Мой учитель Лис. Тетралогия (СИ) - Белянин Андрей Олегович

Первая проблема или, быть может, ещё даже намёк на будущие неприятности появился после завтрака. Сначала ровно в двенадцать пополудни раздался стук электрического молотка.

Старый дворецкий шагнул в прихожую, а через секунду его вынесло вглубь дома вместе с дубовой дверью. Мы с мистером Лисом бросили все дела, кинувшись на помощь Шарлю. Вся прихожая была в удушливом пороховом дыму, на полу распростёрся наш лысый старик, прикрытый тяжёлой дверью, как пуховым одеялом. Нас взорвали…

Да, блин, Ньютон-шестикрылый, я, кажется, говорил «намёк на неприятности»? Вот взрыв нашего дома можно считать намёком?! Или это уже акт прямой агрессии, нет?

Первые слова, вылетевшие из разбитых губ едва дышащего дворецкого, были:

— Месье, я всё уберу.

Мой учитель одним мощным рывком поднял тяжёлую дубовую дверь с едва ли не сквозными дырами от осколков, а я, закашлявшись, шагнул к светлому прямоугольнику пустого дверного проёма, пытаясь разглядеть в голубовато-сером дыму нападающих. Увы…

На пороге стояли чьи-то неизвестные ботинки армейского образца. Как я понимаю, это обувь доставщика посылки, от которого даже мокрой пыли не осталось.

— Что это было, сэр?

— Помоги отвести Шарля в его комнату, а я попробую поставить дверь на место. Все вопросы потом.

Пресвятой электрод Аквинский, я и близко не предполагал, что старый дворецкий, тощий, как кочерга, может быть столь тяжёлым. Наверное, он весил сотни три фунтов, не меньше!

Про то, как я дотащил эту тушу из костей и желтеющей кожи до его комнатки за кухней, наверное, можно было бы написать целую эпопею. Поверьте, можно было реально надорвать пупок.

И не то чтоб он просто повис на моей шее мёртвым грузом, нет, старый француз изо всех сил пытался помочь: держался за стены, прыгал на одной ноге, да ещё и уговаривал меня, что он в порядке, у него всё хорошо, надо просто полминуточки полежать, и он быстренько вернётся к исполнению своих обязанностей. Чёртов упрямец!

Кое-как уложив его на узкую армейскую койку в маленькой комнатке, обставленной едва ли не с самым суровым монашеским аскетизмом, я, тяжело дыша, рванулся назад на помощь мистеру Ренару. К моему немалому изумлению, он уже сумел самостоятельно поставить дверь на исправленные петли и, отряхивая лапы, шёл мне навстречу.

— Как Шарль?

— Вроде бы в порядке, я уложил его на кровать.

— Ранений нет?

— Крови нет, — поправился я. — Но насчёт внутренних ушибов, наверное, может сказать только врач.

— Хорошая речь, правильные слова, мой мальчик, — важно кивнул Лис, хотя в глазах его читалась тревога. — Иди в гостиную, я вызвал полицию, нам надо выпить кофе и кое-что обсудить. Тебе сделать сэндвич?

— Если вас не затруднит, сэр.

— Бога ради, о чём ты говоришь, легче лёгкого!

Я, собственно, только успел пройти в гостиную, сесть в кресло у холодного камина и положить на колени блокнот с электропером, как мой учитель уже ставил на круглый столик серебряный поднос с французскими круассанами, разрезанными посередине.

Внутри были листья салата, сыр, ветчина или слабосолёная сёмга. Ещё он выставил стеклянный кувшин свежевыжатого апельсинового сока, яйца, сварённые всмятку, паштет из гусиной печени с зеленью, свой любимый чёрный кофе и зелёный чай со сливками для меня.

Каким образом он умудрился всё это приготовить в течение двух-трёх минут? Лично я бы, наверное, возился самое маленькое полчаса. И то, кстати, не факт, что я в спешке не принёс бы те же яйца в чайнике, круассаны попросту утопил бы в кофе, сливки вылил бы в апельсиновый сок, а нашу добрую английскую ветчину подал с белым соусом для рыбы.

— Сэр, почему полиция не торопится? Это же был порох, он запрещён конвенцией ООНН.

— Она никогда не торопится, — равнодушно отмахнулся Лис. — Тем более что пострадал абсолютно безвестный доставщик посылок. Маленькие люди никому не интересны.

— Это несправедливо.

