Право на рождение. Дилогия (ЛП) - Зевин Габриэль

На мое плечо опустилась рука Вина. Скарлет тоже была тут:

— Аня, оставь его в покое! Пожалуйста, ты же не знаешь, какую боль он пережил!

— Тише, все в порядке, — сказал Гейбл Скарлет.

Я положила поднос на стол перед Гейблом и склонилась к нему — мы не были ближе с того вечера в реабилитационном центре. Моя щека почти соприкасалась с его щекой, когда я прошептала ему на ухо:

— Ты можешь одурачить Скарлет, но мы знаем друг друга слишком долго, Гейбл. Если с ней что-нибудь случится, не думай, что будешь жить. Ты же знаешь, кто моя семья и на что она способна.

— Я уж было подумал, что ты собираешься вывалить на меня лазанью, как в старые добрые времена, — иронически заметил он.

Я не ответила. Я не хотела сидеть с Гейблом и Скарлет или говорить с ними, так что, взяв поднос Чай Пинтер, вернула его на место.

— Прости, — сказала я.

— О, между Гейблом и Скарлет что-то есть? — спросила она. — Ты совсем сошла с ума?

Я пошла прочь, не ответив, и села за самый дальний от Гейбла стол. Вин сел напротив меня, достал апельсин из сумки и начал его чистить.

— Ты об этом знал?

Он пожал плечами.

— Подозревал. Мне казалось, что что-то происходит, но… я честно думал, что они будут всего лишь друзьями.

— То же говорила и Скарлет, но это вопрос принципа. Она хочет пойти с ним на вечер. Ты можешь себе представить, насколько это нелепо?

Он отломил мне дольку апельсина.

— Вечер сам по себе нелеп — костюмы, бальные платья, чаша для пунша. Не вижу причин, почему то, что Скарлет пойдет туда с Гейблом, сделает его еще более нелепым, чем он есть на самом деле.

— На чьей ты стороне?

— На твоей. Но и на их тоже, — сказал он со вздохом. — Одна из лучших черт твоей подруги — ее сострадательность. Никто во всей школе не любит Гейбла Арсли, Анни, все его бывшие друзья его покинули. Если бы мы прекратили с ним обедать, он бы обедал в одиночестве. Ты это сама знаешь. Я не могу не думать, что если Скарлет нашла у себя в сердце частичку тепла для Гейбла, кто мы такие, чтобы отговаривать ее?

— Она предала меня, Вин. Как я могу простить ее?

Он покачал головой.

— Я не знаю, что тебе сказать, Анни. По мне, так она твой самый верный друг.

Вин был потрясающе наивен для парня, чей отец был большой шишкой в политике. Папа, бывало, говорил, что человека можно считать верным до того дня, когда он предаст тебя. После этого ему уже не надо доверять.

— Думаю, все вместе мы на вечер не пойдем, — пошутил он.

— Честно говоря, не думаю, что уже созрела для такого рода шуток. И к тому же я еще не соглашалась, что пойду с тобой.

Я злилась, что он сорвал мой план первой пригласить его.

— Но ты пойдешь. Я ведь единственный друг, что остался у тебя.

Я швырнула в него долькой апельсина.

Посреди урока мистера Вейра меня вызвали в кабинет директора; я решила, что это по поводу инцидента за обедом. Или кто-то (может быть, Чай Пинтер? или Скарлет — кто знает, на что она стала способна?) донес на меня, что я бегала по столовой как сумасшедшая, или сам Гейбл доложил об угрозах, которые я прошептала ему на ухо. Оба варианта были одинаково неприятны — я никому ничего не сделала. Учитывая все обстоятельства, мне казалось, что я, наоборот, проявила редкостное самообладание.

— Они вас ждут, — сказала секретарь, как только я вошла в коридор (кто «они»?).

Напротив стола директора сидело два офицера полиции; я узнала одну из них — она была среди тех, кто арестовал меня прошлой осенью. Для происшествия за завтраком это было как-то чересчур. Они же не могут арестовать меня за то, что я бегала по столовой с чужим подносом в руках. Или могут?

— Здравствуй, Аня, — сказала директор. — Присаживайся.

Я не стала садиться.

— Здравствуйте, детектив Фраппе. Вижу, вы постриглись, — сказала я той, кого узнала.

— Просто дала волосам отдых, — отозвалась Фраппе. — Спасибо, что обратила внимание. Что же, давайте приступим к делу. Ты лично ничего не совершила, Аня, но нам нужно поговорить с тобой о том, что случилось.

