Хозяйка Красного кладбища - Гущина Дарья

Под ногами шуршали палые листья. Тропа виляла вдоль деревьев – у покрытых багровым мхом корней уже заклубилась вечерняя дымка. Вдали журчали фонтаны и глухо шелестело море. В ветвях шебуршали, попискивая, мелкие пичуги. Между деревьями мелькали ракушки-склепы, и сразу над двумя я заметила искристый дымок. Отошли в Небытие подопечные. Надобно прах собрать, склепы почистить и опустить на глубину, дела закрыть, в Управу и родным написать…

Завтра. Сегодня – сонные знаки. Больно много дверей нынче хлопало.

Святилище – круглая, как отходной стол, поляна, испещрённая десятками знаков, и почти все сияли ярко, ало, свежо. И все искрили, направляя сонную силу земли в занятые склепы. А посреди поляны возвышался опутанный плющом огрызок древней стены – прах знает чего. Даже дед не понял. Остаток доразломной постройки, именуемый «гнездом», поднимался выше кладбищенской стены, и с него весь остров виден как на ладони. Поэтому его и сохранили.

Первым делом я забралась в «гнездо». Прочертила на земле длинную широкую полосу, шепча наговор «моста», и когда из полосы забил красный свет, шагнула в него, чтобы выйти уже наверху – на широком, бугристом и поросшем травой каменном карнизе. И, присев, придирчиво изучить знаки.

Ничего не понимаю…

– Ярь, ты скольких по склепам разогнал? – спросила я у посоха.

Далёкий свист сообщил: «Пятнадцать. И ещё с десяток тихих упокойных точно не спит, но по своей привычке не высовывается».

– А знаки полны силы, – я нахмурилась. – Всего пять нужно пополнить, и то лишь на треть. Я как услышала, сколько народу разбегается, подумала, знаков десять точно погасло. А они все рабочие. И тот месяц, на который меня обычно хватает, ещё не кончился. Прошли седмицы две.

«Многовато неспящих, – согласился Ярь, и в закатном небе над тёмным морем мелькнула алая вспышка. – Но так бывает, когда несколько беспокойников не могут уснуть, а надо. В них слишком много силы, слишком много сопротивления смерти и сну. И на упокой одного, сама знаешь, силы уходит больше, чем на десяток обычных покойников. Если они очень хотят уснуть, то вбирают сонной силы больше нужного, отнимая её у других. И лишая их сна».

– Но тогда и знаки должны пустеть, – заметила я и выпрямилась.

«Должны», – признал Ярь.

– А вспышек силы на днях не случалось? – я задумчиво оперлась о посох.

Острова ею полнились. Сила могла в любой момент забить из-под земли фонтаном, застывая мелкими полезными огоньками, впитываясь в растения или предметы. И заодно уничтожая наши защитные и сонные наговоры.

«Я не почувствовал, – отозвался помощник. – Но проверю».

Я прежним путём спустилась вниз и попросила:

– А перечисли-ка мне неспящих. Загляну завтра в их склепы – может, были мелкие вспышки, без выброса на поверхность, и знаки на отходных столах стёрлись. Покойники-то на них жаловаться не будут – им в радость погулять и поболтать.

Ярь быстро перечислил и улыбчиво добавил:

«Со знаками быстрее кончай. Тут тебя дело ждёт».

– Какое? – насторожилась я. – А ну-ка покажи.

На навершии посоха засиял алый шар. Мигнул, стал прозрачным – и показал. На одном из мелких островков между моим Пятым и Шестым (Чёрным) кладбищем, на узкой и пологой его маковке, прыгал лохматый темноволосый парень и во всю глотку орал:

– Рдяна! Рдянка! Я здесь! Забери меня отсюда! Рдянка!

«Почитай, с полчаса верещит, – весело свистнул Ярь. – Спасём?»

– Рдянка! – надрывался парень.

Печально знакомый. За два с лишним года я сняла это стихийное бедствие, именуемое Саженом, со всех окрестных развален, деревьев и островков. Почти со всех. Их же тут, вокруг Западных островов, сотни. Одному определённому ищейцу есть где разгуляться.

