Зло той же меры - Теверовский Михаил Григорьевич

– Уроды… – вторил кто-то шёпотом.

– Сегодня после уроков, – безапелляционно заявил тот же шёпот. – Дубинки там, шлемчики свои не забудьте.

– Ребят, мы же не участвовали в этом. И папа тоже. Не его это… – попытался оправдаться Дима, повернувшись к зачинщикам угрозы. Я же сидел тихо, весь сжавшись.

– Ага. Никто не участвовал. Моему брату это скажи – у него перелом ноги сразу зарастёт, а завтра из «Челси» позвонят, позовут играть в Премьер-лиге.

– Но…

– Ещё раз повторяю! Тишина в классе. Успокаиваемся и достаём учебники и письменные принадлежности. Параграф пятый, страница пятидесятая или пятьдесят третья – пролистните немного, найдёте, – вскочив на ноги и сворачивая интерактивную доску, оттарабанила учительница. Я даже не успел заметить, как закончились утренние новости.

Учебный день проходил спокойно. Я уже начинал надеяться, что про утренние обещания побить нас никто и не вспомнит. Конечно, Митька и Женька – те самые ребята с последней парты, что угрожали нам, – старались на переменах держаться от меня и от Димы отстранённо, кидая лишь издалека хмурые взгляды, полные холода и ненависти. В коридорах, как и всегда, со мной дружелюбно и открыто общались Саша, Герман и даже девчонки: Маша с Катей. С ними же я обедал за одним столом – никто не был против и не говорил ни слова о том, что я сын полицейского. Даже несмотря на то, что обсуждения прошедших протестов не затихали. Что забавно – в какой-то момент я думал о том, что если бы власти приняли решение не подавлять столь жёстко митингующих, то о демонстрациях забыли бы прямо на следующий же день, в понедельник. Если бы не прямо в то же воскресенье ночью. Уж точно не появилось бы такое количество жалеющих и даже сочувствующих тем, кто вышел на незаконные митинги. Всё же колеблющихся, как и всегда, довольно большое количество, а такой повод, кажется, оказался довольно неплохим для того, чтобы переманить их. Вон всегда аполитичный и никогда не лезущий в какие бы то ни было конфликтные ситуации Стёпа, обыкновенно рассудительный и спокойный, теперь с раскрасневшимися щеками и растрёпанными в разные стороны волосами на повышенных тонах что-то объясняет своему лучшему другу. Даже сквозь весь шум и гомон детей в рекреации до моего уха доносились проговариваемые им ключевые слова: «полиция», «протест», «демонстрации» и так далее. Интересно, какую сторону он занял? Но я не решался спросить. Быть может, как-нибудь потом.

И всё же перед последним уроком я заметил, как Женя и Митя о чём-то договаривались с ребятами из десятого класса. Они всего на год-два старше, но много выше и массивнее нас. Волнение вновь охватило меня целиком и полностью, но я, пусть и с некоторым отчаянием, продолжал надеяться на лучшее. Конечно, как говорится, надежда умирает последней, но всё же я прекрасно осознавал, что вероятность её исполнения была крайне мала. А вернее, неумолимо стремилась к нулю – совсем как моё настроение.

Крах же всех моих иллюзий о более удачном завершении дня произошёл, когда, оказавшись на крыльце школы и натягивая на голову лёгкую осенне-весеннюю шапку, я увидел перед собой выстроившуюся шеренгой толпу как одноклассников, так и учащихся других классов, в том числе даже младших.

– Чего встал, уйди с доро… – врезавшись в меня, застывшего прямо за дверью, не успел договорить ученик выпускного класса. Я не знал его имени, несколько раз видел в коридорах. Грузный, розовощёкий – агрессия, острыми лучами взглядов направленная на меня, тут же стёрлась. Теперь он смотрел испуганным, даже затравленным взглядом на выстроившуюся прямо перед ступеньками крыльца шеренгу. Видимо, кто-то из его родных тоже полицейский, догадался я. Тем временем он обратился к толпе, чуть заикаясь, срываясь на петуха и стараясь откашляться почти что после каждого слова. – Э-т-то… кхе-кхе… р-р-реб-бят, вы… кхе-кхе… чего…

– Иди отсюда, Коль. Твой на пенсии ж давно. Ведь так? – ответил ему стоявший в первом ряду мой одноклассник Митя, чей брат пострадал при подавлении воскресных протестов.

