Кракен - Мьевиль Чайна

— Можете не сомневаться, — добавил инспектор, — ничего подобного сейчас не происходит. Клянусь честью.

Он поднял руку — честное, мол, скаутское.

— Я и не думал… — выдавил из себя Билли.

— Теперь, уяснив это, — сказал Бэрон, — не полагаете ли вы, что можно пренебречь остальной частью сценария? Как насчет немного помочь? Великолепно, мистер Харроу. — Тонкий его голосок так и свистел. — Просто потрясающе. Давайте теперь разделаемся со всем этим.

Билли впервые оказался в комнате для допросов — точь-в-точь такой, как показывают по телику: маленькой, бежевой и без окон. За столом, в дальнем его конце, сидели женщина и еще один мужчина, высокий и сильный, лет сорока с небольшим: неприметный темный костюм, коротко подстриженные редеющие волосы. Он сжал тяжелые кулаки, спокойно разглядывая Билли.

В женщине Билли прежде всего отметил ее молодость. Если она и была старше двадцати, то ненамного. Именно она ненадолго появлялась вчера в музее. Голубую форму лондонской полиции женщина носила небрежнее, чем Билли считал допустимым, — как бы набросив и даже не застегнув. Чистая, но в складках, морщинах и затяжках. На самой женщине было больше косметики, чем он, опять-таки, считал позволительным, белокурые волосы были причесаны весьма затейливо и причудливо. Она походила на ученицу, которая подчиняется букве, но восстает против духа, против самой сути правил ношения школьной формы. На Билли она не взглянула даже мельком, и он не смог отчетливее разглядеть ее лицо.

— Ну ладно, — сказал Бэрон; мужчина за столом кивнул, молодая женщина-констебль откинулась к стене, возясь с мобильным телефоном. Бэрон указал на стул. — Чай? Кофе? Абсент? Шучу, конечно. Я бы предложил сигаретку, но в наши дни, сами понимаете.

— Да нет, все в порядке, — ответил Билли. — Я хотел бы просто…

— Конечно, конечно. Тогда приступим. — Бэрон уселся, вытащил из карманов клочки бумаги и стал их просматривать, что-то отыскивая. Их разрозненность выглядела нарочитой. — Расскажите о себе, мистер Харроу. Вы, я полагаю, куратор?

— Ну да.

— Что это подразумевает?

— Консервацию экземпляров, каталогизацию, все такое. — Билли вертел в руках свои очки, так что ему не приходилось ни с кем встречаться взглядом. Он пытался уяснить, в какую сторону смотрит женщина. — Консультации по экспозициям, поддержание материалов в хорошем состоянии.

— Всегда занимались этим?

— Довольно много лет.

— И… — Бэрон скосился на какую-то запись. — Именно вы препарировали спрута, так мне сообщили.

— Нет. Этим занимались мы все. Я… это была коллективная работа.

Второй мужчина подсел к Бэрону и стал молча разглядывать собственные руки. Молодая женщина вздохнула, ткнула пальцем в телефон — казалось, она играет в какую-то игру, — затем цокнула языком.

— Вы были в музее, да? — обратился к ней Билли; она окинула его беглым взглядом. — Это вы мне звонили? Вчера вечером?

Ее прическа в стиле Эми Уайнхаус была довольно приметной. Женщина ничего не сказала.

— Вы… — Бэрон указал на Билли шариковой ручкой, продолжая перебирать бумажки, — чересчур скромны. Вы — специалист по спрутам.

— Не знаю, что вы имеете в виду. — Билли поерзал на стуле. — Что-то такое находит, знаете ли… Мы все над ним трудились. Всем миром. Я хочу сказать… — Он обозначил огромность спрута, распростерев руки.

— Ну же, ну, — сказал Бэрон. — Вы умеете с ними обходиться, не так ли? — Он посмотрел Билли в глаза. — Все так говорят.

— Не знаю. — Билли пожал плечами. — Цефалоподы мне нравятся.

— Вы чрезвычайно скромный молодой человек, — сказал Бэрон. — И вы никого не обманываете.

Каждый куратор работал с разными родами и видами. Но в Центре постоянно утверждали, что моллюски Билли суть нечто особенное. Ударение можно было делать на любом слове — что моллюски Билли,что моллюскиБилли, но именно они годами сохранялись в первоначальном виде, принимали необычайно выразительные позы в формалине и долго в них оставались. Это была полная чепуха: вряд ли возможно законсервировать моллюска лучше, нежели геккона или домовую мышь. Но шутка не умирала, потому что в ней имелась доля истины. Правда, поначалу Билли оказался весьма косоруким. Он поразбивал немало мензурок, ванночек и фляг; не одно перенасыщенное раствором мертвое животное распласталось на полу лаборатории, прежде чем Билли внезапно приобрел нужное умение.

