже, сидя на лавочке в скверике – одном из зелёных островков в центре Москвы, – я думал, куда пристроить головоломку после того, как получу авторское свидетельство. В то, что государственная машина раскачается сама собой и начнёт штамповать увлекательную игрушку для детей и взрослых, я сильно сомневался. Без толчка тут не обойтись. Тем более на массовый поток можно поставить модель исключительно из пластика. Вот только к кому потом сунуться со своим рацпредложением?
Глава 7
– Ну что ты видел? Дом – работа, работа – дом… А жизнь мимо проходит!
– Ну не скажи. Вот ты хоть и писатель, а многого не понимаешь.
Мы с Ленкой сидели в ресторане Центрального дома литераторов, куда не без труда выбрались для культурного отдыха; всё же забронировать здесь столик по силам не каждому смертному. Но я это сделал! И теперь мы пили белое вино, закусывая местными деликатесами, вели неторопливую беседу и вслушивались в разговоры за соседними столиками. Громче всех общались двое подвыпивших мужчин примерно одного возраста – лет им было по сорок пять—пятьдесят. Один из них, похоже, был писателем, а второй, как мы поняли из их громкого диалога, – инженером, у которого, по словам первого, вся жизнь «дом – работа, работа – дом».
Н-да, тут я с работником литературного фронта, пожалуй, соглашусь. В прежней реальности я был музыкантом, а в этой ещё вдобавок и футболистом. И я не мог даже представить себя утром выходящим из дому на работу, а вечером в одно и то же время возвращающимся домой. Боже, как же это скучно! Но у инженера имелись твёрдые, по его мнению, аргументы, что и в таком укладе есть свои несомненные преимущества.
– Вот смотри, Алексей, в половине восьмого утра я выхожу из дому, сажусь на трамвай и ровно в девять переступаю порог учреждения. Встаю за кульман и черчу, придумывая новые архитектурные решения.
Ага, так он ещё и архитектор в придачу.
– Ты не представляешь, как это интересно – творить, зная, что по твоим проектам и чертежам будут возводиться жилые дома, стадионы, Дворцы культуры!
– Уж мне-то не рассказывай, как интересно творить, – усмехнулся писатель и резко погрустнел. – Хотя, Серёжа, скажу честно, я тебе в чём-то завидую. Я ведь как уеду в Переделкино, запрусь там на месяц, а то и больше, и сижу до упора, пока книгу не напишу. Ты-то хоть что-то видишь, а я… И ладно бы всегда писал то, что хотел, а то ведь к очередному съезду партии так прозрачно намекнут, что не мешало бы роман о подвиге того или иного коммуниста в Гражданскую или Отечественную написать. А куда денешься? Жить-то хорошо хочется, жена-дети тоже привыкли хлеб с маслом есть, вот и сидишь строчишь… Эх, давай выпьем, что ли.
Звякнули рюмки, и мы с Лисёнком чокнулись бокалами, на этот раз без тоста, потому что выпили уже и за малого, и за наших предков, и за здоровье каждого из нас. Бутылка уже подходила к концу, оставалось её просто допить и отправиться домой, где мама и мой сводный братишка нянчились с Лёшкой. А завтра обещала нагрянуть тёща, так что за малышом всегда было кому присмотреть, и Ленусик отнюдь не чувствовала себя погрязшей в быту. Тем более я тоже помогал как мог, после отлучения из сборной став больше времени уделять семье.
А между тем о ситуации в главной футбольной команде страны молчали и газеты, и телевидение, и радио. Понятно, что сверху поступила команда сделать вид, будто ничего не происходит, не трогать тему с Мальцевым. А вот знакомые, да и просто прохожие на улице постоянно интересовались, почему сборная улетела в турне без меня и поеду ли я на чемпионат мира в Англию. Что я мог им ответить? Сказал, что у меня застарелая травма дала о себе знать, можно только надеяться, что к чемпионату мира я её залечу.
