– Меня тут одно подозрение мучает… Может это письмо оказаться провокацией западных спецслужб в отношении советского офицера?
Плужников чуть заметно пожал плечами:
– Этот вариант тоже обдумываем. В нашей работе, Пётр Иванович, лучше иной раз перестраховаться, сами меня учили.
– Да уж, лучше, как говорил мой армейский командир, перебздеть, чем недобздеть… Всё же возьмите этого Беленко под наблюдение. А что по письму? Отпечатки пальцев есть?
Сидевший неподвижно Трифонов едва заметно шевельнулся, доставая из папки отчёт криминалистов.
– Посторонних отпечатков пальцев не обнаружено, только нашего сотрудника, вскрывавшего письмо. И на конверте только его отпечатки. Есть небольшие потожировые выделения, в лаборатории сейчас работают наши сотрудники. Вообще человек, писавший письмо, оказался на редкость предусмотрительным. С трудом удалось обнаружить частицы перхоти и ни одного волоска. Текст написан обычной шариковой ручкой печатными буквами, графологи утверждают, что писавший – скорее всего, мужчина средних лет, правша. Больше ничего установить, к сожалению, не удалось.
– Негусто, – крякнул Ивашутин, делая большой глоток. – С другой стороны, и отрицательный результат – тоже результат. Во всяком случае, неизвестный вроде бы пытается нам помочь. Но кто он, всё же надо обязательно выяснить. Не люблю я странностей. А то сегодня он за нас, а завтра, глядишь, секретная информация уйдёт в ФБР или ЦРУ. Кстати, а что там с подписью? Что за НДП?
– Пока сами голову ломаем над этой аббревиатурой, – сказал Плужников. – Основная версия – это первые буквы имени, отчества и фамилии. Ну или наоборот. К примеру, Новиков Дмитрий Петрович. Но не факт, на самом деле эти три буквы могут означать всё, что угодно. Мне вот в голову почему-то сразу пришло: Народно-демократическая партия.
– А что, у нас разве есть такая?
– В нашей стране нет, в других имеется. Но эта версия шита белыми нитками, хотя мы, повторюсь, проверяем все варианты.
Ивашутин задумчиво постучал ручкой по столу, глядя на лежавшее перед ним письмо. И без того в последнее время спится плохо, а тут ещё это… Головная боль на ближайшее время обеспечена. Сразу столько неожиданной информации, и всё нужно тщательнейшим образом проверить. Проверим. Проверим и найдём, иначе грош нам цена.
А вот Юрия Владимировича пока информировать не будем. В своей епархии как-нибудь сами разберёмся.
– Пётр Иванович, а что насчёт динамовского плаката? Будем вешать? – поинтересовался Плужников.
– Плакат? Ах да, надо бы повесить, дело плёвое, а терять такой источник не хочется. Нужно его вычислить во что бы то ни стало. Возьмите под наблюдение всех подозрительных людей, которые будут проходить рядом или вообще задержатся на этом месте. Хотя что-то мне подсказывает, что не станет он светиться, недаром ведь место выбрал, где можно будет плакат издалека увидеть.
В тот же день, практически в то же время аналогичное совещание проходило в кабинете Щёлокова. Николай Анисимович барабанил пальцами по столу, переводя взгляд с одного подчинённого на другого. В отличие от Ивашутина он не ограничился приглашением двух ближайших помощников, а собрал всех своих замов. Мало того, срочно вызвал начальников УВД Московской области и Ставропольского краевого УВД, а также министра внутренних дел Белорусской ССР. Каждому из этой троицы предстояло держать ответ по Евсееву, Сливко и Михасевичу соответственно.
– Ну что, все готовы? – поинтересовался министр. – Тогда слушайте.
Он взял в руки письмо и принялся читать. Чем дальше Щёлоков читал, тем более изумлёнными становились лица присутствующих, кроме тех, кто уже был в курсе происходящего. Они знали, что письмо, прежде чем попасть на стол к министру, прошло соответствующую перлюстрацию и проверку в криминалистической лаборатории, в том числе на наличие ядов. Результаты уже доложены министру. С текстом они тоже были ознакомлены, но до поры до времени держали эти знания при себе. Если начальству будет угодно озвучить содержание письма, бога ради. А их дело маленькое.
