Илоты безумия - Чергинец Николай Иванович

— Извините, мистер Эванс, но у нас появилось срочное дело. Вы один? Можно войти?

— Лучше подождите на улице, я сейчас приду.

Мельников вышел во двор. Он не видел, как Эванс метался по своему жилищу: он искал… самого себя. Только что они сидели друг напротив друга и разговаривали. Эдвард живой и Эдвард мертвый! Причем Эдвард мертвый знал о живом Эдварде все, а тот о мертвеце — ничего.

Эдварда мучил остеохондроз, и его двойник подошел к нему и коснулся верхних шейных позвонков. Рука его была теплой. Эдвард ощутил даже шероховатость кожи его пальцев. Болезненные ощущения почти сразу же исчезли.

— Ты снял мне боль, — произнес Эдвард и тут же услышал свой собственный голос, узнал даже малейшие обыденные интонации:

— Я же знаю, что у меня болит.

Эдвард вспомнил о фотоаппарате, который несколько дней назад передал ему Мельников, и спросил:

— Ты не хочешь со мной сфотографироваться? По-моему, интересный кадр получился бы, не правда ли?

— Этого делать нельзя, иначе я больше не приду.

В этот момент в дверь постучали, и разговор прервался.

Поэтому Эванс не сразу вышел к Мельникову. Увы, двойник больше не появлялся, и Эдвард, чертыхаясь в душе, вышел на улицу. Мельников нервно поглядывал по сторонам.

Они уже научились изъясняться между собой на странной смеси двух языков — русского и английского.

— Что случилось, Виктор?

— У нас с вами проблема, — и Мельников коротко рассказал о ситуации.

— Черт возьми! — ругнулся Геллан. — В этих краях невозможно уединиться даже с женщиной.

Мельников протянул американцу фотографии и документы, которые были у Бугчина:

— Лично мое мнение — убрать этого подонка. Верить ему весьма опасно.

Геллан был старше Мельникова. Опыт разведчика подсказывал ему иной ход. Подробно расспросив капитана о поведении Бугчина, его словах, Эдвард, наконец, принял решение.

— Слов нет, риск очень большой, но мы должны пойти на него. Анохина сейчас наверняка еще нет дома. Строго предупредите Бугчина и отпустите. Сами же проследите за ним. На всякий случай договоримся, что и вы, и я, и моя спутница случайно оказались там, естественно, каждый из нас по своим делам: вы прогуливались, я — занимался любовью. Но так получилось, что и вы со своей стороны, и я, и моя дама — со своей, видели, как Бугчин напал на Миреха, что-то у него отобрал, а затем сбросил его в пропасть. После этого мы схватили Бугчина, отобрали у него эти фотографии и документы, а он, когда мы рассматривали их, сбежал.

— А как же женщина?

— Не волнуйся, Виктор, я сейчас с ней поговорю. Она сделает все, как я скажу.

— А зачем нам женщину впутывать? Скажем, что видели все это только я и Владимир, и делу конец.

— Нет, друг, так нельзя. Только вам двоим могут не поверить. Мои показания существенно меняют дело. Но твоя мысль не впутывать даму мне нравится. Сделаем так: скажем, что видели драку вы и я.

— Хорошо, Эдвард. Я могу идти?

— Действуйте, друзья!

Глава 38

Керим явно торопился. Он не скрывал от Стрельцова и Левина своей заинтересованности в достижении положительных результатов в их экспериментах. К услугам ученых было предоставлено внутреннее телевидение. Регулярно, два раза в неделю — во вторник и четверг, — Левин проводил психотелесеансы. Им выделили еще четверых ученых — двух французов, немца и молодого ученого из Белоруссии Эдуарда Панкевича.

Стрельцов и Левин сразу же потянулись к Панкевичу. Лет тридцати пяти, чуть выше среднего роста, светловолосый, с небольшой русой бородкой и пышными усами, он смотрел на собеседника спокойными голубыми глазами. Уже после второй короткой встречи с Панкевичем Стрельцов не выдержал:

— Эдуард Францевич, мы сгораем от любопытства. Вы только что из Союза, а мы здесь торчим уже черт знает сколько. Хотелось бы с вами побеседовать, услышать новости. Не согласитесь ли вы провести с нами вечер?

— А почему бы и нет, с удовольствием. Мне тоже интересно узнать, где я оказался и для чего. Только кто мне разрешит вечером отлучиться из своего модуля? Режим здесь сами знаете какой.