— Ты ешь давай! Мир полон несправедливости. Как писал бессмертный классик? «Все говорят: нет правды на земле. Но правды нет — и выше!»

Пару минут мы молча жевали, потом я всё равно не выдержал:

— Но получается, что там, в посылке, была какая-то бомба и кто-то хотел нас убить?!

— Не всех нас, — смакуя кофе, хмыкнул месье Ренар. — Тебе и старине Шарлю, по идее, ничего не стоило бы опасаться. В большинстве случаев преступники лелеют надежду убить именно меня.

— Убить?

— Да, поверь, это куда проще, чем пытаться разозлить смертью близких людей в моём же доме. Последнее приводит к куда более худшим последствиям.

Я, честно говоря, не очень понимал причины такого ледяного спокойствия, граничащего с романтическим фатализмом, изрядно отдающим детской шизофренией.

Но, с другой стороны, тогда я ещё не знал, что моего наставника пытаются убить примерно пять-шесть раз в году. И это только спонтанно, а не по заранее оговоренному плану. По плану его убивают каждый месяц!

Возможно, поэтому и старый дворецкий не особенно переживал из-за того, что его накрыло взрывной волной. В конце концов, он всё-таки бывший военный и привычен к смертельному риску. Если к этому, конечно, вообще можно хоть как-то привыкнуть.

— Сэр, кто-то стучит в дверь. Открыть?

— Разумеется, но открываю я, а ты постараешься не дать Шарлю встать с постели.

Кстати, задачка оказалась не самой простой.

Лысый вояка-боксёр-дворецкий уже вскочил на ноги и, пошатываясь, двинулся в прихожую. Пока я с ним боролся (я тупо всей массой висел на его левой руке, и не сказать чтоб особенно успешно), Лис пустил кого-то в дом, дал показания, написал заявление и закрыл дверь, выпроводив гостя.

Старик Шарль понял, что он безнадёжно опоздал, сдался и позволил мне сопроводить его обратно. Я попытался ему объяснить, что это не моё вконец обнаглевшее своенравие, а деликатное поручение хозяина дома. Кажется, он почти был склонен мне поверить…

Но хуже всего, что стоило мне выйти из комнаты дворецкого, как в гостиной загрохотали револьверные выстрелы.

— Пресвятой электрод Аквинский! — взвыл я, хватая то, что попалось под руку, и прыжками бросаясь на выручку своему учителю.

Когда я с молотком в одной руке и якорной цепью в другой влетел в гостиную, месье Ренар стоял один, поджав губы, в его правой руке чуть подрагивал пневматический пистолет. В нашем камине валялась здоровущая чёрная змея с простреленной головой.

— Кто-то спустил её через каминную трубу, — положив тяжёлый револьвер на стол, пояснил Лис. — Знаешь, мальчик мой, похоже, мы кого-то очень и очень разозлили. Обычно покушения не устраивают по несколько раз за день. Поэтому баррикадируем окна и двери и сидим сегодня дома, носа никуда не высовываем, ни к кому не идём, никому не открываем.

— И…

— И ничего. Ждём. Поверь, это тоже может быть само по себе интересным.

Ну, как вы понимаете, особого выбора у меня и не было. Мы в четыре руки закрыли окна изнутри подушками, включили везде, где можно, полное электрическое освещение, перетащили пустой посудный шкаф (освободив его заранее от чашек и тарелок) в прихожую, под углом приложив к восстановленной двери, потом выбросили дохлую змею в мусорное ведро и затопили камин.

Последнее, видимо, было самым действенным, поскольку, когда пламя поднялось, из трубы послышались вопли и ругань. Кто-то быстро полз по дымоходу обратно с обожжёнными пятками и подпалённой задницей.

— Немножко напоминает сказку про трёх поросят, не находишь?

— Пожалуй, да, сэр. А что ещё мы можем сделать для защиты дома?

— Прямо сейчас ничего. Тупо ждать. — Лис неторопливо уселся в кресло с большим томом ирландской народной поэзии, раскрыв его ближе к середине.

Я же по зрелом размышлении выпросил для себя разрешение спуститься в мастерскую.

Уже второй день меня мучила одна мысль: что, если Крейзи Лиза не оказалась бы такой невероятно любезной? Не в том плане, что она реально могла оцарапать меня ядовитой иглой, я имею в виду её благородный поступок по возвращению мне моей экспериментальной дубинки.