Ознакомительная версия. Доступно 234 страниц из 1167
ведущим жизнь в тени среди иллюзий! — вступил в беседу Шензи.
— Противны ваши мысли о коварстве,
которым вы беспечно наделили
честнейшего из смертных, Полчек Кая! — добавил Банзай.
— Не он ли поглощён одним искусством,
служа лишь театральному призванью,
единой Мельпомене посвящая
свои и устремленья, и желанья? — продолжил Шензи.
— Лишь этим объяснением достойным
мы не подвергнем Мастера деянья
постыдным обывательским сомненьям! — укоризненно подытожил Банзай.
— Эд? — спросил нетерпеливо Пан третьего голиафа. — Я ничего не понял!
— Мои сиблинги хотели сказать, что Мастер Полчек безусловно выше пошлых политических интриг, которые вы ему приписываете. Он гений театра, и его не следует мерить обывательскими мерками. Его жизнь — великий перфоманс, его творчество однажды потрясёт мир, а все его действия лишь поиск достойных выразительных средств для его гениальности. Кто знает, кого он ищет? Не того ли, кто однажды заменит болтливого вонючего козла у руля будущего величайшего театра современности?
— Так вот что вы про меня думаете, лысые мудилы? — возмущённо затопал копытами козел. — Вы, бездарности, считаете, что чего-то стоите без своего режиссёра? Лишь моя работа с магией иллюзий придаёт завершённость гениальным творениям нашего Мастера! И она же помогает скрыть вашу сценическую никчёмность от глаз искушённой публики! Да что вы вообще понимаете в искусстве, горные людоеды? Если бы не моя специфическая внешность, Альвирах не знал бы актёра лучше! И, кстати, я не «вонючий козёл», а демон, имеющий форму козла. Я не ем и не испражняюсь.
— Воняешь ты, Пан, всё равно как настоящий, извини, — сказал примирительно Кифри.
— Это психосоматика, — буркнул Пан. — Мой запах у вас в мозгах, а не в носу.
— Вот именно, — вздохнула Фаль, — нос хоть заткнуть можно.
* * *
— Франциско! — спрашивает вернувшийся в своё кресло в кабинете Полчек Кай.
— Да, господин?
— С какой целью ты прячешь от меня сегодняшнюю газету?
— Я бы ни за что не позволил себе, господин!
— Ты сунул её за стойку для зонтов, когда думал, что я не вижу. Это не лучшее место для свежей прессы.
— Вы правы, господин. Нам следует поставить в прихожей мусорное ведро. Единственно достойный сосуд для этого позорного вместилища врак и мерзкой клеветы.
— О, значит, наш вчерашний спектакль не прошёл незамеченным критиками?
— Вы о гнусных писаках с грязными перьями, которые они вынимают из глубины собственного ануса, чтобы написать очередной пасквиль коричневыми чернилами оттуда же?
— Кажется, сегодня там нечто особенное, — довольно кивает Полчек. — Обычная разгромная рецензия тебя бы так не возбудила. Будь любезен, прочти.
Гоблин, демонстративно кряхтя, отправляется за газетой. Возвращается, держа её двумя пальцами за уголок, как будто в руке у него не сложенные листы дешёвой серой бумаги, а дохлая крыса.
— Господин, вам не следует…
— Франциско Шнобель Пятый! Я сам знаю, что мне следует, а что нет.
— Как скажете, господин! — покорно склоняет ушастую голову гоблин и, брезгливо вытирая пальцы о сюртук, разворачивает газету.
— Очки, Франциско, — напоминает Полчек.
— Но, господин…
— Очки, я сказал. Мне надоело, что ты додумываешь письма там, где не можешь их прочитать. Это уже привело к нескольким казусам с контрагентами. Спичка до сих пор не может понять, почему в бар привезли гномий растворитель вместо виски. Хорошо, что нашей публике всё равно, что пить.
Франциско вздыхает, кривится, закатывает глаза, но хозяин неумолим. Гоблин достаёт из внутреннего кармана сюртука завёрнутые в не очень чистый платок круглые стёкла в тонкой медной оправе и с видимым неудовольствием водружает их себе на нос. Развернув газету, он находит нужное место и с тяжёлым вздохом начинает читать.