В целом, конечно, было грустно. Но тут как нельзя кстати поступило предложение выступить на следующей неделе с творческим вечером в Большой аудитории Политехнического музея. Чем не повод отвлечься? Тем более не бесплатно, впрочем, по телефону приглашающая сторона в лице некоего Альберта Ивановича сумму не уточняла, но вполголоса пообещала, что я внакладе не останусь.
Собственно говоря, заплатят 50, 100 или 150 рублей – разницы особой нет. Благодаря исправно отчисляющимся авторским, такие творческие вечера для меня не больше чем способ развеяться.
На Новой площади перед величественным зданием постройки XIX века я был за час до начала посвящённого мне вечера. Не успел выйти из такси с зачехлённой гитарой, как нарисовался тот самый Альберт Иванович – невысокий суетливый дядька. Несмотря на жаркую погоду, он был в костюме при галстуке и с прикрывающей залысину фетровой шляпой на голове.
– Курочкин, очень рад, – протянул он мне руку. – А я тут минут тридцать хожу, так, на всякий случай, лучше, как говорится, перебдеть. – И мелко захихикал.
Какой, однако, неприятный, скользкий тип. Ну да не детей с ним крестить, так что мило улыбаюсь и двигаю за ним под своды музея. Идём через парадный вход, по пути ловлю на себе удивлённо-любопытные взгляды посетителей. В принципе, у дверей висела афиша, извещающая о моём творческом вечере, так что чему тут особенно удивляться?..
Зал оказался довольно уютным, сцена небольшая, но для таких вот мероприятий в самый раз. Проверили микрофоны, всё работает, акустика порадовала. За тридцать минут до начала вечера начали запускать народ. Я в этот момент сидел в комнате отдыха, где Курочкин потчевал меня чаем с лимоном и отсчитывал пятирублёвые купюры числом 20 штук.
– Вот, Егор Дмитриевич, ваш гонорар. Тютелька в тютельку.
Я небрежно убрал деньги в карман, отхлебнул чая и, как бы между прочим, поинтересовался:
– Может, где-нибудь надо расписаться?
– Егор Дмитриевич, так ведь если расписываться, то гонорар у вас будет три с полтиной по ставке, – сделав брови домиком, сложил ручки Курочкин. – Да вы не переживайте, всё уже обговорено.
– Ну смотрите, а то ведь… А билеты почём, если не секрет?
– Рупь пятьдесят, – моментально отреагировал антрепренёр, словно ждал этого вопроса. – Так ведь, сами понимаете, аренда зала…
– Да вы успокойтесь, Альберт Иванович, меня сумма гонорара вполне устраивает. Чистой воды любопытство… Кстати, как билеты расходятся?
– Аншлаг, Егор Дмитриевич, все билеты проданы! Вы – личность очень известная, популярная, я бы даже сказал, так что в успехе сегодняшнего мероприятия и сомневаться не приходилось. Я только не поинтересовался, какая у вас сегодня программа?..
– С программой всё нормально, – успокоил я Курочкина. – Не первый раз замужем, плавали – знаем. И не пора ли давать первый звонок?
Того всплеска адреналина, который со мной случался на серьёзных концертах или в футбольных баталиях, я не испытывал. Может, оно и к лучшему. Творческий вечер предполагал размеренное общение с публикой, и хотя в моей прежней биографии их было не так и много, однако я прекрасно знал, что это за зверь и с чем его едят, так что почти никакого волнения не было.
Действительно, в зале, погруженном в полусумрак, аншлаг. Моё появление на сцене встретили самой настоящей овацией. Благодарно поклонившись, я встал к микрофону.
– Добрый вечер!
Снова овация на полминуты.
– Спасибо! – поднимаю руку, призывая к тишине. – Спасибо вам, что пришли сегодня на мой творческий вечер. Мне сказали, что у нас с вами полтора часа, надеюсь, они пролетят незаметно. Кстати, я тут специально попросил поставить коробочку для записок, вот она, на краю сцены. Так что можете не стесняться, писать вопросы или пожелания, постараюсь на все ответить… Что ж, можно считать, что творческий вечер Егора Мальцева открыт, и для начала позвольте исполнить вам одну недавно написанную вещь.
