Истины нет (СИ) - Ефимкин Максим

Женуа хотел что-то сказать, но передумал и отступил на шаг, всем видом показывая согласие с юстициарием.

— Читайте уже, — послышался нетерпеливый голос.

Призрак склонился к Марку и шепнул:

— Прекратите бледнеть, государь, петля затягивается. Все идет так, как надо.

Слова Призрака подействовали: Марк откинулся на спинку и произнес:

— Чего уж там. Раз Небом было дозволено, чтобы они покинули тайное место, пусть даже лихостью и обманом. Читайте, мудрейший Конфлан.

Юстициарий облизал пересохшие губы и, подняв свиток перед собой, прочитал:

— Для потомков моих, чтобы помнили, осудили, но простили, ибо я был прощен моей королевой. Свершил я грех по глупости и в разуме, замутненном вином. Нарушил я святую заповедь Небесную, принудив к соитию молодую послушницу. Боль и мучение моей души оказались столь сильны, что я открылся данной мне Небом благоверной и поклялся пред святыми мощами Прощающего Грехи, что коли простит она меня, то будет заложена обитель во имя Святого Грегуара во искупление. Сие признание написано собственной моей рукой и будет первым свитком в скриптории аббатства. Свиток надлежит хранить тщательно, дабы потомки могли осудить меня, но не современники. Десятого апреля тысяча двести пятьдесят восьмого года от Восхождения. Король Лорент Первый.

Тягучая тишина заполняла зал, пока Конфлан сворачивал свиток и брал в руки другой.

— Рука королевы, — произнес он, развернув его подрагивающими пальцами. — Читаю. Для потомков моих, чтобы помнили, не осуждали и простили, ибо я простила. Муж мой свершил грех по глупости и в разуме, замутненном вином. Нарушил он заповедь святую Небесную, принудив к соитию молодую послушницу по имени Нара. Придя на коленях, просил он прощения и перед мощами Прощающего Грехи каялся в содеянном. И в знак прощения будет заложено женское аббатство во имя Святой Эллаики. Сие прощение написано собственной рукой и будет первым свитком в скриптории обители. Свиток надлежит хранить тщательно, дабы потомки не осудили мужа моего, Лорента Мно Первого. Десятого апреля тысяча двести пятьдесят восьмого года от Восхождения. Эна Мно Карберийская.

— И что нам с этого? — не дав тишине снова расползтись, сказал Лауциз. — И что, что король по седине блудил? Так кто из нас этого не делал? Простите, Ваше Высокопреосвященство. Вон графиня Файет при еще живом графе сколько мехирей обскакала.

Графиня вспыхнула, но Лауциз продолжал:

— И что набожным сделался более обычного, как сошелся с Карберийским родом, ни для кого не секрет древних захоронений. Суть-то в чем? Что от этого аббатства стали неугодны Богу? Как это относится к Созыву?

— Я не закончил, герцог, — спокойно, но надменно произнес Этруско.

— Продолжайте, — Конфлан рукой указал Лауцизу замолчать.

Но тут вступил Марк, снова не дав Этруско продолжить.

— Так что же, граф, ты представишь нам королевского ублюдка? Что же он с самого начала таится под хламидой? Встань, юноша! — внезапно скомандовал герцог. — Покажись.

Фигура в рясе послушно встала и скинула капюшон. Перед заинтересованными взглядами открылось совсем молодое лицо, испуганное, но с волевым подбородком, твердым взглядом и чуть курносым носом. Черноволосый юноша прятал взгляд и быстро и часто дышал. Зал оживился, зашуршал. Скрипнули кресла, когда в них взволнованно заерзали.

— Похож, — протянул герцог, задумчиво проводя большим пальцем по щеке.

Медленно поднялся и не спеша обошел стол, приблизившись к юноше на расстояние шага, приподнял указательным пальцем его подбородок, рассматривая, словно жеребца.

— Определенно похож.

— Марк Ирпийский... — гневно начал было Этруско.

Но герцог отмахнулся и продолжил:

— Расскажете нам, граф, где вы нашли этого юношу? И чем можете доказать, что именно он является королевским отпрыском?

— Я собирался…

— Вы собирались и дальше ездить нам по ушам своими напыщенными речами, заходя издалека со строем барабанщиков и отрядом горнистов. Просто выкладывайте все, что у вас есть.

— Герцог Ирпийский, попрошу вас не вмешиваться и вернуться на свое место, — вступил юстициарий.

Марк бросил небрежный взгляд на Конфлана и вернулся на место под одобрительное шушуканье.

