Хозяйка Красного кладбища - Гущина Дарья

Ярь сел на чашу фонтана:

«На что?»

– Почему? – спросили мы одновременно, но услышал Сажен, конечно, только меня.

– Потому что на Чёрном толпа смотрителей и есть опытный, сильный старший, – прямо сказал он. – Потому что силд Дивнар не будет разбираться, шутка или нет, прикопает – и дело с концом. А здесь вас двое. Всего лишь. Простор. Например, для опытов. Над мертвецами их ставили во все времена. Не удивлюсь, если силд Дивнар на самом деле что-то нашёл или понял, но своим не сказал. Потому-то всё и ограничилось одним днём и одной пакостью. А здесь…

– Повторять необязательно, – я поморщилась. – Напишу силду Дивнару про тебя. Не побоишься? Встретиться?

– Мужик он, конечно, жуткий, но ради тебя – нет, – ослепительно улыбнулся Сажен. – Не побоюсь.

«А зря», – весело свистнул Ярь.

Посмотрим.

– А у меня, сам знаешь, копайся где хочешь, кроме склепов и тайников дома. Только уборку закончи, – предупредила я, роясь свободной рукой в кармане куртки. Где-то там точно есть носовой платок… – Ужинать будешь?

– Ещё не заслужил, – ищеец, спохватившись, удобнее перехватил метлу. – Вот уберу обитель… – и после паузы: – А ты проводишь Мстинару… – и честно закончил: – Нет у меня сегодня настроения быть милым и покладистым.

Он что, мои мысли читает? Но вроде никто не умеет – кроме Яря.

– А как ты узнал, что Мстишка здесь? – удивилась я.

– Пение, – пояснил Сажен. – И ветер. Слух у меня всё-таки ищейский. Кстати, твоя подруга уже здесь, слышу её шаги вдоль могил.

«Точно», – подтвердил Ярь.

– Монеты! – требовательно напомнила я, показывая свои. – Что по ним? Не верю, что ты совсем ничего не знаешь.

– Доразломные, – коротко ответил ищеец. – Материковые. Впитавшие огромное количество силы Разлома. И точно из одних рук – и испортил, и сбросил их в воду один и тот же человек. Остальное – завтра. Я плохо снимаю остаточные наговоры с предметов. Пока отдай мне обе – покажу всё найденное мастеру. Завтра верну – может, и вы что-то вспомните.

«Ну, я – вряд ли, я послеразломный, – досадливо сообщил Ярь. – Архивы?»

Я кивнула. Интересно, кто-то из моих предков сталкивался с подобным? Недовольных и пакостных личностей всегда в избытке.

– Всё, я ушёл, – Сажен спрятал монеты в карман рубахи. – Мстише – привет и наилучшие. Передай, не хочу в такое время дома сидеть. Обожаю твоё кладбище ночью.

Вроде и не меня похвалил, но мне стало так приятно, будто меня.

Он успел удрать очень вовремя. Когда я отошла от фонтана, а Мстишка появилась на тропе, ищейца уже и след простыл. Как и Яря – помощник на сей раз решил присмотреть за Саженом на совесть.

– Сбежал? – насмешливо хмыкнула Мстишка.

– Зато что нашёл!..

– Погоди, домой вернёмся, – перебила подруга, открывая «мост».

За ужином, уплетая густой пряный суп из морских гадов, я рассказала Мстишке о находках в фонтанах. И заодно о желании Сажена покопаться на Чёрном кладбище.

– Ты так ему веришь? Почему? – с подозрением уточнила Мстишка. – А вдруг он сам всё это провернул? И монеты притащил, и остальное? Чтобы потом ещё больше помощи с тебя стребовать?

«Он же ищеец», – строго напомнил Ярь.

– Он же ищеец, Мстиш, – повторила я. – Дед рассказывал, у них какие-то жуткие клятвы перед законами. Ни воровать, ни убивать, ни подставлять, ни врать даже, кажется. Иначе амулет, который даёт силу чудесника, ищейца в прах сотрёт. Тебя просто раздражает, что Сажен пролез в семейный тайник и не признался, зачем. А ещё он не влюбился в тебя с первого взгляда, как все парни Нижгорода. И со второго – тоже. И с третьего. И после того, как ты огрела его букетом. Твоё последнее же обычно всегда срабатывало. Обиженное самолюбие, инстинкты охотника и всё такое.

Мстишка презрительно фыркнула и так ожесточённо заработала ложкой, доедая суп, что я поняла: угадала. Она любила повторять, что мужчины лишними не бывают и в хозяйстве все сгодятся. Сейчас и я признавала, что да. Годятся. И не только для уборки кладбища.

