Маска Дантеса - Алферова Марианна Владимировна

– Не сомневаюсь. Но не слишком на нас давите, чтобы твердь окончательно не ополчилась на вас.

“И все будут валить на озерные города”, – мысленно добавил Марк. Как же иначе.

Цель будет достигнута, обиды забудем. Забудем потери, отравленных клонов-охранников и их детей. Все спишется на необходимость и неправильные расчеты.

– Откуда такое упорное желание уничтожить озерные города? Быть может, озерники необходимы Лацию?

– Мои родители были приговорены по ложному обвинению в государственной измене. Их отправили на дно на пятьдесят лет. Обычно до отправки ждут год… это время на то, чтобы подать апелляции и отменить ошибочный приговор. Но в моем случае только через пять лет удалось восстановить справедливость, хотя я с самого начала знал, что мои родители не виновны. Настоящих преступников нашли, но город, куда отправили отца и мать, уже погрузился. Никто не пожелал вызволить их со дна. Я решил захватить открытый город, опуститься на дно и спасти моих самых дорогих людей. Набрал добровольцев и отправился брать штурмом озерников. Не преуспел. Китежанин может многое – носить маску и выдавать себя за другого, лгать, воровать… Одного никогда себе не позволит – предать свою семью. Мы можем дружить с Лацием или Неронией, воевать с Колесницей или мириться, колонизировать иные миры или замыкаться в собственном коконе… Но забывать близких никто не имеет права.

Теперь в словах кабинет-министра не было фальши – Корвин ему верил.

– В этом мы схожи, – сказал патриций.

– Несомненно.

– Вы все еще надеетесь, что вам удастся освободить отца и мать?

– Надеюсь. Я уже близок к цели.

– Ну что ж… желаю вам удачи… Сергий Малугинский.

ЭПИЛОГ

Проводить лацийцев на космодром прибыл Сергей.

– Отец после недавних событий болен, – признался молодой князь. – Сначала гибель Эмми и мое “беспамятство”, потом смерть Стаса и бегство Ксении… Все это чересчур для него. Машенька с ним рядом, ни на шаг не отходит.

“Скорее всего, князь Андрей просто не хочет появляться на людях – его честь задета последними событиями, и у прессы могут появиться вопросы. Хотя репортеры галанета здесь не так дерзки, как на Неронии или на Лации”, – заметил голос.

“Надоел! – мысленно оборвал его Корвин. – Почему бы не предположить, что старик в самом деле болен?!”

– А вы, как я погляжу, больше не боитесь происков неров? – спросил Корвин.

– После вышеградского карнавала мне нечего опасаться. Нерония и Китеж ныне не разлей вода. Китеж отдает прежнему врагу свою островную колонию на Венеции. Нерония в счастье, потому что теперь фактически вся планета каналов – под ее властью. Прошлые ссоры забыты. Похищение анималов – в том числе. Зато отношения с Лацием замерзли окончательно и вряд ли в ближайшие десять лет потеплеют. Надеюсь, у политиков хватит ума не доводить дело до драки.

– Придется извиняться, – заметил Корвин.

– О да, придется, – согласился Сергей. – И чем дольше Китеж будет расшаркиваться и заглаживать вину, тем сильнее у нас будут ненавидеть лацийцев. Но, несмотря ни на что, я ваш всегдашний друг, Корвин.

– И мой тоже! – вмешался в разговор младший Друз, и, крепко ухватив Сергея за локоть, сжал его на римский манер. – Если у вас на корабле будут проблемы с жизнеобеспечением или гравигенератором, или системами связи, зовите меня, я все починю!

– Буду иметь в виду, – смеясь, пообещал Сергей.

Друз тоже засмеялся: правда, в пленочной маске это было делать не слишком просто. Он все еще носил защиту: хотя власти Китежа заявляли, что геногаз полностью уничтожен, решено было не рисковать, и родственникам покойного посла до отлета с Китежа носить маски.

– Не люблю прощаться, – признался Друз. – Почему-то думаешь: вдруг не доведется свидеться…

– Бросьте в озеро Светлояр монетку – и вернетесь, – посоветовал князь.

– Нет! – затряс головой Друз. – На Китеж больше не хочу. А вот с вами – увидимся! – И центурион заспешил к яхте.

“Клелия” была уже готова к отлету и только поджидала пассажиров. Все торопились. Особенно Флакк.

