Маршал грозового мира (СИ) - "Юста"

В их каюте Хор снова присел на то же кресло, на каком разговаривал и с адмиралом: отчего-то маленькая доля постоянства позволяла разуму работать лучше. Вошедший вслед за новыми знакомыми Маршал аккуратно прикрыл дверь за собой и защелкнул задвижку.

— Итак, что за дела у вас в Грозовом мире? — самым вежливым тоном поинтересовался он. — Надеюсь, Магистру не придется потом навещать его после вас?

Толл покачал головой:

— О нет. Поверьте, господин Маршал, мы всегда заинтересованы в том, чтобы у Эссентессеров было поменьше проблем. Особенно у господина Магистра, — его тон звучал совсем ровно, и глаза смотрели спокойно, только легкой-легкой модуляцией голоса Толл показывал насмешливости больше, чем её выражали взгляд и усмешка адмирала пять минут назад.

— Что ж, я вам поверю, — Байонис бросил быстрый взгляд на Хора, затем — на Иушнице. — Не думал, что у тебя такие друзья.

— Среди таких людей очень полезно иметь друзей, особенно если люди хорошие, — пожал плечами адмирал, и Хор понял, что кое-что их роднит. — Есть вещи, которые искоренить невероятно сложно: в таком случае следует хотя бы частично получить над ними контроль.

— Контроль? — приподнял бровь Маршал, внимательно глядя на новых пассажиров. — Мне слабо верится в это.

— Все очень просто, — произнес Иушнице с прежней невозмутимостью. — На вершине того, что считается противозаконным, должен стоять ответственный человек, верный стране чуть больше, чем остальные. Разумеется, он будет верен своим интересам, однако способен принести пользу. И можно получать сведения обо всех делах.

— Что ж, я понимаю вашу логику, — тон Маршала оставался совсем не дружеским. — Но иметь настолько прочные контакты с подобными людьми? Вы ведь были полицейским, Мэйл.

Вот, значит, как. Хор едва слышно усмехнулся.

— Я в полиции это и понял, — вскинул голову адмирал. — Если хочешь поддерживать закон хоть на каком-то уровне, без беззаконий не обойтись.

— Это мы ещё обсудим, — произнес наконец Байонис. — Во сколько отправляемся?

— Да можем прямо сейчас, если у нас нет настроения вести дальнейшую беседу, — пожал плечами адмирал. Он, видимо, констатировал факт, поскольку через мгновение после фразы развернулся, отодвинул защелку, распахнул уверенным движением дверь и, чеканя шаг, направился в служебное отделение.

— Приятно было познакомиться, — так, словно ничего и не происходило, произнес Толл, а Ферчазейро опять промолчал.

Они вдвоем вышли вслед за Иушнице, оставляя в пятой каюте лишь тех пассажиров, коим она принадлежала в полете. Маршал внимательно посмотрел на ученика, а потом молча вздохнул и присел на свободное кресло, устремив взгляд в окно. Да, поездка начиналась весело.

— Поверил ведь? — вдруг негромко спросил Байонис.

— Во что? — поинтересовался Хор с осторожностью, по лукавому взгляду Маршала догадываясь, что кое-где ошибся с выводами и позволил себя поймать.

— В то, что я испытываю недоумение и возмущение из-за открывшихся обстоятельств и что Мэйл по этому поводу готов со мной спорить, — кажется, Байонис давал ученику первый урок. — На самом-то деле все не так, но я должен был показать этим господам, что ни сном ни духом, и убедить их в отсутствии у меня контактов с теневиками. Вышло неплохо, не так ли?

Хор кивнул, сумев сохранить невозмутимый вид.

— Я действительно поверил.

Он замолчал, хотя закончил на такой ноте, что фраза прозвучала неоконченной. Байонис усмехнулся.

— Думаешь, если связи Мэйла с теми людьми меня устраивают, то твоя подпольная деятельность тоже понравится? Нет. За неё не следует наказывать, но её следует прекратить, что ты и сделал. Больше у меня претензий нет, однако возвращаться к этому делу не советую.

— Если понадобится — вернусь, — едва слышно произнес Хор. Кажется, он перенял у Раль манеру говорить о самых важных вещах так, что собеседнику приходилось прислушиваться. Зато можно было рассчитывать на полное его внимание: волей-неволей отвлечешься от сторонних мыслей, дабы уловить этот почти что шепот.

