Кредо - Лукьяненко Сергей Васильевич

Артём долго молчал. Потом притормозил на миг, хлопнул руками по рулю и выдохнул:

– Кондитер!

Казалось бы, что за прок человеку от предыдущей инкарнации?

Принято спрашивать, в чем твое прежнее воплощение добивалось успеха, а в чем, напротив, терпело неудачи. Принято строить свою жизнь, исходя из полученных советов.

Но по сути, по сути-то, что изменится?

Будь ты хоть Наполеоном – это вовсе не гарантирует тебе воинской славы. Знаменитейшей (и позорнейшей) битвой новейшей истории, «Сражением при Нагасаки», руководил с американской стороны молодой, хотя и болезненный адмирал Роберт Хайнлайн, инкарнация маленького французского сержанта, а с японской – генерал Тодзе, воплощение великого Тоетоми Хидэеси. И что же? Обе стороны допустили такое количество стратегических и тактических ошибок, что только вмешательство Советского Союза под руководством маршала Жукова (инкарнация идеологически правильного уральского рабочего Ваньки Косого) помогло закончить тихоокеанский конфликт.

Есть, конечно, примеры и обратного рода. Прославленный Дали, как известно, был инкарнацией Ван Гога. Компьютерный гений Билл Гейтс в прошлой жизни носил имя Фурье. Воплощением младшего из братьев Люмьер, Луи-Жана, стал режиссер Квентин Тарантино, прославившийся на весь мир своими нежными, лирическими комедиями. Сказочницу Астрид Линдгрен звали когда-то Гансом Христианом Андерсеном.

Но, если отталкиваться от теории относительности Эйнштейна (упрямо отказавшегося проходить Звезду Теслы), совпадения подобного рода неизбежны. Как говорил старый безбожник Бернард Шоу: «К началу цепи инкарнаций всегда прикована обезьяна».

И что остается?

Помимо возможного наследства?

Если повезет – щекочет легонько самолюбие громкая слава, заработанная в прошлой жизни. Щекочет… и давит. Так младший сын в знаменитой семье, не наделенный талантами родителей и старших братьев, всю жизнь пытается «соответствовать», мечется из стороны в сторону… и ловит на себе снисходительно-жалостливые взгляды.

В психологии это явление давным-давно получило название «синдром неадекватной инкарнации», послужило поводом к написанию нескольких сотен диссертаций и выпуску нескольких учебников и методичек для детских психологов.

Артём считал, что к своей прежней личности относится адекватно. Нет, во многом она определила выбор его жизненного пути (несмотря на совет Пинкертона стать актером, потому что «только свинья дважды лезет в одну грязь»).

Но особой поддержки от предыдущего воплощения Артём не ждал. И уж тем более не хвастался, даже в детстве. Помимо нескольких государственных чиновников из ЗАГСа, руководства министерства (увы, но в правоохранительных органах ответственным работникам положено сообщать о своей прошлой инкарнации), родителей и бывшей жены, его тайну не знал никто.

Ну, как теперь выясняется, знал еще и Крылов. И мало того, что знал – счел возможным распускать язык перед посторонними!

– Он вроде бы просто так сказал, в шутку, – неуверенно произнесла Татьяна. – Но вы поймите, я такие вещи чувствую. Это не шутка была. Вы и вправду инкарнация Ната Пинкертона?

– Его звали Алан, – ответил Артём. – Нат Пинкертон – книжный персонаж.

– Извините…

– Его звали Алан, – повторил Артём. – Его. Понимаете? Это не я! Алан Пинкертон и впрямь был величайшим детективом. Но во мне от него нет ничего!

– Душа, – убежденно сказала Татьяна.

– Душа, – кивнул Артём. – Это ничего не значит, вы же понимаете… Почему Иван так долго не проходил проверку на Звезде?

– Он вам не сказал?

– Сказал, что его смущает допрос прежнего воплощения чужими, незнакомыми людьми. Я не поверил. Почему он отказывался на самом деле?

– Боялся, – Татьяна полезла в бардачок, достала сигареты. Закурила. – У него были страхи… детские совсем… что в прошлой жизни он был убийцей, злодеем, военным преступником.

– Ну и что? Даже Сталин сказал: «Инкарнации друг за друга не отвечают!»

– Ага, сказал, – фыркнула Татьяна. – И сослал в лагеря тех, кто в прошлой жизни угнетал рабочий класс.

