Что, если попробовать вызвать образы, которые раскрыли бы содержание рукописей? С открытыми глазами вполне можно работать, даже если параллельно делаешь что-то механическое.
Вставали чёрные огнедышащие демоны; рушились города; мир, лежащий на чьей-то огромной ладони, обретал новые формы… А ещё маячили рисунки, сложно переплетённые из чётких линий.
Тем временем образцы минералов неумолимо подошли к концу.
– Что следующее? – бодро поинтересовалась я.
Кайенбург растерянно поискал глазами. Я отчётливо ощущала, как напряжённо ворочаются его мысли. Ему и помощь лишней пары рук была бы не лишняя, и обижать меня не хотелось. Но доверить неопытной девчонке паковать более хрупкие экспонаты – например, коллекции семян… Вся его немецкая пунктуальность начинала жалобно скулить! Знал бы герр, какая у меня сноровка всякие секретные ценности укладывать! Однако не знал – и хорошо! Всё же он выдал мне ещё какие-то образцы. Человеческие кости! Но настолько древние, что в них уже не осталось никакого воспоминания о прежних владельцах и носителях. Я начала эти реликвии заворачивать, а герр Кайенбург был так добр, что пустился в пространные объяснения о чистоте индогерманской расы и важности вопроса её происхождения.
Чем больше Кайенбург говорил, тем сильнее у меня было ощущение, что он и сам себе не верит. Что все эти камни, кости, образцы местной флоры собраны для отвода глаз. Если кто чужой спросит: что это вы везёте? А на самом-то деле…
– Впрочем, дорогая Хайке, всё это малоинтересно, – неожиданно подтвердил Кайенбург мои догадки.
Он мысли, что ли, читает? Ещё не хватало!
– Настоящая ценность – вы, Хайке.
Я так изумилась, что забыла смутиться, но собеседника моя реакция вполне устроила. Он самодовольно улыбнулся:
– Арийка и носитель древнего дара. Стопроцентная немка с тибетской закваской. Подлинный, не искусственный сплав Запада и Востока. Вы – будущее, Хайке. Здесь мы охотимся за мудростью древнего Тибета, за его тайными знаниями. Вы – живое воплощение всего, что мы ищем.
Я опустила глаза и прижала ладони к щекам так, как будто лицо горело от смущения. Вообще-то я была готова залиться смехом от радости, что задуманный трюк сработал идеально.
– Не смущайтесь, Хайке, привыкайте. Немке к лицу гордость! Уверен, что в Германии вас ждёт блестящее будущее.
Гордость, говорите? Я позволила себе улыбнуться, исполненная чувства тайного превосходства. Собеседник одобрительно кивнул.
– Знаете, о чём я подумал?
Риторический вопрос. Но я внезапно выпалила:
– О грехе. – И добавила на всякий случай: – Я не знаю. Извините, господин Кайенбург.
Так иногда случается, если хорошенько настроишься на приём информации, она врывается в сознание, а ты даже не можешь понять, зачем она и к чему относится.
– Хайке, моя интуиция редко подводит. Вы – действительно находка! Да, я подумал, что совершаю двойной грех, когда держу вас в этой тёмной и скучной комнате. Во-первых, надо дать вам возможность проститься с Тибетом, где вы выросли. Уверен: вас обуревают противоречивые чувства, и вам хотелось бы остаться с ними наедине. Во-вторых, преступно занимать вашу умную головку всей этой ерундой и суетой сборов. Будет куда больше пользы, если вы помедитируете лишний раз с уважаемыми ламами или в одиночестве! Так что вы свободны, Хайке, погуляйте!
Я вежливо поблагодарила и зашагала прочь. На тюках с трофеями мне ещё в самолёте лететь бог знает как долго. Прощупаю всё, что получится. Информация – она ведь из вещи, переполненной силой, сама брызжет во все стороны!
Множество послушников вразвалочку таскали к воротам тяжёлые сундуки и огромные, бесформенные мешки. Сундуки были покрыты резьбой и цветными узорами, мешки – из простой холстины – не прорезиненная ткань, не брезент. То есть все эти ёмкости были не немецкими, а тибетскими. Что же внутри? Подарки от лам немцам? За послушниками приглядывали ламы, давали указания. Все вещи складывались у ворот. В монастыре вообще царила излишняя суета: бордовые мантии сновали туда и сюда, заходили в разные постройки, вновь появлялись во дворе.
