Кракен - Мьевиль Чайна

Мур нажал на кнопку воспроизведения.

«…вы бы лучше спросили», —произнес резкий цифровой голос.

— Это Саира, — вставил Мур.

«…о том, ради чего сюда пришли».

«Что-то такое поднимается, глубоко подо всем».Это проговорил тевтекс.

«Мы ищем линию между возможными…»

«Не в этот раз. —Стариковский голос, бормотавший то связно, то бессмысленно. Звучал он настойчиво и с оттенком замешательства. — Веруйте, но вам надо что-тоделать, понимаете? Вы правы, это надвигается, и вы должны… Это конец всему».

«Веровать во что? — спросил тевтекс. — В Лондон?»

Старик Фитч стал плести что-то о закоулках и сокрытых историях, распространяясь о пентаграммах в банальностях городской планировки.

«Было время, когда я уже говорил об этом», —сказал он вдруг.

«Не понимаю…»

«И никто не понимает. Я знаю, что вы думаете. Что они вам сказали? Говорил вам хоть кто-нибудь, что именно надвигается? Говорил? Нет. Все они знают: что-то близится. И никто не видит возможности ускользнуть, так? Что-то, —сказал Фитч, и его голос прозвучал как голос праха, — надвигается. Лондон давно говорит вам об этом. Что-то случилось, и нет смысла вести расчеты. На этот раз не поспоришь. От этого не ускользнуть».

« Что же это такое?»

«Миру крышка. Что-то поднимается. И — конец. Если какие-то авгуры предсказывают вам обратное, увольте их. —Билли услышал отчаяние в его голосе. — Они либо лгут, либо заблуждаются».

— Нам надо искать, — сказал Дейн. — Надо выйти и заняться поисками Бога. Там всем заправляет Тату. Он не позволит никому обладать источником такого могущества.

— Ты говорил о человеке, который с ним враждует, — напомнил Билли. — Может, это он забрал кракена?

— Гризамент? — сказал Дейн. — Нет. Он не был ни злодеем, ни божьим человеком. К тому же он мертв.

— Все же думают, что кракена забрали вы,разве нет? — сказал Билли.

Все уставились на него.

— Каждому понятно, что мы не стали бы этого делать, — ответил тевтекс. — Он не наш.И ничей.

Да, эти ни за что не умыкнули бы кракена, асимптоту их веры.

— Что же вы хотите делать? — поинтересовался Дейн. — Говорите, нам надо разобраться в ситуации? Но нам надо охотиться. Мы сможем освободить его от сил зла.

—  Хватит, —сказал тевтекс. Остальные замолкли. — Разве вам не приходит в голову, что это испытание? Вы в самом деле думаете, что Бог… нуждается в спасении?

Билли впервые увидел, что он держится как подлинный глава церкви.

— Разве вы не помните свой катехизис? Какая фигура на доске самая сильная?

— Самая сильная фигура — это Кракен, — после долгой паузы сказал Дейн.

— Почему?

— …Движение, которое представляется отсутствием движения.

— Действуйте так, словно понимаете, что это значит.

Мур поднялся и вышел. Билли ждал, наблюдая. Вышел и Дейн. Прихожане, один за другим, покидали комнату.

Глава 20

Штаб-квартира ПСФС — средних размеров комната — была обставлена дешевыми креслами и офисной мебелью из «Икеи». Коллингсвуд не объявляла ни один из столов своим и вообще редко ими пользовалась, предпочитая работать с ноутбуком в глубоком кресле.

— Что такое с нашей злобной задницей? — обратилась она к Бэрону.

— А кто сегодня у нас злобная задница? — осведомился тот.

— Варди. С тех пор как заварилась эта каша со спрутом, он стал тише и злее обычного.

— Думаете? А по-моему, он всегда был такой.

— Нет. — Коллингсвуд подалась к экрану. — Чем он вообще занимается, кстати?

— Влезает в шкуру спрутопоклонников.

— Ясно. Значит, дрыхнет.

