— Я ж не готов, — Наум Егорович мысленно застонал. Или не мысленно. — К этому ж годами готовят!
— Это вы преувеличиваете.
— Ладно. Месяцами. Неделями. А вы…
— Боюсь, нет у нас ни недель, ни месяцов, ни даже дней. Я и про часы-то сомневаюсь. Наблюдение мы установили, но… аналитики уверены, что мы имеем дело с очень серьёзными людьми, а потому работать будут аккуратно. Нет у нас времени, Наум Егорович. Категорически. И так вот, можно сказать, что повезло с вами. Вы человек опытный. Справитесь.
Чтоб…
Точно уволится.
— У меня жена…
— Понимаю. Ей сообщат о срочной командировке. И если вас утешит, временно вы будете приписаны к Институту Культуры.
— Внештатным консультатном?
— Видите. Вы всё сами понимаете. И поверьте, за консультации у нас платят неплохо. Кажется, ваша дочь мечтала сыграть свадьбу в «Эжени»?
— Да, — спрашивать, откуда Фёдор Фёдорович о том узнал, лучше не стоит. — Там мест нет.
Потому что расписаны на год вперёд.
Оно и к лучшему, потому как цены в этой модной забегаловке такие, что Наум Егорович после просмотра меню долго потом думал, что же там подают, если оно стоит, как…
— Думаю, найдём. И за оплату не волнуйтесь. У Института Культуры во многих местах отличные скидки…
Обложили.
— Когда? — Наум Егорович и так бы не отказался, но… дочка обрадуется. А Евдокия простит. И поймёт. И службу его она знает, так что не в первый раз вон. этот хотя бы точно предупредит, а то ведь…
— Сейчас, — Фёдор Фёдорович поднялся. — И поверьте, будь у нас другой вариант…
Но другого не было.
— Ничего, — Наум Егорович глянул в зеркало. Вот всё-таки интересно, случайное сходство или папаша и вправду погуливал? — Как-нибудь справлюсь…
Куда ему деваться-то.
Особенно, когда прикрывать целый Институт Культуры будет.
Глава 17
Где речь идет о некоторых особенностях тихой охоты
Глава 17 Где речь идёт о некоторых особенностях тихой охоты
У Ростовых было три дочери: Hаташа, Соня и Hиколай.
О том, что случается, когда родители хотят ещё одну девочку.
Земеля мылся.
Долго мылся. Он тёр себя губкой и не мог остановиться. Всё казалось, что в кожу въелся этот характерный запах хвои и земли, леса и болота. Он то и дело подносил руку, нюхал, понимая, что пахнет теперь какой-то парфюмированной хренью, но потом, стоило руку опустить, и запах возвращался.
Нервное.
Выбравшись из ванны, он прочёл молитве — благо, в квартире сеть работала, и поисковик выдал целый список подходящих, а заодно уж предложил заполнить специальную форму, чтоб, стало быть, не самому молиться, а сразу в храме.
Именным, так сказать, образом, делегировав полномочия специалистам.
Земеля эту форму и заполнять начал, только внутри словно дёрнулось что-то и пришло понимание, что, даже если он выберет тариф эксклюзивный, обещавший личный, во здравие Земели, молебен сразу в пяти храмах, это не поможет.
Вот если бы он сам в храм пошёл — дело другое. Но почему-то от мысли о посещении стало совсем уж не по себе. Будто там, в храме, с ним могло случиться что-то куда худшее, чем в лесу.
Он заварил кофе, надеясь, что хоть так успокоится.
Леший.
Мавки.
Ведьма. Бред же ж… или нет? Ведь было же? Ещё недавно он точно сказал бы, что было, что всё-то, случившееся, правдиво. А теперь вот засомневался. Нет, что-то да было… та же дорога, по которой он свернул не туда. Болото. Болото определённо наличествовало. А где болото, там и болотные газы.
Ядовитые?
И растения там растут всякие. Вон, когда Земеля в годы давние и позабытые, с бабкой за ягодами ходил, она говаривала, что надобно осторожно, что на болотах легко надышаться тем же болиголовом. Может, и Земеля вот? Надышался? А там нервное напряжение, байки племянниковы, вот мозги и переклинило.
Правдиво?
Куда правдивей, чем встреча с лешим. И тянуло ухватиться за эту, свежепридуманную правду, но врать себе Земеля был непривычен. И потому, так и не притронувшись к кофе, дотянулся до трубки. Той, особой, в которой был забит лишь один номер. И ответили сразу.
