— Имеются. То бишь, в сарае-ангаре лежат. На стеллаже. Самодельные, понятное дело. Заберу, не вопрос… Теперь по поводу экипировки. Ты, дядюшка, в чём собрался в полёт? В плане одежды-обуви?
— Не переживай за меня, племяш. Я уже стрельнул у Серёги резиновые сапоги, бязевые портянки, ватные штаны и новый пятнистый ватник. Более того, к означенному ватнику даже и генеральские погоны, которые всегда вожу с собой, пришпандорил. Для чего пришпандорил? Так, пущего форсу ради… Ну, позавтракал? Наелся? Тогда собираемся, одеваемся, выезжаем к речному разливу и вылетаем…
Короткий разбег, брызги, бестолково разлетающиеся в разные стороны, уверенный взлёт.
Когда летательный аппарат поднялся над камчатской землёй примерно на четыреста пятьдесят метров, не долетев до нижней границы грязно-серых дождевых облаков совсем чуть-чуть, Тим вернул планку управления в нейтральное положение и ладонью руки слегка надавил на её правый торец, после чего «Ласточка», едва заметно вздрогнув, послушно взяла курс на юго-восток.
— Ерунда какая-то, — проворчал в наушниках недовольный голос Артёма Петровича. — Дождик идёт. Сейчас мы набрали скорость и дождевая вода — прямо в глаза. Обтирать не успеваю. Ну, и видимость, понятное дело, практически никакая…
— А я очки надел, — нажав на крохотную кнопку, вмонтированную в чёрную продолговатую коробочку, которая — в свою очередь — была соединена с наушниками двумя тонкими проводками, похвастался Тим. — Те, которые предназначены для плавания в бассейне.
— Мне почему таких не выдал?
— Извини, только одни и были. Со Шпицбергена прихватил на всякий случай, как будто что-то предчувствовал… Почему оставил себе, а не отдал пожилому и заслуженному родственнику? Я же — первый пилот. Мне они нужней. Ничего личного, лишь голый прагматизм. Точка… То бишь, не отдам, дядюшка, во время ближайшей посадки. То есть, приводнения. Даже и не проси. Не поможет… Кстати, а будут ли начальственные указания — касательно конкретизации нашего маршрута?
— Касательно конкретизации? — восхитился генерал-майор. — Ну, племяш, ты и даёшь! Каких умных слов нахватался. Образованный. Как же, канадский Университет закончил с отличием… Прямо следуем. То есть, по маршруту, по которому вы с Клыком в прошлый раз летали. Ты только сообщи, когда мы пересечём границу с полигоном.
— Сообщу, ёжики колючие.
— Что-что?
— Ёлочки точёные. Сосёнки стройные. Моржи клыкастые. Ёжики колючие. Жирафы пятнистые. Зебры полосатые. А ещё зорьки ясные и девушки трепетные. И точки жирные.
— А, кажется, понял… Хохмим, значит? То бишь, легкомысленно упражняемся в гнилом штатском юморе?
— Типа того. Виноват. Исправлюсь.
— Рули, давай, трепач.
— Рулю, не вопрос…
Дождик неожиданно прекратился. В низких серых тучах-облаках образовались редкие и узкие прорехи, через которые прорезались-выскочили светло-жёлтые солнечные лучи.
Минут через семнадцать-восемнадцать Тим торжественно объявил:
— Полигон «Кура», господин «грушный» начальник, к вашим услугам.
— Вижу, племяш, вижу… Разноцветная такая равнина. Местами — изумрудно-зелёная. Местами — грязно-бурая. Болота и болотца. Озёра и лужи натуральные. Реки и ручьи. Ну, и разнокалиберные воронки, понятное дело. Местная, так сказать, краса и гордость… Официально считается, что с момента открытия «Куры» в далёком 1957-ом году здесь грохнулось порядка пяти с половиной тысяч ракет различного назначения, запущенных со стороны европейской части России. Ну, и ещё пара-тройка сотен, выпущенных со стороны тихоокеанской… Официально — считается? Ага. То есть, означает, что на самом деле таких ракет было, как минимум, раз в пять-шесть больше. Основываясь на мой служебный и жизненный опыт, понятное дело. Слишком уж много различных суперсекретных структур отиралось и продолжает отираться возле этого объекта… Забирай-ка, первый пилот, правее. Ещё правее…
— Зачем, ваше благородие?
