— Хорошо, когда твоя девушка Абсолют, — хмыкнул я, когда оплатив выпивку мы вышли из злосчастного бара.
— Я снова твоя девушка? — зарделась Джина.
— Ну мы идём под руку, спим вместе, — перечислил я, загибая пальцы, — трудно не заметить очевидного.
Она остановилась и приблизившись ко мне поцеловала в губы. Рядом проходившая молодёжь насмешливо просвистела, показывая на нас пальцами.
— Идём узнаем, как дела у наших товарищей, — сказал я и мы зашагали в сторону отеля.
У них поход по барам также не задался, оказалось, что «узкоглазых» и мексиканцев здесь не любят, и относительно без проблем выпили пива только поляки-наёмники, которые приехали сюда как наши переводчики, но и они заверили меня, что страна стала ещё более мононациональная, чем была тогда, когда они жили здесь. Кругом нас были одни лишь поляки, с очень малым вкраплением иностранцев, которые не были туристами.
Посмотрев до позднего вечера телевизор, с весьма интересными программами для меня, я отправил наёмников вместе с Кёкэ-саном и его племянницей на улицы уже ночного города, чтобы узнать, как обстоят тут дела с криминалом. Оказалось, что очень даже хорошо. Они лично познакомились с одной ультраправой группировкой, которой не понравилось нахождение на своих улицах «косоглазых и черножопых», по их словам, обезьян.
В воскресенье мы ещё раз разделились и снова вдвоём с Джиной прогулялись по городу, барам, магазинам и я почти везде видел одно и то же — нелюбовь поляков к любым приезжим и иностранцам. Даже продавцы в магазинах разговаривали с нами через губу, бессовестно обсчитывали, а слуги в отелях были столь наглые, что требовали себе чаевые. Именно не просили, а требовали, стоя рядом с протянутой рукой. Нужно ли говорить, что страна мне очень понравилась и когда мы поехали обратно в аэропорт, один лишь я улыбался. Отпустив всех остальных, мы с Диего и Кёкэ-саном заперлись в нашем бункере.
— Диего, нам нужен выход на польских наёмников, у которых есть обширные связи среди ультраправых группировок, а также криминалитета Польши.
— Этого там полно, вы сами видели, — ответил он поморщившись.
Обговорив общие впечатления от поездки, и сойдясь с Диего и Кёкэ-саном почти слово в слово с тем, что там происходит, я стал отдавать приказы.
— Договаривайся через посредников с самыми наглыми и жадными до денег, даже если тебя кинут, ничего страшного, — продолжил я, — их мы вырежем первыми, показав другим свою серьёзность.
— Хорошо господин Реми, — кивнул он.
— Вам Кёкэ-сан поручаю заняться подходами к журналистам, которых можно подсадить на денежный крючок. Наркотики, женщины и азартные игры тоже подойдут, — добавил я, — чем больше отыщите, тем лучше.
— Вы же видели господин Реми, они не сильно хотят общаться с иностранцами, — справедливо заметил он.
— А ещё я заметил, что если это будет не мужчина, а потрясающей красоты женщина, не сильно строгих моральных принципов, то переговоры пойдут точно живее, несмотря на то, что она иностранка, — ответил я ему с каменным лицом.
— Хорошо, я приложу все усилия.
— Вы видели, как они относятся к чужакам, поэтому нужно действовать руками поляков. Нанимайте наёмников, продажных журналистов, в общем всех тех, у кого деньги на первом месте, а уже на втором его национальная гордость. В крайнем варианте, пойдём долгим путём, — развёл я руками, — но если его можно упростить, то почему бы не попробовать более простой вариант.
— Вы хотите устроить там то же, что и в Конго? — поинтересовался Кёкэ-сан.
Я покачал головой.
— Не получится, они моноэтническая нация, избавившаяся от большинства чужаков, вы сами видели, что туристов просто терпят, но лишь пока поляки трезвы.
— Тогда какой у нас план? — попробовал настоять он.
— Ваш конкретно, найти мне продажных журналистов в Польше и место, где князь Воронцов хранит золото, — я спокойно посмотрел на смутившегося японца, — сколько прошло времени, как я вам дал всю информацию об этом?