— Не беспокойтесь. Нам, мне и Левину, разрешено свободно перемещаться по Центру, причем в любое время суток, и встречаться с любым человеком, естественно, если этого он сам пожелает. Поэтому, если не возражаете, мы будем дожидаться вас у модуля, в котором ваша комната, ровно в восемь вечера.

— Хорошо, до встречи!

Стрельцов, удовлетворенно мурлыча легкий мотивчик, двинулся ко входу в тоннель, где размещалась их лаборатория. В этот момент он увидел Левина, который чуть ли не бегом направлялся к нему.

Приблизившись, Абрам взволнованно выдохнул:

— Андрей! Ко мне только что приходил Гревилл Хинт. Оказывается, он меня видел.

— Где? Когда?

— В его лаборатории, когда я украл его прибор.

— Как видел?! — Стрельцов почувствовал, как к сердцу начал подкрадываться неприятный холодок. — Как же это ты, Абрам? Неужели ты не понял тогда, что он видит тебя?

— Поверь, даже не подумал… Мне казалось, что я вовремя и удачно спрятался.

— Значит, видел… — озабоченно произнес Стрельцов. — Наверняка стукнул. Как считаешь?

— Ты знаешь, Андрей, не думаю. Он подошел ко мне и сказал: «Я понял, кто вы. Вижу, вам не по пути с этим безумцем. А мне стыдно, что я продал душу дьяволу. Сейчас переживаю и молю Господа Бога простить меня. Я хочу быть с вами».

— Ну а ты… что ответил?

— Сделал вид, что не понимаю, о чем идет речь.

— А он?

— Отнесся с пониманием. Пожал мне руку и сказал, что он с нами и готов отдать нам все свои приборы.

— Что будем делать, Абрам?

— Хрен его знает. Пока ничего путного не приходит в котелок.

— Когда у тебя встреча с Исааком?

— Завтра.

— Как думаешь, протянем?

— Если он стукнул, то и на встречу идти мы не имеем права. Наверняка на хвост нам сядут.

— Где он сейчас?

— По-моему, к себе в лабораторию направился.

— Да… ситуация… Хуже не придумаешь.

— Надо что-то предпринять.

— Давай прогуляемся, подумаем, заодно постараемся проверить, не следят ли за нами.

— Пошли, но не забывай: в вопросах слежки — они мастера.

Не менее часа ученые, прохаживаясь, ломали голову, но ни к чему путному прийти не смогли. В конце концов, решили готовиться к худшему, при первой же возможности положить в тайник записку Исааку и предупредить его.

— Постой, а как же поступим с Панкевичем? — вспомнил о договоренности с белорусом Стрельцов. — Он мне нравится, попал сюда, так же как и мы, не по своей воле.

— Мне он тоже симпатичен, но не слишком мы рискуем?

— В данном случае не думаю, что риск велик. В конце концов, мы встретили здесь соотечественника, и наш интерес к нему выглядит даже со стороны наших противников логичным.

— Ну что ж, тогда идем, — согласился Левин. И предложил: — Ты не хочешь побеседовать с Хинтом?

— Давай подождем, посмотрим, как будут развиваться события.

— Кстати, мы не договорились о нашей, линии поведения…

— А что тут договариваться. Ничего не видели, не знаем и о хищении прибора впервые слышим.

— Правильно. Если устроят очную ставку с Хинтом, сделаю наглую рожу и буду отпираться.

— Слушай, Абраша, но ты же экстрасенс. Если представится возможность, то попытайся выяснить, как он реагирует на твое воздействие.

— Попробую. Ну что, пошли на работу? — и они направились к тоннелю.

Время в томительном ожидании тянулось долго, и Стрельцов и Левин были неразговорчивы, напряжены, часто подозрительно посматривали на коллег. Но все шло как обычно. Каждый был занят своим делом.

В конце рабочего дня, когда они выходили из штольни, их догнал Хинт. Поздоровался со Стрельцовым и спросил у Левина:

— Вы не обсуждали со своим другом мое предложение?

Левин неопределенно пожал плечами, а Хинт продолжал:

— Господа, прошу мне верить. Я нуждаюсь в вашей поддержке и доверии и готов действовать. Кстати, мне удалось усовершенствовать прибор, и теперь он действительно представляет большую опасность для того, против кого будет применен.