Отдел (СИ) - Сальников Алексей Викторович

Целыми вечерами Игорь просиживал в ванной, пытаясь повторить трюк Фила с мышью, которая забегала ему на ладонь. Олег сказал, что в ванной нет камер видеонаблюдения, и от этого Игорю было спокойнее, его даже не раздражало, что мышь ведет себя, как белки в лесопарке, осторожно, в несколько приемов приближается к лежащей на полу Игоревой ладони, потом хватает крошки из руки и стремительно скрывается под плинтусом.

Игорь зачем-то оставил урну с прахом Фила у себя, поставил в угол ванной, поближе к тому месту, где жила мышь, ему казалось, что это было единственное существо, относившееся к Филу с любовью.

Как бы то ни было, Игорь Васильевич угадал. Игорь Васильевич, Игорь и Молодой всё собирались устроить поминки по Филу, но для этого нужны были все сотрудники отдела, Ринат Иосифович был не против, зато Эсэс отмахивался и говорил, что сейчас не до этого, и вид у него при этом был такой, будто смерть Фила подкосила его, как никого больше.

— В общем, так, — еле слышно сказал Сергей Сергеевич со своей трибунки, когда собрал всех в конференц-зале где-то за полчаса до окончания рабочего времени. — Нас опять осталось мало. В скором времени может остаться еще меньше, поэтому скрывать смысл того, ради чего делаются все эти допросы и ради чего умирают люди и с нашей стороны, и со стороны гражданских, — нет.

Игорь порадовался не тому, что ему расскажут сейчас всю правду или, в крайнем случае, то, что попытаются выдать за правду, а тому, что его отделяло от указательного пальца Игоря Васильевича несколько рядов кресел.

— Однажды Игорь Васильевич допустил ошибку и рассказал все сотрудникам раньше времени, — продолжал тихим голосом Сергей Сергеевич. — Последствия были катастрофические. От отдела не осталось почти никого за несколько недель. С тех пор мы договорились сообщать о сути проекта, в котором вы участвуете, только в самых крайних случаях. Вот, собственно, этот случай. Из аналитиков остался один Саша, из оперативных работников только Игорь и…

Он зачем-то поискал глазами по залу и сказал, нащупав прищуривающимися близорукими глазами Игоря Васильевича:

— Тоже Игорь.

Сергей Сергеевич замолчал, собираясь с мыслями, Игорь подумал, что он слишком долго с ними собирается, если учитывать то, что такая пустота в отделе образуется не первый раз.

— Каждый раз, когда говорю это, то сам себе не верю, — сказал Сергей Сергеевич, — но Саша вот предполагал, во что складывается эта картинка, все эти похищения, все эти допросы и убийства, и оказался прав, хотя и сам наверно, скорее, шутил, чем думал, что прав. Мы правда ловим пришельцев.

Игоря почему-то не поразило это известие. Ему уже было настолько все равно, что если бы даже ему сказали, что они поставляют человеческое мясо к столу высокопоставленных людоедов, или что борются с мировым заговором иллюминатов, или участвуют в реалити-шоу с настоящими убийствами, то это нисколько бы не поколебало его картину мира, в которой, как бы она ни была сложна, для него оставили место в дальнем ряду, где, хотя и присутствовало реальное действие, все равно ниточки дергал кто-то другой. А вот на Молодого такая новость произвела впечатление, он зашевелился, скрипя креслом, давая этой подвижностью понять, что требует дальнейших объяснений. От Рината Иосифовича был виден только затылок, но его отношение к происходящему, скорее всего, было ближе к Игорю, чем к Молодому.

