Сновичи - Сова Надя

– Закажем что-нибудь? – Мама не хотела так просто отпускать первокурсницу. – Отметим.

– Не хочется.

Все, что хотелось, так это побыстрее уйти и не смотреть на эти отношения. Пусть сначала покажет себя – не хочется привязываться к человеку, который поступит как папа.

– Точно все хорошо?

– Да. – Ангелина сняла наушники. – Курс хороший, первый день сумбурный. Есть не хочется, я по дороге в кафе заходила.

Про кафе было ложью – голод все-таки давал о себе знать, – но меньше всего хотелось сидеть и рассказывать чужому человеку, как прошел первый день в институте.

– Я устала. – С этим словами Ангелина снова надела наушники и ушла к себе.

Мать ее больше не трогала – полностью растворилась в человеке, в котором теперь был ее личный мир. Это раздражало. Или вызывало зависть?

Ангелина боялась думать об этом с такой стороны. В школе все разговоры сводились к мальчикам из параллели. Почему-то казалось, что в других классах они выше, крепче и симпатичнее. А рядом за партой сидят те еще орки и тролли. В школе Ангелина стала прятаться от всех за музыкой, неохотно снимала наушники на уроках.

На телефон пришло уведомление: Камиль скинул актуальное расписание на неделю. В этом году первое сентября попало на пятницу, а значит, впереди было два дня выходных. В чате народ обсуждал, где можно встретиться, чтобы познакомиться и обсудить пары, учебники, устроить посвят в конце концов. Шутка, что посвят для их курса не предусмотрен, превратилась в локальный мем. Особенно смешным он стал после того, как Камиль принес не очень приятную новость: «Так как у нас не было лекций, в деканате решили их возместить, поэтому завтра у нас две пары».

«А они точно уверены, что эта новость должна нас обрадовать?» – уточнил один из близнецов.

«Мне сказали, что завтра дадут заполненный журнал», – кажется, даже правильный Камиль не горел желанием идти в субботу в институт.

«Дерьмо», – написал Вацлав.

Ангелина читала переписку и улыбалась. Атмосфера, которую она так хотела найти в школе, пришла сама вместе с курсом. Интересно, сколько человек в итоге дойдут в субботу до пар?

Сквозь музыку показалось, что в доме что-то разбилось. Ангелина стянула наушники и прислушалась. Тихо. Даже мамино воркование с кухни не слышно.

Ангелина вышла из комнаты на кухню, там на самом деле никого не было. На столе лежала записка, где искать еду и с пожеланием хорошего вечера. Мама ушла в кино.

С одной стороны, было радостно смотреть, что ей снова захотелось наряжаться, танцевать перед зеркалом, выбирать на сайте косметику и ждать, когда привезут коробочку. С другой…

С другой – Ангелине хотелось так же.

Она включила чайник, достала приготовленный мамой салат, разогрела картошку и села за стол, глядя в окно. Музыка тихо играла в наушниках, заполняла собой убивающую тишину. Заполняла пустоту внутри Ангелины. В целом, можно было написать школьной подруге. Но они не общались все лето. Рука не поднималась нарушить это молчание. Наверное, именно так заканчивается дружба. Просто никто не решается написать другому, даже чтобы узнать, как дела. Боится, что тому хорошо одному. А раньше было хорошо вместе.

Ангелина тяжело вздохнула и включила музыку через колонку.

Закончив мыть после еды посуду, она снова посмотрела в окно и чуть не закричала.

На уровне ее этажа в воздухе зависла стая черных птиц. Одна из них смотрела прямо в окно на Ангелину. Из глаза птицы медленно стекала черная жижа. Ангелина на негнущихся ногах подошла ближе к стеклу. Птиц было так много, что весь двор стал серым от их тени. И ни одна из них не шевелилась. Они зависли, словно марионетки на невидимых нитях.

– Что это такое?

Заданный вслух вопрос спугнул наваждение. Грянул раскат грома, и все птицы стали грозовыми тучами.

Открылась дверь в квартиру – вернулась мама. Ангелина постаралась натянуть на лицо улыбку, но трясущиеся руки выдавали с головой. Чтобы это скрыть, она схватилась за кончик растрепавшейся за день косы.