Как ищеец Сажен мог, взяв след, пролезть куда угодно, даже в тайник смотрителей Чёрного кладбища однажды просочился. А мы с Мстишкой, дочерью тамошнего старшего смотрителя силда Дивнара, едва подоспели на помощь и спасли Сажена от очень страшной смерти. Силд Дивнар имел полное право прикончить нарушителя на месте, и Мстишке даже пришлось врать, что они с ищейцем встречаются, и это ради неё он пролез в дом, да ошибся дверью. За что Сажен потом отдельно получил – по наглой морде своим букетом и посохом младшего смотрителя по хребту. Хотя нет, от посоха он увернулся, зараза.

– Конечно, – я снова вспорола посохом землю. – Не то докричится до того, что силд Дивнар его всё-таки покалечит. Прикончить ищейца на задании вроде бы нельзя, но вот покалечить… Или сам допрыгается. Знаки отменяются. Я быстро. Ты пока присмотри за ним.

И место-то какое выбрал – скала десять на десять шагов плюс древнее дерево… А дальше – короткое, но незабываемое падение со скалы. Прямо на Клыки. И вот после этого он уже сам ко мне приползёт – и точно беспокойником будет, с его-то непоседливой натурой и развитой ищейской силой. Нет, не надо мне такого счастья.

«Смотрю», – сообщил Ярь.

Так, я наверняка докричусь до Сажена с южной стены кладбища – там и метка моя есть… Пока вне кладбища я умела протягивать «мосты» с места на место лишь так – по своим меткам. Но я расту и учусь. И научусь. И когда-нибудь найду время доотметить неучтённое. На всякий случай. Но кто бы знал, куда этот неуёмный ещё полезет – и куда же тебя завтра занесёт, ищейка ты… чрезмерная.

На кладбищенской стене, высокой и широкой, я первым делом застегнулась и накинула на голову капюшон – здесь солёный осенний ветер пробирал до костей. Но, к счастью, дул в нужном направлении. До Сажена – триста шагов. Тех самых, с Клыками – узкими острыми скалами, о которые зло бились, вскипая грязной пеной, тёмные волны.

– Саж! – рявкнула я.

Он обернулся и засиял неуместной улыбкой, замахал руками. Ярь мелькнул в небе короткой вспышкой и завис над Клыками – на всякий случай. Вдруг не справлюсь.

– Метку лови! – крикнула я. – И меня потом! Убьюсь о дерево или в море соскользну – прикопаю, понял?!

Сажен покладисто закивал. Естественно, быть прикопанным он не боялся, а вот застрять на скале, да ещё и без куртки, в одних штанах и рубахе, – наверняка. У ищейцев есть какой-то «возвратный путь», но не у всех на него хватало сил. А если и хватало, то только на него, а после их ожидало несколько скучнейших дней в лекарской.

Я пошевелила пальцами, вытягивая из трещин крупицы земли. Слепила из них ком, прошептала наговор «из ладони в ладонь» и метнула к острову. Ярь проводил метку прищуренным взглядом и одобрительно свистнул, а Сажен подпрыгнул и ловко поймал ком. Огляделся и размазал метку по дереву.

– Готово!

Ну, с прахом…

Я провела потяжелевшим посохом по стене, шагнула на «мост» и спустя миг едва не встретилась с деревом. Крепкая рука вовремя ухватила меня за шиворот, удерживая от неприятного «знакомства». Ярь снова засвистел и, развернувшись, полетел на следующий круг. А я дёрнула плечом, сбрасывая руку Сажена, и проворчала:

– Клянусь, в следующий раз я сделаю вид, что тебя нет. И помогать тебе не надо.

– Не сделаешь, – весело отозвался Сажен. – Тебя потом совесть с потрохами сожрёт.

– А может, не меня, а саму себя? – с надеждой предположила я.

– Рискнёшь проверить? – ухмыльнулся он.

– Да ну тебя… – я отвернулась.

Вот бы посохом засранца приложить по-дедовски – до него не дойдёт, так я душу отведу… Да Саж, хоть и высокий и крупный (как и все урождённые материковые ребята), быстрый и ловкий – увернётся. И посох дико потяжелел – пора закругляться.

– Рдянка, я же всё отработаю, – задушевно пообещал Сажен. – Как обычно. Ну, не злись.

– У меня к вечеру двое прахом пошли, – я с трудом прочертила на земле линию. – И что-то со знаками святилища непонятное, и целых двадцать пять – представляешь? – внезапно пробудившихся. А я уже ничего не смогу сегодня сделать – ни знаки обновить, ни праховых собрать. Повезёт, если хватит сил дотащить посох до дома. А ещё ночь впереди. Так что нет, я не злюсь. Просто занудствую, как обычно.