«Открытое письмо Полчеку Каю, учредителю театра 'Дом Живых», от разгневанного драматурга Пониция Дрюка.
Полчек! Взяв в постановку мою пьесу, ты обошёлся с ней, как горный волот с мягкой овечкой. Ты ей подтёрся, Полчек! Жалкий эпигон, как ты посмел переписать текст! Ты превратил творение моего таланта в пародию на спектакль! Тебе кажется, что это смело и ново? Ты думаешь, это постмодерн? «Восставший Сарпадемар» — это моя революционная идея! Моя лебединая песнь! И что ты с ней сделал? Превратил в балаган! В бродячий бордель-шапито с оркестром из анальных дудочников в авангарде!
Плевать на искусство! Плевать на театралов! Лишь бы твоя полностью лишённая вкуса публика рукоплескала твоим нелепым новациям. А, да — и чтобы в Доме Теней кому-то икнулось.
Где мой третий акт, Полчек? Ты его просто ВЫ-РЕ-ЗАЛ! Вставил вместо него собственный нелепый опус! Даже три пьяные рыбки, бьющиеся в конвульсиях на черновике пьесы, могли бы написать его лучше!
Вот тебе мой совет: продай театр. Кому-нибудь понимающему в искусстве или хотя бы способному связать два слова. Хотя, знаешь, что? Я забираю сценарий. Никогда больше моего имени не будет на афишах твоего жалкого любительского театришки!
С совершеннейшим неуважением,
великий драматург Пониций Дрюк'.
— Франциско.
— Да, господин.
— А что, разве имя этого соплежуя было на афишах?
— Нет, господин. Сначала мы забыли его поставить, а потом типография отказалась перепечатывать бесплатно.
— Значит, мы ничего не потеряли.
— Да, господин.
— А его «Восставший Сарпадемар», между нами, просто унылое пафосное говно. «Уставший Сарпадемар» было бы правильнее. Или даже «Уснувший Сарпадемар». Как уснула бы на пьесе публика, если бы я не оживил его тухлый текст несколькими удачными сюжетными ходами.
— Не сомневаюсь, господин.
— Но разве можно ждать от людей благодарности, Франциско?
— Ни в коем случае, господин.
Глава 2
Певчие пташки Полчека
Мастер игры:
— Внимание, игроки-театралы, мы покидаем вас и перемещаемся в порт!
Порт Даль — портовой город, пуповина, соединяющая все государства Чела с Корпорой, и неформальная столица свободной торговли, где городские власти традиционно закрывают глаза на то, что не всякий мелкий портовой гешефт в точности соответствует многочисленным путаным законам, которые принимают в столице всякие бездельники. Если, конечно, налоги с этого гешефта уплачены в городскую казну.
Даль — живописный и шумный город, полный музыки, ярких цветов и безудержной коммерции. А «Гнилым Уделом» его зовут только столичные неженки, в жизни своей селёдки не нюхавшие.
Итак, Полчек движется с Золочёной Эспланады в Невод, также известный как Левый Борт. Здесь находятся гавань и храм Вечны Нашёптанной, единственные два места, куда проезжающие город Разумные попадают нарочно.
Портовые таверны делятся на несколько видов. Если считать снизу, от социального дна, то первыми будут те, что стоят у самой воды, но в стороне от пассажирских пирсов. Земля тут почти ничего не стоит, но даже эту мелочь можно не платить, если построиться на сваях над полосой прибоя. Сильных штормов в Порте Даль не бывает, а если заведение даже и смоет, то всегда можно собрать выброшенные на берег доски и построить новую халабуду со щелями в палец, ничуть не отличающуюся от предыдущей. Кроме привлекательной дешевизны и омерзительного качества напитков, заведения этого класса могут похвастаться обилием свежего воздуха, приправленного крепкими ароматами береговой линии, и лёгкостью избавления от трупов, которые можно выкинуть в море прямо из окна. Аудиторию прибрежных таверн составляют в основном окончательно пропившиеся матросы, которые заканчивают в них алкогольный тур, начатый в заведениях поприличнее. Утром, перед поднятием якоря, боцманы проходятся по этим рыгаловкам, собирая свои команды и приводя их в чувство ведром морской воды, крепкой руганью и пинками.
Ознакомительная версия. Доступно 234 страниц из 1167