Я кивнула. Сердце в груди затрепетало, а желудок сжался в кулак.

— Сегодня утром твой брат Лео пытался убить Юрия Баланчина из пистолета твоего отца.

Я попросила ее повторить; ее слова показались мне бессмысленными.

— Твой брат стрелял в твоего дядю из отцовского пистолета.

— Почему вы решили, что пистолет принадлежал отцу? — спросила я тупо.

— Твой двоюродный брат Микки был там и опознал пистолет: красная рукоять, выгравированные слова «Особый темный Баланчина».

Если Микки был прав, это был «смит энд вессон», который пропал давным-давно.

— Вы сказали «пытался убить». Это значит, что дядя Юрий жив?

— Да, но он в тяжелом состоянии. Пуля прошила легкое, и произошла остановка сердца. Сейчас он находится в реанимации.

Я кивнула. Неясно, станет ли положение Лео лучше, если Юрий выживет.

— Лео жив?

— Да, но никто не знает, где он. Он выстрелил один раз, потом убежал, прежде чем кто-то сообразил остановить его.

— Он ранен?

Фраппе не знала.

— Микки выстрелил в целях самообороны, но не знает, попал он или нет.

Бедный Лео. Должно быть, он так испугался. Почему я позволила ему работать в этом месте?

— Не знаешь ли ты, почему твой брат хотел застрелить Юрия Баланчина? — спросил второй полицейский.

Я покачала головой.

— Если Лео попытается связаться с тобой, ты дашь нам знать? Думаю, ты согласишься с тем, что для него будет лучше, если он попадет в руки к нам, а не к твоей семье.

Я улыбнулась, кивнула и подумала, что черта с два я сдам Лео полиции.

Полицейские ушли, но я все не могла пошевелиться. Директор подошла ко мне и коснулась моей руки.

— Есть ли у тебя кто-нибудь дома, кто бы приглядывал за тобой? Лео был твоим опекуном, если я не ошибаюсь? Если никто не сможет приглядывать за тобой и твоей сестрой, мне придется позвать Службу защиты детей, Аня.

— Да, есть, — слегка преувеличила я. — У нас есть няня, ее зовут Имоджин Гудфеллоу, она заботилась о Галине и теперь приглядывает за нами.

Я записала для директора ее телефонный номер и попросила отпустить нас с Нетти домой на случай, если Лео вдруг решит вернуться.

— Конечно, Аня, — ответила директор. — Осторожнее на пути домой, тут повсюду репортеры.

Я выглянула из окна. И правда, огромная толпа репортеров торчала на тротуаре у стен Школы Святой Троицы.

Директор послала кого-то за Нетти, и я попросила разрешения воспользоваться телефоном и позвонила мистеру Киплингу и Саймону Грину. В конце концов, нам нужна была машина, чтобы добраться домой. Я рассказала, что случилось. Какое-то время оба адвоката молчали, так что я даже подумала, не прервалась ли связь.

— Прошу прощения, Аня, — сказал наконец мистер Киплинг. — Эти новости выше моего разумения.

— Как вам кажется, нужна ли нам с Нетти защита на пути домой?

— Нет, — сказал он. — Думаю, Семья не предпримет никаких шагов до стабилизации состояния Юрия. А даже если и предпримет, то они хотят видеть мертвым Лео, а не тебя.

Когда Нетти вошла в кабинет, я рассказала ей, что случилось. Я ожидала, что она заплачет, но она не стала.

— Давай поставим свечки за Лео в часовне, — сказала она, сжав своей маленькой ручкой мою.

Я согласилась, что по крайней мере это не принесет никому вреда.

— Нам будут нужны талоны, — сказала я.

Но в глубине души я знала, что это не слишком поможет.

Следующие несколько дней мы с Нетти двигались как сонные мухи. Мы ели, спали, принимали душ, ходили в школу — короче, делали все, что от нас требовалось, чтобы показать, что за нами есть присмотр. Но по-настоящему мы только и делали, что ждали, когда Лео попытается связаться с нами.

Я боялась, что он умер, что Микки попал в него и Лео истек кровью где-нибудь в переулке. Я не могла узнать, что случилось, потому что было опасно пытаться связаться с кем-нибудь из Семьи. Я чувствовала себя отрезанной от всего мира. Я скучала по Скарлет. Скучала по Вину, но решила, что для него лучше будет не приходить ко мне.