Зло той же меры - Теверовский Михаил Григорьевич

Если не считать возраст – всем им было по двадцать пять лет, – общего у них больше и в самом деле не было. А объединяло лишь прошлое, ведь все они закончили в один год одну и ту же школу, во время учёбы в которой считались неразлучной тройкой, хоть и тогда уже не слишком гармонировали уровнем знаний, отношением к учёбе, внешним видом и статусом родителей. Чем и удивляли своих учителей.

– Слыхали сегодня в новостях? Про убийство семьи полицейского? – спросил у друзей «спортсмен».

– Конечно. С утра только и говорят об этом. Что в телике, что в инете, что на радио. Утром вот бегал, слушал музыку – так в рекламной вставке даже было а-ля «не пропустите, срочные новости на канале там каком-то». Задолбали, – ответил человек в строгом костюме.

– Эт да. Но семью жалко, конечно, – вмешался третий.

– Ты чего? Он же полицейский. Надо было думать, куда идти работать, – грохнув рукою о край столешницы и грозно нахмурившись, заявил первый.

– Да ладно тебе, Макс. Людей и правда жаль. Так ты ещё и вспомни, что у нас теперь бо́льшая часть тех, кто в полиции, работает по принуждению. Лишился родителей – получил полицейские погоны и этот грёбаный чёрный скафандр.

– А, ещё действует? – почесав затылок, уточнил «спортсмен».

– Ага.

– Ну ладно, хрен с ним. Раз так есть, значит, так надо. У нас там всё же умы сидят наверху, не то что мы. Выпьем за встречу лучше, давно не собирались так, да, парни?

– Согласен. Да и то, что погода устаканилась вроде более или менее, тоже предлагаю отметить, – предложил третий.

– Точно. Ну, будем, – «спортсмен» залпом осушил рюмку и, закусив маринованным огурчиком, обратился к другу в деловом костюме: – Морс как, вкусный? Не жалеешь, что трезвенником останешься?

– Я за рулём. Да и ты помнишь же, что и не пью почти.

Они помолчали, жуя заказанное, запивая и думая то ли каждый о своём, то ли ни о чём вообще.

– Но это наши новости, дыры нашей. В мире ещё всё хуже. Вон, наши с Западом снова борются, всё пытаются заставить этих хотя бы с уважением к нам относиться, – поднял новую тему «спортсмен». Не менее острую.

– Худой мир лучше доброй ссоры, – проговорил пословицу второй, изменившись в лице, словно окаменев.

– Да мы-то за мир. А вот эти… вечно свои ракеты к нашим границам тащат. Плацдарм готовят, я вам говорю. Им наши территории, а уж тем более газовые и нефтяные скважины уже и наяву снятся. Ублюдкам этим, – первый опустошил ещё одну рюмку. Спор между друзьями разгорался.

– Зачем они им, если они и так всё купить могут, что захотят. А мы продаём и радуемся, ничего своего не развивая. Зато кулаками налево и направо трясём, всё чего-то обещаем. На той неделе вообще про ядерное оружие сказанули, это ж надо… В СССР, несмотря на железный занавес, даже в самые острые периоды международных отношений никто не смел заикнуться о применении ядерного вооружения. Все знали, что это табу, потому что иначе миру каюк. И войну многие тогда ещё помнили, либо сами воевали, либо детьми застали. А теперь…

– Да ты чего, наши, наоборот, предупреждают, что могут применить, а не угрожают. Напоминают этим индюкам, что есть у нас… «подарочки». Чтобы те и не думали тут апокалипсис устраивать, так как аукнется им сразу, – не согласился «спортсмен».

– Возможно. Ладно, чего тут спорить, политика есть политика. Всё равно всей правды никогда не узнаем. Кто там и что на самом деле имел в виду, какие договорённости заковёрные. А они наверняка есть, – пошёл на мировую парень в деловом костюме. Но первого было уже не остановить.

– Нам просто надо, чтобы эти твари не лезли. Вон, оказалось, что у оппозиционера этого великого, – у «спортсмена» от негодования и омерзения даже передёрнулось лицо, – миллионные счета по всему миру разбросаны. Чьи деньги? Белого дома, никак иначе. А то откуда, а?

– Ты имеешь в виду того, которого посадили полгода назад?

– Ага. Жаль, смертной казни нет, а то эти иноагенты распоясались совсем…

– Да ну тебя, – внезапно влез в диалог третий, до этого, да и всегда молчавший при обсуждении острых тем. – Суд был куплен, невооружённым взглядом видно. Слушал ахинею стороны прокурора, а адвокатам судья слова не давал сказать.

– Эх ты, не понимаешь ничего…

– Это я не понимаю? – взбеленился с пол-оборота третий и вскочил со своего стула.

– Всё-всё, тише, парни. Вы сейчас поубиваете друг друга. Давайте что-нибудь другое обсудим, в конце концов… – вмешался второй, так же вставая со своего места, с опаской поглядывая на раскрасневшееся лицо «спортсмена» и готовясь в случае чего встать примирительной стеной между своими друзьями.

