ПереКРЕСТок одиночества (СИ) - Михайлов Руслан Алексеевич "Дем Михайлов"

Очищенная зона медленно расширялась. Но толку ноль. Я не обнаружил ничего. И никаких следов креплений лестницы. Через час с небольшим я отступил на шаг и оглядел тщательно очищенный и проверенный прямоугольник стены. Ничего. Ноль. Ладно. Это не повод падать духом. Я вернулся к голове креста и там продолжил уборку, предварительно отнеся набранный мусор к «яблоневой грядке».

Не преминул глянуть за окно. Пурга закончилась. Кресты, роняя вниз глыбы льда и оставляя за собой снежный шлейф, величаво плыли вокруг Столпа. Клубящиеся облака старались подняться выше, тянули длинные щупальца, стараясь дотянуться до летающих келий. Пара крестов медленно опускались в облачную муть. Не дернули за рычаг. И спустились на этаж ниже. Им некоторое время не светят бонусные подарки. Но вряд ли стоит жалеть этих узников – наверняка они знают, что делают. Через день-два окажутся ниже и начнут меновую торговлю, отдавая запасенное продовольствие и забирая ценные предметы. Наверняка многие предприимчивые здешние деляги жутко жалеют, что свидания с другими узниками – хотя бы раз в сутки – не разрешены с самого начала. Ведь как легко выманить у перепуганного новичка любую ценность в обмен на информацию или просто пару ободряющих слов… Позднее, когда новички немного приходят в себя, провести с ними крайне выгодный для себя обмен уже не так-то и легко.

Оглядев кресты, понадеялся, что вскоре состоится новая встреча с Арни. Он обладает немалой информацией. И я заставлю его делиться ей. Как не крути – мне отведена самая рискованная часть плана.

Я догадываюсь, о чем попросит Красный Арни, когда я ему скажу, что не обнаружил ни одного люка. Он попросит пробить дыру. Скорей всего в потолке под горбом. При этом мы оба будем понимать, что любая случайно задетая шестеренка или любой другой поврежденный мной узел механизма при пробивании дыры может привести к скорой и болезненной моей кончине.

И потому я обязательно потребую больше информации. А заодно кое-что еще. Раз уж клуб «шахматистов» так долго готовится к своему плану, они не могли запастись необходимым. И часть этих вещей мне понадобится. В прошлый раз, переполненный информацией, я не додумался об этом. При новой встрече я исправлю ошибку. И у меня уже накопилось немало вопросов.

Взявшись за перекресток, провел пару часов за проверкой швов и кирпичей. Почувствовав голод, прервался, сходил перекусить. Едва закончил с трапезой – пришло время дергать за третий рычаг. Сделал это с вернувшейся легкостью. Ни к чему размышлять о том, на что не можешь повлиять.

Кормильня порадовала хлебным подносом с внушительным куском жареного мяса и гарниром из чего-то смутно похожего на рис смешанный с овощами. К этому добавили бутылку с вином. И деревянную ложку – искусно выточенную и вполне удобную. А я только поел… черт… но оставить нетронутым столь аппетитно пахнущее блюдо не смог – съел все до крошки, включая пропитанный мясным жиром хлеб. Вымыв руки, через силу выпил несколько больших глотков воды. И, оценив свое сытое оцепенелое состояние, завалился на нары и задремал. Часть мозга рвалась продолжать, продолжать, продолжать поиски выхода! Но другая часть, более зрелая, заставила этот голосок уняться. Это опасно – думать, что чувствуешь запах свободы. Когда поймешь, что это не так – может начаться жутчайшая депрессия и апатия.

Проснулся часа через два. Полежал еще полчаса, бездумно глядя в потолок. Давал сознанию передышку. И только затем встал и, чертыхаясь и постанывая, принялся разминать кисти рук. Пальцы ныли неимоверно. И не от тренировок с гирей, а из-за упорного выскребывания грязи. Каждой добросовестной уборщице надо ставить памятник при жизни.

Как не хочется снова браться за самодельную стамеску…

Но, как однажды сказала моя бабушка, когда я ребенком взялся дотащить полное ведро от колодца до дома, не зная сколько оно весит – Взялся? Тащи! Тяжело? Пыхти! И все равно тащи! Ведро я тогда дотащил. До сих помню, как тонкая железная дужка немилосердно резала мягкие ладони. И с того дня я каждый день уже таскал воду в бочку – по четверти ведра за раз. Потом по половине. Не по своему желанию – бабушка настояла, строго напомнив – Взялся? Тащи! К концу лета я шутя делал по десять-двенадцать ходок от колодца к бочке. И чувствовал гордость – ведь я был помощником.