— Возникла проблема, — сказал Земеля, с трудом разлепив сухие губы. Он не то, чтобы боялся. Скорее понимал, что человек на том конце вряд ли поверит в историю о лешем.
Да и видение вопроса у него своё.
— Серьёзная?
— Я верну деньги. И сверху накину.
Сумма приличная. И планы на неё у Земели имелись, как и на участок, но вот сейчас он ясно осознавал, что лучше быть бедным, но живым.
— Даже так? — в голосе послышался смешок. — Удивительно… и что тебя так напугало?
Мелькнула мысль соврать что-нибудь… скажем, что спецслужбы стали интерес проявлять, а потому надо бы кое-какую деятельность свернуть.
Временно.
Интересно, а зимой Лешие как? В спячку впадают? Или нет?
— Не поверишь, — мысль о спячке, да и о вранье Земеля отмёл. — Тут… такое… случилось. Знаешь, я кому другому не поверил бы. И может, ты тоже решишь, что я слегка… двинулся. Я и сам, говоря по правде, не уверен, что не двинулся. Ты в леших с ведьмами веришь?
— Вечером, — оборвал его знакомец. — В «Купце и нищем». Скажешь, что ждут. К семи подъезжай, там и поговорим.
Это было вновь же странно.
Очень странно.
— Ну, купол, положим, я сниму. А толку? — дядя Женя устроился на гамаке, который сам собою, не иначе, возник в саду. Он протянулся от одной яблони до другой. Под голову дядя Женя сунул лохматого плюшевого медведя, а в руке держал бутылку.
С нежитью.
Ещё две стояли в тенечке.
— Жарко им, — пояснил он, заметив взгляд Ульяне. — А так-то выгуливаю. Питомцев надо выгуливать.
— Это… кто? — Элеонора поглядела на дядю Женю с немалым подозрением.
— Дядя Женя. В гамаке, — Ляля опустилась на корточки и пальцем по стеклу постучала. — А это вот Чума, Холера и Извращенец!
— Изверг! — поправил её дядя Женя.
— Понятно, — Элеонора кивнула. — Изверг, конечно, совсем другое дело.
— Именно, — дядя Женя погладил бутылку. — Он у меня самый спокойный…
Тварь внутри замерла, и теперь Ульяна тоже ощущала её, этаким комочком тьмы. Удивительно, но комочек этот не вызывал отторжения. Скорее уж он был таким маленьким и напуганным, что его становилось жаль.
— Так что с куполом? — уточнил Данила. — Если снять?
— Это точно заметят. Конечно, могут принять за сбой в системе, но если сама система отлажена, то…
— А как в центре? Вы ж туда тихонько нас провели? А там…
— Ну… так-то да, — дядя Женя качнул ногой, отчего гамак тоже пришёл в движение. — Только глядеть надо, что за купол. Тот, прошлый, мелким был. Ставлен больше для порядку, чтоб мыши не разбежались. А вот если посерьёзней чего, то незаметно не выйдет. И внутри опять же, оно ж всякое быть может. Если вы говорите, что эту вашу «Птицу» охраняют, тогда купол — это так, часть…
Он замолчал, раздумывая над чем-то.
— А это нормально вообще? — тихо поинтересовалась Элеонора.
— Что именно?
— То, что в бутылках… оно шевелится.
— Так живое же, — дядя Женя поднял бутылку и щёлкнул по пальцам. — Относительно. В смысле, что нежить, конечно, но неупокоённая, а стало быть живая. Вообще это сложный философский вопрос, можно ли считать нежить живою… а ты кто?
— Элеонора, — бывшая Данилы вцепилась в сумочку. — Я вот… приехала… поделиться информацией.
— И хорошо.
Дядя Женя оттолкнулся и сел.
— Ехать надо.
— К-куда? — спросила Элеонора.
— Смотреть. Что там за купол и вообще. Тогда, глядишь, и понятно станет.
— Это разумно. Там рядом дорога, посёлок опять же. Подойдёте, считай, к самому забору, — Игорёк покосился на гамак и что-то подсказывало, что в желании отправить дядю Женю на разведку есть некоторый сугубо личный интерес. — Если получится Никитку отправить, чтоб по территории побегал, то совсем хорошо. Никит, я тебе жуков дам, раскидаешь…