Мой бывший молчаливый наставник подошёл, заметив меня, и пожелал доброго пути. С ним вместе был довольно важный лама, которому меня, помнится, представили, когда я только попала в монастырь. Этот дружелюбно улыбнулся и сказал по-немецки:
– Я еду с вами!
По его интонации чувствовалось, что мой статус с момента нашего знакомства повысился в его глазах. Но что такое он сказал?! Верно ли я поняла его ломаное произношение?
– Едете с нами? – уточнила я с интонацией человека, получившего приятный сюрприз.
– Да!
– Очень приятно, что именно вы…
– Не я один.
Я вопросительно и уже с неподдельной радостью взглянула на своего наставника, но тот, очевидно поняв, о чём речь, отрицательно качнул головой.
Выяснилось, что с нами летит группа лам высоких рангов – человек двадцать: частью – из числа прибывших, частью – местные. Все они торопились и суетились. В последний момент, как обычно и бывает, требовалось многое продумать, обсудить, собрать. Привычка сохранять уравновешенность мыслей и чувств помогала ламам: они даже суетились степенно, с чувством собственного достоинства. И тем не менее мысли их были сосредоточены на предметах сугубо материальных. Простых монахов и послушников одолевали любопытство и чуждая просветлению зависть: кому ж не хочется полететь на самолёте и побывать в дальних краях?! Те ламы, что не уезжали, всеми силами старались поддерживать порядок и восстановить атмосферу отрешённой созерцательности. Вряд ли когда-либо их усилия были более тщетными!
Итак, все по уши заняты своими делами. Глубинная, мысленная и чувственная тишина монастыря резко нарушена. Тот самый момент, которого я ждала неделями!
Пользуясь давно полученной привилегией ходить где вздумается, я тихонько вышла за калитку и направилась на любимый зелёный склон, с которого вся территория монастыря открывалась как на ладони. Пусть увидят меня, если спохватятся: вот она, Хайке, преспокойно медитирует. Да и я буду приглядывать за ними.
Я села на траву, привычно скрестив ноги…
Ничего удобного для работы с тонкими энергиями я не находила в этой позе и теперь не нахожу. Но следовало демонстрировать приверженность тибетским традициям. Мне этот «лотос» не помогал, однако и не мешал…
Время было далеко от условленного, поэтому я настроилась на экстренный вызов.
Дежурила Женька. Мне повезло, потому что Лидочка – при всей моей любви! – менее доверчива к собственным ощущениям. Оттого она будет долго прислушиваться и перепроверять, прежде чем ответит. Это важно: она не должна случайно выйти со мной на связь без крайней необходимости. Вот Женьке уверенности не занимать!
Характерное мысленное прикосновение. Ни с чем невозможно спутать это ощущение – когда не ты думаешь о человеке, а человек сам интенсивно думает о тебе. Тем более – если хочет быть услышанным.
Я давно готовилась к этому сеансу связи, подбирала информацию и образы для её передачи. Несмотря на долгий перерыв в упражнениях, дело быстро пошло. Всё – как в радиообмене: сообщение – подтверждение приёма – следующий информационный блок; сообщение – запрос на уточнение – повторение.
Пока Женька переваривала очередной кусок сообщения, я поглядывала на монастырь: не позовут ли меня назад – и прощупывала пространство: нет ли за мной наблюдения на тонком плане.
Наконец справились с передачей. С нас обеих, думаю, семь потов сошло: новостей-то у меня накопилось видимо-невидимо! Теперь настала моя очередь задавать вопросы и принимать информацию.
Увы, мне так много не расскажут! Вся жизнь в Лаборатории – один большой секрет. Моя голова напичкала прежними секретами, а уж новых мне знать никак не полагается. Мне ведь что интересно? Ушёл ли Игорь и успешно ли внедрился? Набрал ли товарищ Бродов новых учеников в нашу Школу? Не готовят ли девчонок к внедрению? Последнее я узнаю, когда на связь выйдет новая, незнакомая напарница или напарник. Оставалось выяснить, все ли здоровы и нет ли у кого новостей дома, в семьях. Всё благополучно, если Женька не врёт. У Симы двоюродный брат тяжело ранен, но жив. Девчонки стараются лечить его, хоть расстояние до госпиталя очень велико. У Кати появился ухажёр – очень хороший парень, но скоро он опять отбывает на фронт. По умолчанию я догадалась, что Игорь уже где-то далеко, и Женя ничего не знает о нём.