— Какое это имеет отношение к чему-либо еще? — сказал Билли.

— Это имеет отношение к вопросу «зачем», — сказал Бэрон. — И вот какое. Понимаете, мы вызвали вас сюда по двум причинам, мистер Харроу. Первая состоит в том, что именно вы обнаружили отсутствие гигантского спрута. Вторая же несколько более специфична. И вы об этом упоминали. Знаете, должен сказать вам, что никогда не сталкивался с чем-то подобным. То есть мне, конечно, доводилось слышать о краже лошадей. И собак — неоднократно. Кошек — один-два раза. Но… — Он усмехнулся и покачал головой. — Вашим охранникам придется ответить на множество вопросов, не так ли? Думаю, прямо сейчас, когда их допрашивают, они посыпают главу пеплом, и все такое.

— Это вы про Дейна и остальных? Не знаю. Наверное.

— Я не имел в виду конкретно Дейна. Интересно, что вы упоминаете его первым. Я про охранников вообще. Хотя, конечно же, Дейн Парнелл и его коллеги должны чувствовать себя довольно глупо. Но о них позже. Узнаете это?

Бэрон протянул через стол листок из блокнота с чем-то, отдаленно напоминающим звездочку. Возможно, солнце с лучами. Две стрелки были длиннее остальных и заканчивались завитками.

— Да, — сказал Билли. — Это я нарисовал. Такая штуковина была на том типе, когда я вел экскурсию. Я нарисовал ее для парня, который меня допрашивал.

— Вы знаете, что это такое, мистер Харроу? Могу я называть вас Билли? Знаете?

— Откуда мне знать? Но тип с этой штукой все время был возле меня. У него не было времени отлучиться и учудить что-нибудь этакое. Я бы заметил…

— Вы видели такое раньше? — в первый раз подал голос другой мужчина. Он стискивал руки, словно стараясь удержаться от чего-то. Его речь не несла ни классовой, ни региональной окраски — чересчур нейтральное произношение, явно выработанное специально. — Это не будит в вас никаких воспоминаний? Куби Дерри? Морри?

Билли помедлил.

— Прошу прощения, — сказал он. — Нельзя ли мне хотя бы… Кто вы такой?

Бэрон покачал головой. Здоровяк ничуть не изменился в лице, разве что медленно моргнул. Женщина оторвала наконец взгляд от телефона и тихонько цыкнула зубом.

— Это Патрик Варди, мистер Харроу, — сказал Бэрон, тот сцепил пальцы. — Варди помогает нам вести это расследование.

Никакого звания, подумал Билли. Все полицейские, с которыми он сталкивался, звались констеблем Таким-то, детективом Этим, инспектором Тем. Но никогда — просто Варди. Варди поднялся и отошел к краю комнаты, где свет не падал на него напрямую, тем самым ставя себя вне обсуждения.

— Так вы видели это раньше? — спросил Бэрон, похлопывая по бумагам. — Эта загогулинка ничего вам не напоминает?

— Не знаю, — сказал Билли. — Мне так не кажется. Что это вообще? Разве я должен знать?

— Вы говорили нашим коллегам там, в Кенсингтоне, что человек с этой штуковиной показался вам (кавычки открыть) психованным (кавычки закрыть) или вроде того.

— Да, я говорил такое Малхолланду, — согласился Билли. — Как, вы говорите, их зовут? — обратился он к Варди, но тот не ответил. — Не знаю, можно его назвать чудиком или нет, — сказал Билли Бэрону, пожимая плечами. — Кое-кто из тех, что приходят ради спрута, немного того…

— В последнее время еще таких, как он, видели? — спросил Бэрон. — Чудаковатых? — Варди наклонился и что-то шепнул ему на ухо. Полицейский кивнул. — Необыкновенно возбужденных?

— Зацикленных на спруте? — уточнил Билли. — Не знаю. Может быть. Была пара хмырей, странно одетых.

Женщина стала что-то записывать. Билли перевел взгляд на нее.

— Хорошо, теперь давайте вот о чем, — сказал Бэрон. — В недавнее время около музея происходило что-нибудь необычное? Раздача странных брошюрок? Пикеты? Протесты? Может, вы замечали занятные украшения на других посетителях? Извините, что расспрашиваю вас, словно вы сорока и таращитесь на все блестящее. Но вы же понимаете.