Бум. Бум. Бум.
Химэдзима Джотаро, сидящий на энгаве в пяти шагах от поглощенного вечерней тренировкой мастера, прекрасно знал, что никогда и ни при каких обстоятельствах не сможет достичь такой мощи удара. Тут мало было Снадобья, тут нужно было посвятить себя сражениям на десятки лет, отточить до бритвенной остроты понимание кулака и удара, который им можно было бы нанести и, конечно же, в первую очередь, выжить. С последним было сложнее всего. Раньше, если верить рассказам сенсея, битвы были куда злее, но сами люди – гораздо добрее. Теперь все изменилось. Джотаро сомневался, что у него бы получилось выжить. Тем не менее, имя первого ученика додзё он носил без стыда, а право наблюдать за тренировками мастера не уступил бы никому. Даже ему.
- Ты вернулся, - констатировал человек-гора, нанося последний удар выполненной из стальной чушки макиваре. Взлетевшая вокруг мастера пыль, завертевшаяся коротким смерчем, не позволила ни единой своей пылинке осесть на кимоно Кирью.
- Я вернулся, сенсей, - встав с энгавы, Джотаро выполнил короткий поклон ученика мастеру.
- С вестями?
- С вестями, сенсей.
- Идем, расскажешь их за чаем.
Химэдзима вместе с парой парней из Сенко ездил на тайную встречу, организованную разными заинтересованными людьми со всей страны. Там, на этой встрече, был поднят и вопрос зарубы, случившейся на Аракаве… ну как вопрос? Уже не он, а, скорее последствия. Япония, настоящая Япония, выразила своё возмущение «эксперименту». Это не смогли проигнорировать.
- То есть, представители Комитета прямо-таки были? – удовлетворенно наклонил голову Горо.
- Да. От министра внутренних дел тоже, - кивнул Джотаро, отхлебнув чай, - Даже от Соцуюки.
- Соцуюки? – нахмурился огромный старик, - А эти мясники каким боком?! Только не говори…
- Здесь все не так просто, сенсей, - качнул головой первый ученик, - Пусть ваш внук и прав, это был жест отчаяния, но от признания этого факта сама проблема никуда не делась. Общая… глобальная. Её нужно было решить.
- И решили? – скептицизма в голосе Горо хватило бы на взвод скептиков.
- Отчасти, - наклонил голову главный ученик, и замолчал, собираясь с духом. Спустя пару минут он поднял взгляд на учителя, который ему давно уже стал приемным отцом, и бухнул, - Решили разделить сферы влияния! Все, кто не может себя прокормить, отходят государству!
- Поясни…, - медленно и угрожающе пророкотал учитель. Его чело нахмурилось куда сильнее, чем обычно.
- Человек Соцуюки пояснил, что в Нихон не экспортируется достаточно высококачественных продуктов, чтобы содержать такую ораву «надевших черное», - понурился Джотаро, - А цены поднимать нельзя, сами понимаете. Поэтому, либо их берут на поруки, либо мы позволяем делать с этими новичками всё, что только угодно, либо в стране разразятся голодные войны. Третьего не дано, сенсей.
- Третьего не дано…, - медленно повторил за ним Горо Кирью, погружаясь в тяжелые раздумья.
О чем они, Джотаро Химэдзима знал прекрасно.
Темный мир и обычный, два полюса с широкой мутной полосой границы между. Взаимодействуя, они не пересекаются, каждый живет по своим правилам и для своих нужд. Человечеству всегда будет нужно запретное, кулаки всегда будут чесаться, а ворам хочется иметь хотя бы шанс на то, чтобы спокойно выспаться. Миллионы голодных девок по всему миру, продающих сами себя из-за голода, безысходности или по зову сердца, нуждаются в защите.
Правила. Неписанные и незыблемые. По этим правилам любой, принявший Снадобье, становился частью Темного мира. Навсегда.
Теперь её предлагалось нарушить во имя хрупкого равновесия, на которое давила одна из главных нужд человека – голод. И оставалось… только смириться? А что еще?
- Нужно найти того, кто это затеял… и казнить, - глухо проговорил огромный старик в старом пропотевшем кимоно.
- На собрании присутствовал еще один необычный человек, сенсей, - подал голос Джотаро, - Спящий Лис.
- То есть, они уже ищут, да? – встрепенулся его собеседник.