Вот и сейчас – Взялся? Тащи!

Обмотав ладони обрывками выстиранной тряпки – боялся занести заразу в мелкие ранки и хозяйственного мыла на стирку не жалел – вооружился скребком и принялся за дело. Сегодня надо полностью дочистить пол левого крыла. И начать правое. И это тоже бабушкин урок. Она, охая и массируя поясницу, с трудом завершала прополку пары грядок, после чего, даже зная, что на третью грядку сегодня сил не хватит, очищала от сорняков хотя бы десятую ее часть. И поясняла – сделай почин! И тогда завтра работа уже не покажется такой большой и сложной. Всегда делай почин в работе! И будет тебе счастье в жизни, дуралей ты мой. А я, тот самый дуралей, сидел на бревне, уплетал нагретый солнцем помидор и, наблюдая за полетом шмеля, мимоходом слушал бабушку.

Несколько часов пролетели незаметно. Отнеся грязь к «грядке», проскреб еще один квадрат пола в правом крыле. Размяв затекшее от неудобной позы тело, сделал пробежку по центральному коридору, чтобы разогнать кровь. Голода еще не ощущал. И по-прежнему жаждал продолжать поиски «хода». И снова заставил себя переключиться. Посидел спокойно в кокпите, поглядел на облака, обнаружив, что приподнялся еще чуть выше. Поглазел на соседние кресты, с новым интересом внимательно подмечая детали внешнего вида. Ни малейшего намека на горб. Сбегав за схемой, глянул на нее, потом на идущий подо мной крест. Кивнул. Еще одно различие – кокпит. У меня он куда больше, боковые окна шире, панорама обзора шире. Поерзав, оглядев кокпит изнутри, еще раз кивнул – тут как раз уместится два кресла. И хватит места для немалых размеров приборной доски. Ну-ка… прильнув к краю кокпита, отмерил примерную высоту. Не разобравшись, встал, согнул ноги, представляя, что сижу в достаточно низком кресле и при этом должен легко дотягиваться до приборов и штурвала. Тогда, если брать за основу, что у нас в среднем одинаковое телосложение, приборная доска должна начинаться где-то на этой высоте…

Пройдясь скребком, ничего не нашел. Спустился чуть ниже. Ожесточенно потер, сдирая пленку грязи. И скребок отчетливо звякнул. Я невольно вздрогнул, ругнулся, глядя на небольшую черную точку. Это металл. Это точно металл. Ну-ка… Поработав пару минут, очистил небольшой участок. И долго смотрел на едва торчащие из кирпичей кончика железных прутьев. А под ними, ниже, имелась металлическая пластина, как-то неряшливо утопленная в отверстии. Такое впечатление, что ее просто вбили в дыру. А сверху мазнули раствором, практически скрыв ее. Можно предположить, что изначально это было технологическое отверстие, куда, по идее, уходили жгуты проводов. Или тросы. Или леера? Черт его знает как они называются в самолетах.

А с другой стороны?

Проверка на другой стороне кокпита дала такой же результат.

Три обрезанных металлических прута. И шматок сглаженного мастерком раствора, что на этот раз полностью скрывал пластину. Или ее вообще не было – просто заткнули отверстие бетоном. Ну как бетоном… эта бешеная смесь едва-едва поддавалась даже сильному нажатию. Чтобы просто поцарапать, приходило раз двадцать проводить скребком. И получалась едва намеченная белая полоса. Поглядев на скребок, убедился, что в первую очередь истирается не чудо-бетон, а мой скребок.

Я убедился, что в моем кокпите раньше было установлено какое-то оборудование. На девяносто процентов – что это были органы управления. Возможно и в полу, если хорошо-хорошо поскрести, отыщу остатки креплений. Хотя это уже не важно – главное найдено. Впрочем, я по любому тщательно проверю пол в кокпите – вдруг там скрыт какой-нибудь люк ведущий в технические части креста?

Вернувшись к безмятежному отдыху, взял книгу и, старательно игнорируя шепот в голове, взялся за чтение. Читал не спеша, смакуя каждую страницу, подолгу задумываясь над предложениями. И занимался этим до тех пор, пока не зазвучал сигнал дернуть за третий рычаг, что я и проделал. Следом кормильня, подарившая мне выточенную из дерева чашку. Да не пустую – чашка исходила паром. Запах заверенных душистых трав кружил голову. Бережно взяв посудину, понюхал. Вроде мята тут есть. И мед. И что-то еще, приятное на запах, но незнакомое. Попробовав, блаженно зажмурился. Да… если подольше задержаться на этом этаже, то вполне можно чувствовать себя человеком – из тюремного, снабжение потихоньку превращается в захудалое гостиничное.