— Долго объяснять, с чего начался отдел, — сказал Сергей Сергеевич. — Но, вообще, он начался с того, что в наш местный отдел КГБ пришел Олег и заявил, что он пришелец. Его отправили в дурдом, но он пришел на следующий день в тот же самый отдел, его опять отправили в дурку, и так повторялось раз шесть, пока до кого-то из наших не дошло, что он, кажется, не врет, раз может исчезать из смирительной рубашки. То, что он сообщал, конечно, шокировало и несколько сводило на нет все усилия как по охране социалистического отечества от внутреннего врага, так и вообще все усилия за борьбу за мир во всем мире. Он сказал, что Земля стала прибежищем каких-то инопланетных кораллов, которые заменяют человеческий разум своим и что человеческой цивилизации, как таковой, ну, может, процентов десять осталось. То есть девять из десяти человек на Земле — это вовсе не люди, а играющие людей пришельцы. То есть не как показывают в кино, что вся верхушка правительства — рептилии в человеческой шкуре, а простой народ — стадо баранов на заклание — обычные рабочие люди. Типа, такой реверанс плебсу. Все несколько по-другому. Почти все — пришельцы, за вычетом процентов десяти, да и те нужны, как он по-прежнему выражается, чтобы генерировать человечность. Это долго объяснять, сам Олег что-то темнит, потому что у него самого какие-то карьерные интересы на Земле. Так что непонятно, кто кого ловит: отдел пришельцев, или пришельцы — нас. Олег говорит, что отдел — не более чем элемент, слегка разнообразящий игру пришельцам, потому что, несмотря на свою секретность и жестокость, вопрос существования отдела — лишь вопрос, надоели ли мы пришельцам своими изысканиями или нет. Олег говорит, что его, рано или поздно, все равно уберут, и если мы до этого времени не найдем средств, чтобы обнаруживать пришельцев среди нас или, скорее, нас среди пришельцев — то все, что мы делали, мы делали зря. И вот нас опять осталось с гулькин нос, а в этом вопросе мы за сорок лет ничуть не продвинулись.

— Прямо, как оппозиция в тисках кровавого режима, — подал голос Игорь Васильевич.

— Почти, — согласился Сергей Сергеевич, — только не совсем так. Мы не как оппозиция даже, а как самый зачуханный музыкальный работник в детском саду, где все родители детей — пламенные единороссы, и вот музработник ставит с детьми номер, критикующий власти, и задыхается от собственной храбрости, а потом его тупо выгоняют с работы или даже не выгоняют, а снисходительно смеются и говорят: «Ну, за что же вы так нас не любите?» Что-то такое мы собой представляем, короче.

— Вооот, — продолжил Сергей Сергеевич, задумчиво попыхтев. — Проблема в том, что с высокой вероятностью все ваши друзья и родственники, или почти все друзья и родственники, и соседи — пришельцы. Когда это осознаешь, бывает очень печально.

— А зачем тогда все это? — спросил Молодой.

— Ну, как зачем? — не сильно, однако все же возмутился Эсэс. — Делать-то все равно что-то нужно.

«Делать все равно что-то нужно», — передразнил его Молодой, когда они уже стояли в курилке и сбрасывали пепел и окурки в ведро и то и дело косились на угол подоконника, где было неожиданно пусто.

— Не знаю, чего он так грелся насчет нашей реакции, — сказал Молодой. — Мне эта информация мозг не порвала на части. Ну, пришельцы — и пришельцы. Это как загадка: «Кто выглядит как человек и ведет себя как человек?» Это человек и есть. Они же ничего не меняют в нашей жизни, живут и все, подняли количество человек до шести миллиардов, вот и вся их деятельность. Ладно бы они людей похищали в рабство, или у них был тайный заговор с целью уничтожить человечество ради ценного ресурса, который есть только у нас. Мне это знание нисколько не мешает.

— Ну, насчет того, что они никак не влияют на жизнь, ты погорячился, — возразил Игорь Васильевич. — С их появлением жизнь очень поменялась. Они сначала в Европейской части Евразии появились. Может, не со зла, может, подсознательно они отвращение к человеческому телу все-таки испытывали, потому что произошли они, все-таки, от кораллов, и оттуда попер этот запрет на наготу в средневековье, который по сей день длится. Потом был этот первый массовый приток, ознаменовавший собой промышленную революцию. Как ни крути, а жизнь они человеческую основательно изменили и под себя подмяли, и формируют частично под свои вкусы и свои интересы.

— Это тебе Олег рассказал? — спросил Молодой. — Потому что Эсэс что-то про это ни слова не сказал.

— Это Эсэс раньше рассказывал, потом ему уже надоело повторяться, — пояснил Игорь Васильевич.

— Чувствовалось, что он что-то недоговаривает, — признался Молодой. — Может, он темнит или сам не знает?