– Да! Д-да… кхе… Уже с полтора… два года, д-да! – не веря в своё счастье, протараторил Коля и быстро-быстро сбежал с лестницы, запутавшись в ногах в самом низу лестницы и едва удержав равновесие и не шлёпнувшись на землю прямо перед плотной шеренгой. Он дрожал, как осиновый лист под порывами ветра, словно тряслась каждая клеточка его тела.

И мне было страшно. И сгрудившимся рядом со мной ребятам явно тоже. Чувствовал, как ещё незнакомое состояние паники готово вот-вот охватить меня, но всё же теплилась какая-то толика веры в то, что не станут же знакомые ребята избивать меня ни за что! Опять эта надежда… Дима, стоявший рядом со мной, спокойно, даже несколько педантично стянул с носа очки, убрал их в футляр и положил в небольшую сумку, переброшенную через плечо. Я понял, что он будет защищаться. В его характере был тот стержень, что не позволял ему быть избитым без боя. В отличие от меня.

– Отойдём за школу, я так понимаю? – медленно произнёс Дима, кивая головой в сторону поста охранника, пока ещё спокойно листающего что-то в своём смартфоне и не поднимающего голову.

Происходящее дальше было словно в тумане. Под самым настоящим конвоем нас, человек пятнадцать, среди чьих родителей были работающие в правоохранительных органах, завели за угол, после чего, сложив все сумки, портфели и рюкзаки в одну кучу, окружили плотным кольцом. И тогда началось. Я упал после первого же удара, пришедшегося мне со спины в затылок. Свернувшись в позе эмбриона, крепко-накрепко сжав веки, стараясь руками защищать голову, я послушно принимал удары, сыплющиеся со всех сторон. Лишь повторял снова и снова, что я не виноват, что я не сделал никому ничего плохого. Сначала было безумно больно, потом все эмоции и ощущения отступили – я словно отстранился от происходящего. В голове роились мысли о том, что скажут родители, когда вечером увидят моё состояние… одежду-то отчистить я успею, но вот открытые части тела, тем более лицо… И тут вдруг меня охватило чувство, которого я никогда не испытывал прежде. Паника… Сердце колотилось как бешеное, меня будто начало раскачивать и одновременно сжимать со всех сторон. Крики и глухие удары теперь доносились до меня как будто откуда-то издалека… Становилось то жарко, то холодно. Не проходил лишь какой-то животный, близкий к бессильному безумию страх.

Внезапно кто-то навалился на меня сверху. Но не прижал к земле с целью сделать больно, а, наоборот, накрыл – удары тут же прекратились, но вот с возвращением в тело сознания, пытавшегося понять, что происходит, вернулась и боль.

– Стойте! Стойте же, ну! – вопил сразу же, с первого крика сорвавшийся до хрипоты девчачий голос. Он был мне отдалённо знаком, но я никогда не слышал его что-то кричащим или хотя бы даже говорящим что-либо повышенным тоном.

В недоумении я приоткрыл глаза и увидел буквально в нескольких сантиметрах встревоженное лицо главной тихони нашего класса и по совместительству нашей старосты. Всегда спокойная, никогда не участвовавшая ни в одном конфликте, она защитила меня своим телом, тем самым ограждая от всех тех десятков, быть может, даже сотен ударов, что должны были быть мне нанесены.

– Уйди, тупая девчонка! – буквально прорычал кто-то из старшеклассников.

– Прекратите. Прекратите, пожалуйста. Хватит, – повторяла лишь в ответ Лиза, даже не шелохнувшись.

Заплывшим глазом я всмотрелся в лица ближайших к нам парней и не мог понять, что они будут делать дальше. Видел лишь, что они колеблются между двумя вариантами: оставить меня в покое или же продолжить несправедливую экзекуцию, подвергнув ей и эту выскочку, влезшую не в своё дело.

– Лиза… Лучше отойди… – едва ворочая языком, чувствуя металлический привкус крови во рту, произнёс я еле слышно на самое ухо однокласснице.

– Всё хорошо, Артём. Я позвала директора. Сейчас всё прекратится, – прошептала она мне в ответ.

И действительно – в следующую секунду я услышал крик запыхавшейся директрисы и, аккуратно перевернувшись на другой бок, увидел из-под руки Лизы, как из-за угла выбежала вся взъерошенная и продолжавшая кричать директор нашей школы. Те, кто избивали, сразу же разбежались врассыпную кто куда. Мы спасены, мелькнула мысль в моём сознании. А следующей – другая: Лиза могла защитить кого угодно, оградив его от лишнего десятка болезненных тумаков. Почему она выбрала именно меня? Единственный ответ, который приходил на ум, заставил меня залиться краской.