– Что случилось?

– Кошмар приснился.

«Наяву», – добавила про себя Ангелина.

Брют рассеянно катал по столу неровную бусину. Застывал на мгновение, когда та упиралась рогом в столешницу, а потом снова продолжал катать. За семь лет, что он прожил в этой квартире, ему так и не удалось привыкнуть к одному: это его квартира. Не друга, которого он знал сотню лет, не представителя древнего рода, а его – стражника, оставшегося один на один с уже случившейся катастрофой. Брют шумно выдохнул, откинулся на спинку стула, потянулся и включил чайник.

Он так устал бороться, устал искать себе новую команду и пытаться собрать воедино то, что когда-то было Роем, Стражей, которая берегла покой Ладного и Явного миров. Когда-то их было много, потом все схлопнулось до маленького отряда. А после остался только Брют. Брют и его пчелы. Словно услышав, что он о них подумал, пушистые насекомые выползли из своего убежища и облепили стражника. Единственные, кто остался с ним. А он был единственным, кто понимал Рой. Неужели он настолько отчаялся, что решил взять в команду человека, которому лучше не доверять? А может, именно это решение спасет Стражу и вернет ей былое величие?

Мысли катались в голове, сбивая друг друга, как бильярдные шары. Решения не было. Точнее, не было того идеального решения, в котором не было бы ненужных жертв. Идеального решения хотелось всегда. Особенно после одного случая. Брют до сих пор считал себя виноватым. Ту душу еще можно было спасти, не дать ей погибнуть. Бусина в руках нагрелась.

– Да знаю я. – Стражник сжал кулак, нагревая бусину еще сильнее. – Надо отпустить прошлое, семь лет уже прошло.

Семь лет прошло с тех пор, как стражный воевода оказался тварью, с которой Стража боролась. И самой Стражи не стало. Остался только Брют. И как бы ни пытался рогатый ворон поменять его мнение, Брют все глубже закапывался в себя. Пытался найти новых людей и терпел поражение. Раз за разом. Словно что-то лишний раз подтверждало: ты не воевода, не босс. Твоя роль простая – быть замом.

Целый год ушел на самобичевание и вынянчивание внутренней боли. Потом надоело. Надоело самого себя делать слабым. Пришлось заново учиться использовать ладную силу, только теперь уже тут, среди обычных людей и маленьких чудес, которые ходят незамеченными. И Брют стал замечать, что среди них встречаются те, кто чувствует чуть больше остальных. Пока не видят, но явно ощущают, что есть сила, двигающая мировое Колесо. Только не все оказались готовы преобразовывать это ощущение в реальное знание. Тут началась главная проблема, с которой Брют пытался бороться.

Он пробовал разных людей: творческих и абсолютных рационалов, филологов и математиков, медиков и юристов. Род деятельности формировал в человеке определенные паттерны, искажал его мировоззрение. Вот только это все равно не помогало. Гибли все. Стоило иррациональному проявиться чуть сильнее – стажер сыпался. Будто вытянул на экзамене тот самый вопрос, который остался в самом конце. Авось не попадется. И именно этот вопрос попадался постоянно. Пора бы уже выучить. Пора бы самому понять, что не род деятельности влияет на человека, а что-то еще. Что-то такое неуловимое, что остается в подсознании.

– Надеюсь, в этот раз я не ошибся, – проворчал себе под нос Брют.

Весь день он переживал, нервничал, что и в этот раз может не получиться. Что Ставр окажется одним из многих не прошедших испытание. Они все на старте готовы были принять новое, а потом… Потом резко выпадали в свою собственную реальность, с которой не готовы были столкнуться.

– Чё-как?

Брют аж подпрыгнул. У ворона была дурацкая манера – приходить бесшумно и неожиданно пугать. Он наловчился просачиваться сквозь щели в пространстве и часто пользовался этим, чем страшно бесил Брюта и нервировал пчел.

– Ждешь новенького?

Брют мрачного посмотрел на незваного гостя.

– Подумал: может, тебе помощь нужна? Без меня, чай, не спр-равишься.