— Значит, так надо. Она, по идее, должна быть где-то рядом.
— Что ещё за — «она»?
— Воронка. Только очень большая и необычная, — пояснил Артём Петрович. — Ага, похоже, нашлась…
Воронка, над которой в тот момент пролетала «Ласточка», действительно, отличалась — причём, самым кардинальным образом — от всех своих соседок. Во-первых, размерами — её диаметр явно превышал сто метров. Во-вторых, вокруг воронки чётко наблюдался пепельно-серый круг примерно километрового диаметра.
— Мёртвое место, — прокомментировал Тим. — Практически заброшенное кладбище. Ни деревьев, ни кустиков, ни трав, ни мхов. Только серая-серая пыль. Или же зола. Или пепел. Точка… Это, что же, след от взрыва нейтронной бомбы?
— От нейтронной бомбочки. Но, попрошу заметить, от усовершенствованной. Её здесь грохнули в 1980-ом году. Как раз накануне открытия легендарной Московской олимпиады. Типа — отметили.
— Значит, это не слухи, что иногда на территорию «Куры» падают не только безобидные железные «болванки», но и ракеты с маломощными боевыми зарядами?
— Вот ещё, слухи, — презрительно фыркнул генерал-майор. — Скажешь тоже… В каждом настоящем военном, чтобы ты знал, живёт отвязанный и ужасно-любознательный экспериментатор. Мол, теория — теорией, но крайне желательно и на практике иногда проверять те или иные научные постулаты. Всё, племяш, возвращаемся на прежний курс… Ну, и где же она, твоя хвалёная речка, по берегам которой нагло разгуливают подозрительные штатские личности?
— Сейчас отыщем. Не вопрос…
Сперва обнаружилась слегка покосившаяся наблюдательная вышка грязно-зелёного цвета. Только на этот раз на её верхней площадке располагался часовой, облачённый в длинную брезентовую плащ-палатку уставного образца.
— А ты, племяш, о каком-то там бардаке мне толковал, — довольно хохотнул в наушниках голос Артёма Петровича. — Жива ещё российская армия, жива… Нормальный такой солдатик на вышке, с автоматом. На нас бдительно таращится через окуляры бинокля. Ага, честь, рассмотрев погоны генеральские, отдаёт. Тронут. Молодцом. Помаши-ка ему в ответ крылом дельтаплановым. Чай, заслужил…
Вскоре Тим дисциплинированно доложил:
— Вот и она, искомая речная излучина. Только сегодня, к сожалению, полностью безлюдная. Точка.
— Сам вижу, что безлюдная, — пробурчал генерал-майор. — Было бы странно, если бы всё обстояло наоборот… А ещё я вижу и узкую просёлочную дорогу, которая отходит от речного берега в сторону. Вдоль этой дороги и следуем.
— Как долго — следуем?
— Пока она не упрётся — во что-нибудь…
Примерно через шесть с половиной километров просёлок «упёрся» в торец длинного досчатого барака, расположившегося на просторной овальной поляне, ограниченной с севера-востока крутым склоном лесистого холма.
— Солидное сооружение, спора нет, — закладывая над поляной широкий полукруг, прокомментировал Тим. — Длиной метров семьдесят пять будет, шириной — метров пятнадцать. Да и относительно высокое, в том плане, что «Урал» под тентом запросто проедет внутрь… Только этот барак, так сказать, демисезонный. То есть, не рассчитанный на проживание в нём поздней осенью, ранней весной и зимой.… А чуть в стороне от барака наблюдается круг, старательно засыпанный, судя по всему, мелким базальтовым гравием. Вертолётная площадка, не иначе…
— Разворачивайся, племяш, — неожиданно велел Артём Петрович. — Уходим.
— Как это — уходим? Куда?
— За пределы полигона… Заметил длинную цепь озёр, расположенную севернее «нейтронной» воронки?
— Есть такое дело.
— Эти озёра находятся уже за границей «Куры»?
— Половина — за границей, — пояснил Тим. — Половина — на территории полигона.
— Вот, и рули к срединному водоёму. Не отвлекайся. Только постоянно «ныряя» в облака и тучи. Типа — зашли, вышли, вновь зашли… Выполнять, внештатный сотрудник. А я пока пообщаюсь по мобильнику с комендантом данного военного объекта…
Тим, поменяв курс, связь отключать не стал, поэтому и состоявшийся разговор (вернее, только его одностороннюю часть), прослушал.