– Сейчас другое время.

– Время другое, а страхи всегда одни и те же… Мы поедем или будем стоять?

– Поедем, – Артём кивнул. – Я немного вышел из себя. Знаете, как в таких случаях говорят японцы? В нем пробудилось прежнее воплощение… Таня, я отвезу вас домой.

– Зачем? – возмутилась Татьяна. – Думаете, я сейчас усну?

– Нет, – жестко ответил Артём. – Думаю, вы сейчас будете перебирать фотографии и вещи мужа. Плакать. Пить. Думать о тех неизбежных формальностях, что на вас сейчас навалятся… Но одной вам оставаться не надо. У вас есть хорошая подруга? Которая сможет приехать и провести с вами ночь?

– Есть, – ответила Татьяна, помолчав.

– Позвоните ей прямо сейчас. Если надо, мы за ней заедем.

– Я думала, мы… – она смешалась, – начнем прямо сейчас что-то расследовать.

Артём хмыкнул.

Больше ничего сказано не было, но Татьяна послушно полезла в сумочку, достала мобильник, набрала номер, быстро и приглушенно заговорила. Артём не слушал, смотрел на дорогу, думал.

«Я сейчас покажу вам…»

Вот что не давало ему покоя. Спокойная фраза – и выстрел. Нет, не сам выстрел. Попадание. Не про убийцу же, стоящего с пистолетом в руках, говорил Иван! Не про флэшку от диктофона – что ее показывать, да и не нашли на теле флэшки!

Я покажу вам… что?

– Заезжать не надо, – сказала Татьяна, закрывая телефон. – Подруга живет рядом, сама подойдет.

– Расскажите мне, о ком из коллег Ивана вы чаще всего слышали? Друзья, враги – не важно.

Татьяна помолчала, собираясь с мыслями. Артём вел машину. Третье кольцо было на удивление свободным, они уже приближались к Ленинградке.

– Захар Киреев, – сказала Таня. – Его все зовут Киря. Они вместе учились, вместе работают… работали на факультете. Хороший друг Ивана. Он… нет, никогда!

– Вы просто перечисляйте, – мягко сказал Артём.

– Потом – Анатолий Давидович Ройбах. Заведующий факультетом электромагнитных колебаний и вычислительных систем, профессор. Еще молодой, ему и сорока нет. Иван над ним подсмеивался все время, уж больно Анатолий Давидович пытался соответствовать образу профессора – бороду носил, чуть ли не в седину красился… Но так… нормальный, приятный человек.

– Угу, – ободрил ее Артём.

– Сергей Светов, аспирант с кафедры вычислительной математики. Иван и над ним подтрунивал. Амбициозный и все пытается сделать себе реноме за счет соседних кафедр – на своей кого-либо трогать боится. Но вряд ли серьезные разногласия были, только поддевали друг друга при случае…

– Тоже замечательно, – сказал Артём.

– Профессор Петр Валентинович Агласов, заведует факультетом газодинамики. Ему за семьдесят, но он удивительный человек, энергичный, общительный. Иван, еще когда студентом был, вел для него какие-то расчеты, эксперименты. Знаете, как обычно бывает? Студенты вкалывают, а профессор выпускает очередную монографию. Здесь все наоборот. Помог опубликоваться и в аспирантуру поступить – хотя и не его специальность…

– Хорошо, – поддержал Артём.

– Ну и заведующая кафедрой низко– и высокочастотных колебаний Карина Аслановна Данилян. Строгая такая женщина, знаете, бывают среди армянок эмансипированные по полной программе. Говорят, когда-то считалась хорошим ученым. Сейчас в основном занимается общественными делами. Но хорошо занимается. И никому не мешает делать науку.

– Так, – подбодрил Артём.

– Пожалуй, это все.

– Больше ни о ком Иван не рассказывал?

– Рассказывал, конечно. Но об этих пятерых чаще всего… Вы будете искать убийцу среди них?

– Я просто хочу расспросить их про Ивана… Значит, серьезных врагов у него не было?

– Не нажил, – спокойно ответила Татьяна. – Знаете, годам к тридцати в науке любой человек обрастает союзниками и недоброжелателями. Иван был человек неконфликтный, но никуда бы он не делся… Не успел.

До Фестивальной, где жила Татьяна, доехали молча.