— А вас, граф, попрошу больше не терзать нас длинными речами.

— Конечно, — Этруско поклонился в сторону юстициария. — Но дальше должен говорить не я, а архиепископ Бенегер Женуа. Думаю, что его словам и историческим записям, что сохранил наш уважаемый Конфлан, Созыв доверяет?

Удивленные, смущенные, заинтересованные взгляды устремились на архиепископа. И снова по залу прокатилась волна шепота. Бенегер вышел вперед к столу и, гордо выпрямившись, разложил перед собой пять свитков. Взял один и приготовился предъявить его Созыву. Призрак воспользовался моментом и прошептал:

— Вот и все. Попросите его сотворить исповедальный круг и говорить в нем, ну и наслаждайтесь зрелищем.

Марк несколько секунд смотрел на Призрака в упор, словно не решаясь выполнить сказанное им, но справился с неуверенностью и твердо произнес:

— Стойте.

Герцог поднялся, расправляя плечи. Юстициарий гневно сморщился. Рука архиепископа, разворачивающая пергамент, застыла на полпути.

— Я требую, чтобы уважаемый Бенегер Женуа сотворил исповедальный круг и говорил из него.

— Вы — что? — воскликнул юстициарий одновременно с архиепископом.

— Я требую, чтобы столь важное заявление делалось из исповедального круга, — тон Марка не оставлял сомнений в твердости намерений добиться своего. — Ведь только что многие из нас готовы были стоять в нем, дабы доказать свою непричастность к смерти королевы.

— Архиепископ отвечает перед Живущими Выше! — воскликнул Конфлан. — Ему незачем исповедоваться перед смертными.

— Есть зачем, — Марк зло посмотрел на юстициария. — Если он этого не сделает, я откажусь признавать любое решение Созыва. Знаете, чем это грозит?

— Вы угрожаете Созыву? — вспыхнул Конфлан.

— Да, уважаемый юстициарий.

— Вы не посмеете!

— Это не та просьба, из-за которой стоит начинать междоусобную войну за престол, — настаивал Марк. — Столько лет ничего не было слышно об этом ублюдке. Не было признания его королем, он не был приближен ко двору. Отчего нам знать, что это все не интрига?

— Слова архиепископа для вас ничего не значат? — прорычал Этруско.

— Слова вообще значат мало, граф, кто бы их ни произносил. Я много за свою жизнь слышал вымысла от самых разных людей самых высоких сословий, так что ничему не удивлюсь. И раз уж кто-то осмеливается на Созыве по такому щепетильному вопросу предъявлять бастарда, то и доказать это надобно полностью.

Марк пренебрежительно ухмыльнулся.

— И пусть Его Высокопреосвященство решит. В конце концов, я не много прошу. Пусть всего лишь зачитает бумаги, кои он назовет доказательствами, в Исповедальнике перед свидетелями.

— Я с герцогом Ирпийским, — графиня Файет поднялась, а за ней встали и другие, исключая лишь графа Этруско, который демонстративно сел.

— Созыв, как мне думается, сказал свое слово, — глаза Марка победоносно сверкнули.

— Я и не думал отказываться, — произнес архиепископ, бережно укладывая документ рядом с остальными. — Мне нечего таить. Я чист пред Небом, значит, чист и пред Созывом. Круг сейчас будет готов.

Женуа отошел от стола в глубь комнаты и принялся создавать исповедальный круг. Большинству этот обряд был незнаком, да и нечасто приходилось видеть настоящего обладателя Истинной Силы, и потому почти все заинтересованно наблюдали за заклинаниями и молитвенными плетениями слов. На полу проявлялся круг диаметром два шага, испещренный знаками и святыми символами. Постепенно он стал настолько ярок, что у наблюдателей перед глазами поплыли синие пятна, будто они глянули на полуденное солнце. На зал снизошли благодать и умиротворение. Его окутала благоговейная тишь. Архиепископ взял первый свиток и ступил в круг. Послышался ропот: одежды Женуа заволокло желтое сияние. Он в полном молчании развернул бумагу. В то же мгновение круг погас, свет стал тьмой, а сияние — сизо-черным дымом. Хлопнули, закрываясь, окна. Потянуло подвальной сыростью. Женщины закричали, но звук застыл, замер в воздухе, мужчины вскочили, хватаясь руками за несуществующие рукояти мечей. Самые расторопные кинулись к выходу, но ноги их вязли в химерической гати, руки оплела паутина, и они повисли над полом, словно угодив в невидимые тенета.