Щёлокову было угодно. Закончив читать, опустив постскриптум, о котором всем знать не обязательно, он обвёл собравшихся тяжёлым взглядом:
– Что скажете? Алексей Алексеевич, вы там вообще у себя хоть что-то имели на Михасевича?
Министр внутренних дел Белорусской ССР Климовской сделал попытку встать, однако Щёлоков жестом показал – можешь говорить сидя.
– К сожалению, никакими данными по Михасевичу мы не располагаем, товарищ генерал. Перечисленные вами преступления или до сих остаются в числе нераскрытых, или по ним были осуждены другие люди.
Затем последовали похожие вопросы начальнику УВД Московской области Василию Константиновичу Цепкову и его коллеге со Ставрополья Александру Тимофеевичу Коновалову. Результаты опроса министра внутренних дел СССР, казалось, не удивили. Обсуждение продлилось около часа, после чего Щёлоков всех распустил, попросив задержаться только своего зама Бориса Шумилина.
– Борис Тихонович, помнишь, в письме в постскриптуме о плакате с «Динамо» упоминалось? Ты там распорядись, чтобы всё сделали, как положено. И посматривайте, может, кто заинтересуется плакатом. Хотелось бы с этим загадочным НДП лично пообщаться.
Выпроводив заместителя, генерал поднял трубку телефона и набрал номер, которым старался лишний раз не пользоваться. Но сейчас ситуация вынуждала, иначе последствия могли быть для него не самыми радужными.
– Юрий Владимирович, день добрый, Щёлоков…
В Москву на этот раз я отправился специально, чтобы удостовериться, что мои требования выполнены. Для Вали придумал отмазку, что просили подъехать в издательство, что-то там нужно подписать. Она особо и не интересовалась подробностями, так что мне не пришлось тонуть в пучине лжи.
Честно говоря, в глубине души я слабо верил в успех предприятия. Даже если письма и дошли до Щёлокова с Ивашутиным, не факт, что они согласятся работать с каким-то анонимом. Но в этот день у меня появилось два повода для радости. Первый – когда я проходил по другой стороне улицы от здания Министерства внутренних дел СССР, а второй – минуя таким же макаром здание ГРУ. В обоих случаях плакаты, посвящённые футбольному клубу «Динамо», присутствовали. Значит, контакт установлен, можно работать дальше, приносить пользу обществу не только ворованными книжками и песнями, но и таким вот образом.
Чтобы не возвращаться с пустыми руками, снова закатился в ГУМ, на этот раз уже разорился на импортные духи, настоящие французские. Влетели в копеечку, но я уже ощущал себя этаким начинающим нуворишем и решил, что на любимой женщине можно не экономить.
А вскоре я наконец разделался с «Крепостью на Суре», угробив на это дело несколько общих тетрадей и с десяток стержней для шариковой авторучки. Поставив точку, потянулся до хруста в костях и блаженно улыбнулся.
Дело оставалась за малым: показать произведение знающим людям вроде Тюстина, после чего можно отправляться к Зинаиде продолжать арендовать пишущую машинку. А затем – кланяться в ножки Николаю Афанасьевичу и Фёдору Велимировичу, просить издать книгу. На самый крайний случай – искать подступы к Мясникову.
На часах было половина шестого вечера воскресенья, 24 августа. В животе уже понемногу начинало урчать, а с кухни доносился одуряющий запах. Что жена там готовит на ужин, интересно? В любом случае что-то обалденное.
Дать Валентине, что ли, рукопись почитать? Хотя она намучается разбирать мои каракули, лучше предложу уже машинописный текст. А может, ей история вообще неинтересна? Вот если бы я написал любовный роман…
Хм, даже окажись в моём «ридере» подобные книжонки, всё равно не сел бы за машинку. Вот ещё, размениваться на такую пошлятину. Чай, не на помойке себя нашёл. Да-да, вот так: грудь колесом, щёки надуть, глаза выпучить… Вылитый персонаж Салтыкова-Щедрина.
Следуя в ванную, по пути врезался коленом в холодильник. У-у-у, больно-то как! Надо вообще-то уже задумываться о нормальной жилплощади.