— Мы ищем Реми-сама, — он покачал головой, — но вы сами должны знать, что любая работа в чужой стране сразу замедляется по объективным причинам.
— Это не оправдание Кёкэ-сан, привлекайте всех готовых на сотрудничество местных, потом избавляйтесь от них, мне что вас учить оперативной работе? В крайнем случае найдите и приведите мне того, кто точно знает нахождение этого места. Я сам получу от него нужную информацию.
— Я понял вас Реми-сама, — склонил он голову, — задействую все ресурсы.
— Вот и отлично, — похлопал я его по предплечью, — и приструните вашу племянницу, она откуда-то узнала номер моего телефона и надписывает мне сообщения, весьма фривольного вида.
Старик сильно смутился.
— Простите меня Реми-сан, у меня были подозрения, что она не просто так напросилась со мной в поездку, теперь становится понятно зачем.
— Тогда на этом всё, жду от вас результаты.
Оба поднялись и поклонились.
— Есть, господин Реми.
* * *
Первых мне нашли как не странно: журналиста, артиста и писателя. Один активно написывал книги и статьи в газеты о привилегированности польской расы, второй, готов был за деньги писать вообще о чём угодно, третий был вхож на телевидение и оттуда мог многое что сказать. Я сказал вербовать всех трёх. Лично разумеется ни с кем не встречался, общался через посланную Кёкэ-саном симпатичную японку, которая под видом журналистки умело сыграла на мужском эго мужчин, переспала с ними и теперь вовсю раскачивала их самомнение, подкрепляя свои слова внушительными суммами денег. Я передал ей тексты для всех троих, которые старательно писал несколько дней, разбив их на части и уже на следующий день в разных газетах вышли две независимые статьи с первыми историческими справками, которые описывали с полной исторической достоверностью события начала и окончания Первой мировой войны. Затрагивали они в основном Европу и Россию, а потому особого внимания к себе не привлекли. С теми же тезисами артист появился на польском телевидении. Это слегка всколыхнуло общество, но не сильно.
Зато, когда вышли продолжения статей и передач, при этом события переключились на Польшу, интерес общества значительно подрос и газеты стали сметаться с прилавков, поскольку в статьях появились вопросы, которые давно задевали тонкие струны души поляков. Почему с Польшей обошлись несправедливо и разделили её исконные территории? Почему до сих пор нет ни единого политика, кто бы говорил о возвращении этих территорий обратно? Задав эти два вопроса: журналист, писатель и артист стали ссылаться друг на друга, показывая, что неспроста разным людям и патриотам своей страны одновременно пришли мысли об одном и тоже.
Следующие их статьи обозревали соседей, кто что получил по итогу той войны, и вопросы уже возникли другого толка. Почему Германия никому не выплатила репарации? Почему Польше не досталось ничего, кроме и так принадлежавших ей земель от России? Было ещё много разных почему, и намёки, что неплохо было бы Германии выплатить полякам причитающееся, да ещё и с учётом инфляции. То же стало относиться и в сторону России, которая измотанная недавней войной с Японией и Таиландом, пока отмалчивалась на всё это.
Молчание от крупной страны только взбодрило поляков и на улицах городов, взяв под мышку газеты со статьями враз ставших национальными героями людей их написавших, а в другую пиво, паны стали рассуждать, что и правда, неплохо было бы получить деньги и поделить их на каждого жителя. Ведь в следующих статьях приводился расчёт, что если получить репарации, то на каждого поляка придётся по десять тысяч злотых, а это весьма серьёзные деньги для небогатых семей, который обокрали немцы, ведя основные боевые действия на территории Польши.
Популярность этих идей среди населения стала настолько большой, подогреваемая к тому же статьями и телевизионными передачами, которые стали говорить, что поляки вообще единственная нация, которая достойна жить в Европе, и из каждой подворотни стали вылезать банды и молодёжные группы, которые нацепив белые повязки на рукава своих курток, стали патрулировать улицы польских городов, цепляясь к иностранцам и избивая их.