– Когда вы передадите мне то, что обещали? – спросил Сергей у Корвина.

– Не на Лации. И не на Китеже. Встретимся где-нибудь на станции Звездного экспресса. Но не сразу. Прежде…

– Да, я знаю про похищения детей, – кивнул Сергей. – Найдите этих ублюдков.

– Постараюсь. Кстати, вы не раскроете мне еще одну тайну?

– Смотрю, ваша жажда разгадать все тайны не уменьшается. Напротив – только растет.

– Конечно. Итак… как вы обошли сигнализаторы Друза и проникли ко мне в комнату в ночь карнавала?

– А вы не догадались?

– Нет…

– Потолок. Всегда смотрите на потолок. Там был такой милый светильник. Так вот: часть потолка вместе со светильником опускалась.

– Забавно. Обычно в этом месте устраивают камеры наблюдения. Но вход в спальню на потолке… Это что-то новенькое.

– Не забывайте, как на Китеже обожают розыгрыши.

Марк поднялся на борт “Клелии” последним. Друз уже сидел в кресле. Маска валялась у него на коленях.

– Оставлю на память. Может быть, мне еще придется сюда вернуться… – и шепнул на ухо Марку, когда тот опустился в кресло рядом: – За дядю Лу кабинет-министр мне должен ответить.

– Но не теперь, – заметил Марк. – Дадим ему двадцать лет, чтобы исправить ситуацию.

– Двадцать лет? – возмутился Друз. – А если я не доживу?

– Женишься на моей сестре, и сможешь оставить своим детям незавершенными особо важные дела, как это делают все патриции, – сказал Марк. – Мы никогда не торопимся с радикальными решениями. И это хорошо.

“Мой отец тоже дал наварху Корнелию двадцать лет, чтобы осмыслить содеянное, но тот не оценил щедрость Валериев Корвинов”, – усмехнулся про себя Марк.

Друз задумался.

– А если мне не дадут патрицианства?

– Луций, ну что ты болтаешь? Дадут непременно. Сейчас для патрициев наступили паршивые времена. Если будешь нам предан, получишь не только титул патриция, но и широкую пурпурную полосу на тогу.

Друз не сразу понял.

– Что? Я стану сенатором?

– Ну да. Как старший патриций в своем роду.

“Чужие несчастья иногда приносят удачу…” – мысленно добавил Марк и покосился на Флакка.

– Пора возвращаться на Лаций, совершенный муж, – сказал Флакк, обращаясь к Корвину так, как положено титуловать префекта.

Отец Марка и дед в свое время слышали подобные обращения сотни, тысячи раз. Но впервые Марка Корвина, бывшего раба, назвали “совершенным мужем”. Он почувствовал, как губы сами, почти против воли, расползаются в улыбке.

Ма фуа! Но ведь приятно же!

Когда “Клелия” покинула орбиту Китежа, Марк отправился к себе в каюту. Наконец можно как следует отдохнуть. Марк разделся, бросил одежду в приемную капсулу, велел свету погаснуть и плюхнулся в койку. Именно плюхнулся – как в воду. Но угодил не в ласковые объятия адаптивной кровати, а во что-то липкое, склизкое, холодное. Попытался вырваться – куда там! Проклятая слизь держала лучше любого клея. Корвин рвался, барахтался и ощущал, как мерзкая склизкая тварь прилепляется к нему все плотнее. Пахло несвежей рыбой… Кто бы сомневался – дохлая русалка с берегов Дышащего океана именно так должна пахнуть. Марк выругался и велел свету включиться… Лучше бы он этого не делал. Все же левую руку ему удалось выпростать. Стал шарить вокруг… бесполезно. Разве может на корабле что-то лежать просто так, незакрепленное… Однако, если верить рассказу Стаса, то капитан Иртеньев как-то вырвался из этих липких объятий. Но что можно сделать? Рядом никаких инструментов… правда, койка адаптивная, то есть в ней есть управляющий чип, можно койке отдавать приказы. Например, включить подогрев…

– Включить обогрев! – приказал Корвин.

И сразу же ощутил идущее снизу тепло. Слизь сделалась более густой, и, кажется, более липкой. Корвин рванулся, с громким чмоканьем оторвались от его груди и рук лохмотья разлагающейся плоти. Корвин скатился на пол. За ним волочились мерзкие жгуты отвердевающей слизи.