– Да, согласен, – железным голосом, присаживаясь обратно, ответил первый. Буравящего взгляда, однако, он с друга из прошлого не снимал.

– А как там у тебя с социальной выплатой после операции? Решилось всё или таскают ещё? – решив отвлечь «спортсмена» от третьего, спросил парень в деловом костюме.

– Не-а, ни фига. Всё так же в простое всё. Будь они неладны, уроды…

– Это нашему главному скажи спасибо, – явно будучи на взводе, подкинул ещё дровишек в тлеющий гнев первого сцепившийся с ним минуту назад.

– Почему?

– Ну а кто подписал законы, регулирующие в том числе и вот решение твоей проблемы? Кто всю эту бюрократическую машину собрал за три срока правления заместо двух по Конституции?

– Эх ты, как в школе был дурак, так дураком и остался. Главный наш – красавец-мужик. И делает он всё правильно. А проблема в чинушах, которые мешают ему. Думают лишь о том, как самим разбогатеть. Вот и получается, что на него и западные наши так называемые «друзья» давят, хотя с такими друзьями и врагов не нужно. И наши внутренние мерзавцы ничего нормально сделать не дают.

– Ну да, ну да…

– Что «ну да»? Я вот зуб ставлю, что узнай главный о бардаке, что вот в моём деле творится, он бы им кузькину мать всем так показал, что эти холуи забегали бы наконец, работой бы занялись.

– Всё как всегда – это не царь, это бояре плохие? А царь-батюшка добрый, просто его обманывают, вот и не знает, что на самом деле да как… – теперь уже не сдержался и вставил своё слово первый, с горькой ухмылкой смотря на школьного друга.

– Да ну вас. Не царь он, а президент. Царей у нас уже с семнадцатого года нет, спасибо Ленину.

– Боже, кого ж ты ещё похвалить сегодня успеешь, – закатил глаза третий.

Так трое друзей сидели за столом, пили и ели, обсуждая новости, обмениваясь какими-то своими историями, проблемами. Но каждый из них чувствовал, что та, былая дружба осталась далеко позади, в прошлом. У каждого из них была своя жизнь, свои интересы и взгляды на мир, во многом не сходившиеся. И всё же, расставаясь спустя пару часов, они пообещали друг другу, что непременно ещё разок соберутся втроём, через неделю, в крайнем случае через две. Даже несмотря на обиды, накопившиеся у двух друзей на первого, одетого в спортивный костюм.

И каждый побрёл своей дорогой, испытывая горькое чувство ностальгии по молодым годам и возвращаясь мысленно к житейским проблемам нынешним.

Глава 5

Суббота, 1 день до…День

Уже два часа я следил за отпрыском богатенькой семьи Вроневых, которому не хватило денежек родителей и потянуло на «подвиги». Ходил за ним по престижным улицам Новоградска, сидел за соседним столиком в местной кофейне. И теперь вновь наматывал круги, идя за ним след в след, буравя его спину, и искренне не понимал – зачем? Зачем ему было делать это? Ограбление ради денег? Точно нет. Ведь наверняка у него есть всё, чего можно только пожелать, а чего нет – он всегда сможет выклянчить у папочки или мамочки. Адреналин, экстрим, желание получить удовольствие в стиле психопата-подонка? На видео не было похоже, что он был сильно счастлив, но это, быть может, потому, что реальность оказалась чуть другой, чем изнеженный мажорчик себе представлял. Или же… в голову закралась мысль, что он не хотел такого. Он выглядел забитым, совершенно неуверенным в себе. Мягкотелым, слабохарактерным. Но я отмёл эту мысль, запрятав её глубоко-глубоко под замком в сознании. Потому что он был виновен. Хотел, не хотел – это уже другой разговор. Преступление и наказание – эти события должны идти друг за дружкой в жизни тех, кто в какой-то момент возомнит, что он не «тварь дрожащая, а право имеет». Он причастен к тому, что отнял жизнь у Лизы и Наташи. У меня. Нет больше моей красавицы-жены и умницы-дочери… А ведь Наташке было всего пять лет. Она успела осознать, что живёт, уже мечтала, строила какие-то планы, хоть и полные детской наивности и воображения. Теперь же у неё просто-напросто нет не только никакого шанса на светлое будущее – вообще будущего. Наташа могла стать прекрасной актрисой или первооткрывателем-учёным. Быть может, лучшим нейрохирургом города, страны. Спортсменкой, берущей первые места и собирающей коллекции медалей. Или же даже просто умненькой или старательной работницей в каком-нибудь офисе, честно зарабатывающей деньги на жизнь… Могла стать кем угодно. Мне всегда было плевать на то, насколько успешной была бы её карьера, самое главное, чтобы она была жива. Дышала. И была счастлива. Я всегда бы любил её, оберегал, помогал. Но она мертва. И я не могу обернуть время вспять, закрыть своих любимых своим телом. Спасти. Единственное, что поддерживало во мне силы, не давало мне упасть на землю, свернуться калачиком и забыться в слезах, обезуметь, – желание отомстить. Я не только не имел права, но и не мог отступить от задуманного. Дима Вронев должен был поплатиться – и на этом точка.