- Ищут с самого начала. У Лиса огромные полномочия. Ему была обещана поддержка от нас, всех нас.
- Ну хоть здесь повезло…, - выдохнул мастер додзё, - …этот найдет все, что угодно. Если не сдохнет.
- Здесь как раз и начинаются наши неприятности, сенсей, - дёрнув щекой, Джотаро поклонился сидя, - Спящий Лис обратился лично ко мне. Он требует в помощники… Акиру.
Старик закашлялся, выпучивая глаза на ученика. Тот сидел понурившись, пряча взгляд. Затем, спустя почти минуту потрясенного молчания, почти виновато добавил:
- Просьба официальная, сенсей.
- Тогда…, - еще через пару минут тишины выдавил Горо Кирью, - …тогда у нас огромные проблемы!
///
(в это же время, в трех с половиной километрах к западу)
Спина болела, причем сильно. В обычной ситуации, даже с её трудоспособностью, Айка находила несколько минут, чтобы размяться. Потеря концентрации, вызванная болью или усталостью, была непростительна с её точки зрения. Сегодня у неё на это попросту не было времени. Работы было не просто много, а столько, что о ночном сне можно было забыть. Руководителю токийского отдела Специального Комитета по делам несовершеннолетних специальных граждан требовалось в сверхсрочном порядке передать все последние дела в совершенно другую инстанцию.
Предварительно их нужно было разделить на «новичков» и «старичков». Тех, кто сожрал синтетическую Пилюлю в подворотне, запив каким-нибудь напитком из автомата, и тех, кого привели в Темный мир. Тех, кого опекают, учат, заботятся. Ошибки недопустимы. За каждой из них стоит человек.
Спина болит.
Отложив очередное дело, женщина встала из-за стола в своей собственной спальне. Здесь она рассчитывала проработать следующие шестнадцать часов, но организм, привыкший к однообразному, пусть и весьма результативному графику, неожиданно взбунтовался. Это было недопустимо, особенно если учесть срочность и важность задания, поэтому ей, Айке Шираиши, придётся прибегнуть к чрезвычайным мерам.
Накинув халат и завязав его, высокая красивая женщина пошла к комнате дочери, в которую и вошла, предварительно трижды постучав по двери. Это, впрочем, особо не помогло. Мана, сидящая на кровати полуодетой и сжимающая в руках телефон и что-то оранжевое, всё равно впала в шок, увидев свою родительницу в крайне нетипичном для последней месте.
- Ты занята? – осведомилась Айка у дочери.
- Н-нет, - быстро качнула та головой, пряча оранжевое себе под подушку.
- Хорошо, - кивнула женщина, - Идём со мной. Мне нужна твоя помощь.
Это прозвучало впервые. За все шестнадцать лет. Не слова, нет. Просьба, небрежно замаскированная в приказ.
- Д-да! – дочь, подхватившись с кровати, устремилась за немедленно выдвинувшейся в обратную сторону матерью.
Им предстояла нелегкая ночь. Изначально Шираиши-старшая хотела лишь того, чтобы дочь как следует размяла ей спину, но получив во время массажа время на размышления, поняла, что шансы справиться самой с такой кучей дел у неё малы. Мана могла помочь еще.
…и помогала до самого утра, беспрекословно выполняя распоряжения старшего члена семьи. Даже так они еле успели.
Зато Айка получила еще немного времени на размышления, когда ехала с утра на работу. Отметив, что серьезный разговор с дочерью насчет особенностей их кровной линии следует провести при первом удобном случае, а не на её семнадцатилетие, как планировалось, начальник отдела по надзору за несовершеннолетними уделила минуты три на анализ своего поведения.
С точки зрения любого обывателя, Шираиши Айка была одной из самых отвратительных матерей из возможных. Сухая, безэмоциональная, всегда занятая, общающаяся со своим единственным членом семьи лишь короткими приказами, она выглядела воплощенным кошмаром, антонимом слова «мать». Так оно и было, по своей сути.
Но, при всем этом, Айка была единственно возможным родителем для Маны. Той, кто не соблазнился и не соблазняется возможностью превратить свою дочь в рабыню, готовую выполнить любой приказ. Жесточайший уровень самоконтроля, в котором жила старшая представительница кровной линии Шираиши, позволил ей подарить Мане жизнь, максимально приближенную к той, что ведут простые люди. Так и вышло. У её дочери была свобода, возможность ходить в школу, даже подруги и друзья.