Коллингсвуд приходилось видеть, как работает Варди. Он рыскал по всему Лондону, допрашивая неформалов, проводил огромную работу по онлайновому тралению. Иногда с исступленной сосредоточенностью он шел по следу от книги к книге, прочитывал абзац в одной, бросал ее и хватал другую из осыпающейся груды у себя на столе, а то вдруг вскакивал, находил на полках третью и читал ее по пути обратно: когда он снова садился, с книгой уже было покончено. Казалось, он обнаружил целостную увлекательную историю, доставленную контрабандой по кусочкам в бесчисленном множестве книг. А еще Варди медитировал — бывало, подолгу сидел с закрытыми глазами, обхватив руками подбородок и порой раскачиваясь. Такой транс длился от нескольких минут до часа.

«Как по-вашему, что скрывается за всеми этими костями панголинов?» — мог спросить его Бэрон, имея в виду новосозданную причудливую секту, или: «Есть догадки насчет того, что жрица разумела под “кровяным клеем”?», или: «Где, по-вашему, могли они принести в жертву мальчика?»

«Не знаю в точности, — отвечал Варди. — Есть пара идей. Мне надо подумать». И его коллеги притихали, а Коллингсвуд, если была в комнате, строила рожу — ну и задница, мол, — а иногда притворялась, что собирается плеснуть в него кофе, и тому подобное.

В таком состоянии Варди пребывал долгое время, потом открывал глаза и говорил: «К панцирю это никакого отношения не имеет. Панголины, они двуногие. Вот в чем все дело. Вот почему похитили танцора…» Или: «В Гринфорде. Ну конечно. Где-нибудь в раздевалке неработающего бассейна. Быстрее, времени мало».

— Он никак не может продвинуться с этим спрутом, — заметил Бэрон. — Когда я в последний раз его видел, перед ним лежали заметки о консервации Арчи и куча статей о метаболизме спрутов. А еще несколько брошюр о плавании «Бигля».

Коллингсвуд задрала брови.

— Я ни черта не могу разнюхать о том деле в Путни, — сказала она. — Слишком много всего происходит. Долбаный спрут всех довел до края. Вы не поверите, сколько чудил сюда названивает.

— Как же вы управляетесь?

Коллингсвуд издала непристойный звук.

— Идите подальше, шеф, — сказала она.

Рассказывать Бэрону о новом навязчивом кошмаре — ее выбрасывали из машины, мчащейся прямо на кирпичную стену, — Коллингсвуд не стала.

— Но оно определенно по нашему ведомству, это дельце в Путни?

— Да уж, никак не отвертеться. Этакие синячища.

На каменистом берегу нашли безжизненное тело, неприличными толчками колышущееся в приливной волне. Это оказался журналист, специализировавшийся по трудовым отношениям, — его, видимо, забили насмерть. Дело передали в ПСФС после того, как патологоанатом указал, что четыре обширные раны на груди мужчины немного смахивают на след от одного-единственного удара невозможно огромного кулака.

Бэрон глянул на свой экран.

— Почта от Харрис.

— Значит, я права? — спросила Коллингсвуд.

Она отвергала версию, что тело, найденное в подвале — «Забудем на минутку, что оно не могло влезть в ту долбаную бутыль, босс», — не имеет отношения к пропаже спрута, что это свидетельство давних и темных бандитских разборок, а Билли набрел на бутыль в момент повышенной чувствительности. «В нем что-то такое есть, — говорила тогда Коллингсвуд. — Несомненное чутье. Может, из-за сильнейшего стресса он что-то и уловил».

— Та-ак, — протянул Бэрон, откидываясь к спинке. — Порядок, значит. Вам, Кэт, это должно понравиться. Вы были правы.

— Что? — Она так быстро подалась вперед, что расплескала кофе. — Класс. Серьезно, шеф?

— Харрис говорит, что, по ее прикидкам, тело засунули в бутыль добрую сотню лет назад. Столько оно проторчало в болотной жиже.

— Мать честная! Вот так оборот, да?

— Погодите. Это еще не все. Есть одно «и» — а может, одно «но». Есть слово для того и другого сразу?

— Не тяните, шеф…

— Значит, это тело мариновалось таким вот манером целый век. Но-дефис-и. Слыхали о Дж. Дж. Аллине?

— Это что еще за хрен?

— Слушайте внимательно. К счастью, доктор Харрис виртуозно управляется с Гуглом. Аллин был певцом, так здесь говорится. Но известно и кое-что еще. Просто восхитительно. «Говнорокер в буквальном смысле» — так здесь сказано. Мне лично больше по вкусу «Квин». «Не вставайте в первый ряд», — так пишет Харрис. Так или иначе, он лет десять как умер.