Маршал нахмурился, осознав, видимо, что для ученика этот вопрос имеет большое значение.

— Если понадобится — а в каких случаях это понадобится? — все же спросил он, не желая сразу закрывать тему, хотя уже понял, что запретить не удастся.

— Я не могу сказать вам точно, — Хор продолжал говорить на той же громкости. — У меня есть цель, путь к которой заслонен загадкой, и есть зацепки, способные помочь в решении этой загадки. И одна из таких зацепок и есть кольца памяти, контрабандой перевозимые в Грозовой Мир при моем содействии и там продаваемые. Вы, думаю, понимаете, что я не стал бы проворачивать это ради одной только выгоды. Однако полностью объяснить свои цели вам я не могу, поскольку эта тайна должна остаться тайной даже для близких моих друзей, в разряд которых я, увы, не могу вас пока отнести.

— В таком случае я желаю вам удачно дойти до вашей цели, используя как можно меньше противозаконных способов, — учтиво произнес Байонис. — Мы ещё обсудим это. А сейчас можете насладиться началом полета: «Рассекающая» отправляется.

Хор посмотрел в окно, на суетящуюся причальную группу, которую правильнее уже было назвать отчальной. Один за другим канаты отвязывались от специальных стоек, и матросы, высовываясь из открытых окон служебного отделения, убирали их внутрь. Отвязывание происходило в строгом порядке, поэтому дирижабль равномерно приподнимался над землей. Загудели и застучали, включаясь, моторы. Последние канаты исчезли, и «Рассекающая» начала медленный подъем и ещё более медленный разворот на север.

Дома и улицы Квемеры, люди, автомобили, телеги становились все меньше. Хор с интересом смотрел на выглядящий моделью город, отмечая некоторые свои маршруты, с легкой усмешкой глядя на выделяющийся стеклянной верхушкой Центр Одаренных, на не очень-то заметную рядом с администрацией часозвоню, на извилистую реку Соу, пересекавшую город, на дальние кварталы, где они с Раль встречались после своих приключений и где располагалась их конспиративная квартира.

Что ж, Хор мог благодарить неожиданный поворот в своей судьбе хотя бы за то, что он дал полюбоваться столицей с высоты полета дирижабля. Жаль только, что Байонис немало заинтересовался его прошлым после этого разговора, - впрочем, это в конце концов все равно бы всплыло между учителем и учеником.

Когда Хор думал или говорил о событиях той давности, когда он начал резко менять свое мировоззрение, он обычно говорил: десять лет назад. На самом деле то, что стало толчком ко всему этому, произошло двенадцать лет назад, когда ему шел одиннадцатый год. Юный Мальс стал свидетелем не самой приятной истории: стремление человека любой ценой вернуть дар привело к смерти. И после этого у мальчика начал постепенно снижаться уровень магии. Никто тогда и не думал, что Ричардель со столь высоким потенциалом способен оказаться в Центре Одаренных: все взрослые были уверены, что это временное явление. А он вдруг отчетливо представил себя лишенным магии, практически на грани - посмотрел на систему образования и распределения в знатных семьях не сверху, как привык, а с самых низов, и увидел то, чего не желали замечать люди вокруг.

Дар ухудшался - сравнительно медленно, однако неуклонно. Мальс все глубже проникал в нюансы их системы, выспрашивал у всех знакомых информацию о людях, которые остались без магии, и чем дальше он продвигался, тем более неутешительной становилась картина. Хор пытался поговорить об этом с отцом, с братом, с Ричарделями, но получал в ответ “заботливые”, а на деле равнодушные советы не переживать из-за этого. Никто рядом не желал признавать того, о чем говорил, буквально кричал юный Мальс. И это его злило. Это пробуждало в нем характерное для их семьи упрямство и нежелание становиться частью системы.

Снижение уровня резервов остановилось. Его уже не считали выдающимся в плане дара Ричарделем, но таланты позволяли занять высокое положение среди военных. Согласно гороскопу. Слово “гороскоп” к тому времени уже начало неимоверно раздражать Хора: он не понимал, как можно ссылаться на столь неавторитетный источник при утверждении будущей стези ребенка, родившегося в знатных семьях. Упрямство все росло. Его возражений, его исканий, его вопросов не желали замечать - что ж, Мальс решил поступать так, чтобы весь его путь выступил протестом против этой системы.