Я неторопливо доела свой ужин и мрачно решила:

– Если Саж найдёт этого… шутника, я с него до конца года ни одной отработки не потребую. Даже если его каждый день с островов и деревьев последним «мостом» снимать придётся. Лишь бы нашёл. Успеешь с отцом поговорить? Или лучше его письмом предупредить?

– Напиши, – подруга отодвинула тарелку. – Он сейчас, поди, уже на обходе, а я вернусь домой и посплю перед ночью. Мне сегодня до семи утра бдеть – мы с папой, скорее всего, разминёмся. Черна передаст письмо, когда он освободится.

Я встала, разлила чай, взяла с подоконника писчие принадлежности и написала силду Дивнару короткое письмо. А Мстишка убрала посуду и достала из шкафчика большое блюдо с пирогами. Я принюхалась и улыбнулась. С морковными. Сажен их всё-таки притащил. А Ярь передал и поэтому упустил тот момент, когда ищеец взялся за поиски подозрительного.

«Но пироги же того стоят, – оправдался Ярь. – И глаз с него больше не спущу».

Ладно, друг. Оно и к лучшему. Может, это чья-то злая и глупая шутка, а может, нечто большее и не столь безобидное.

– «Ледяные» и «холодные» сундуки я тебе едой забила, шкафы тоже, – Мстишка поставила на стол блюдо, проглотила чай и взяла письмо. – Ягодные чаи забрала. Эту морковную гадость сама ешь – не понимаю и никогда не пойму, что ты в ней находишь. Я побежала. А когда мама пригласит тебя на ужин, будь добра прийти. На полчаса-час кладбище можно оставить на Яря. Можно, Рдяна.

– Уговор, – я улыбнулась. – Спасибо, Мстиш.

– Не за что, – отмахнулась она и перекинула через плечо сумку. – Сиди, сама дверь найду. Загляну к тебе через пару дней на чай вечерком. У меня выходной будет, высплюсь, и потрещим. Готовься.

Подруга ушла, а я взялась за пирожки – очень маленькие, с тонким тестом и маринованной в пряностях морковкой. Обожаю. Бесконечно бы их ела. И бесконечно бы чаи гоняла. Но. Я ещё успею почистить от листвы хотя бы обитель беспокойников и святилище. А если в следующие два дня ничего не случится, то дочищу всё кладбище, и у меня будет три-четыре дня на работу с землёй и поболтать. Если, да.

Допиваю чай – и в поля.

Прощально хлопнула входная дверь, и дом сразу опустел. Мстишка ухитрялась так прогревать и заполнять собой пространство, что после неё дом всегда казался холодным и ужасающе пустым. Неуютным. И словно сам гнал прочь. Мерцающее каждым кустом и камнем кладбище даже в осеннюю сырость, даже в дождь казалось приятнее.

Я замочила в чаше посуду, пообещала себе перед сном обязательно её помыть, накрыла салфеткой пироги и сбежала на улицу, прихватив посох. Так, сначала – обитель беспокойников, потом – святилище, «гнездо» и проверка знаков. То есть вероятный «старичок».

Проснулся или не проснулся, полезет или не полезет, безумным или не очень – это более важный вопрос. Его-то ни на чьи плечи не переложишь.

Убиралась я без посоха – обычными наговорами, приберегая силу, как обычно, на всякий случай. К счастью, и дождя не было, и лишней тревоги у беспокойников. Оные в кои-то веки вообще спали – двое. Лишь Зордан бдел, и, заслышав меня, прибежал пообщаться. Узнал об ищейце и монетках, возбудился и умчался прочь. Наверняка обсудить проблему со своими. Опыта, как и славных чёрных нашивок на плаще, у Зордана больше, чем у Сажена, – глядишь, и подсобит.

Закончив с обителью беспокойников, я перебралась в святилище и первым делом залезла в «гнездо». Хвала праху, знаки яркие, свежие – никто за день лишнего не выпил. Но расслабляться, конечно, рано. Седмицу наблюдаем, сказал Ярь. Вот через седмицу, если всё будет как сейчас, и расслаблюсь.

Святилище я чистила почти каждый день – листья ни в коем случае не должны гнить в кругу знаков, это портило силу и нагоняло дурные сны. Защита против посторонних (и людей, и листьев), конечно, на кругу стояла сильная, но ветра нет-нет да затягивали ненужное. То есть работы здесь немного. Ещё полчаса… и, пожалуй, спать.

«Рдян, тебя ищеец требует», – неожиданно подал голос Ярь.