Заговор посвященных - Скаландис Ант

Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 99

А поскольку сама идея использования внутренней энергии организма была хороша, я и придумал до кучи еще несколько лекарств. Наиболее популярными оказались биорезервин, резко снижавший утомляемость, и гипердефектоза, заметно продлевающая молодость. Но они уже не имели никакого отношения к национальным и социальным проблемам. Я открыл принцип, я открыл новый класс медикаментов, и другие после меня напридумывали достаточно в том же роде. Лекарства вошли в обиход, сделались привычными. Так что памятник свой и статьи во всех энциклопедиях мира я, думается, честно заработал.

А последствия… Ну что ж, последствия оказались не совсем такими, как я ожидал. Больше всего поразила скорость изменений в геополитике. Никаким расчетным данным она не соответствовала, причем на порядок.

Почему никто, кроме Клюева, не догадался о моем замысле? Если внимательно читать ту скандально знаменитую статью, Клюев тоже не догадался, просто сделал правильные выводы из неправильных предпосылок. Правильных никто не сформулировал. Я не дал ни малейшего повода для этого. Я слишком хорошо понимал, как среагируют люди.

А мог ли я позволить, чтобы человечество, как в романе Лема, разом осознало, что с ним сделали, чем его накормили? Да это же опять Содом и Гоморра.

Вместе с национальной нетерпимостью должна была исчезнуть и национальная гордость, а вот с этим дражайшим чувством мало кто пожелал бы расстаться. Уж вы мне поверьте. Выбирая между головной болью и утратой национальной гордости, большинство идиотов, населяющих этот мир (по себе помню, сам таким был!), выбрало бы головную боль, пусть хоть ежедневную. И я молчал. Вот это, если хотите, и можно называть Заговором Посвященных.

На самом деле не было никакого заговора.

Ну, посудите сами. Макроинтеграция: Америка уходит обратно под юрисдикцию Англии, Китай и мусульманский мир сливаются с Россией, африканские страны спокойно разбегаются на две империи – что это? Как это?! А полная ликвидация всех видов оружия массового поражения, единая компьютерная сеть, два мировых языка, две великие культуры, объединившие вокруг себя все прочие, две супердержавы нового типа – не тюрьмы, а университеты народов!.. И тут же – неожиданно острое противостояние двух половинок Ойкумены.

Я ожидал более беспорядочного, даже более кровавого, но в итоге и более утопично-прекрасного варианта.

Ну, как, как оно все могло произойти за каких-то шесть – восемь лет? Только из-за того, что евреи полюбили арабов, белые – негров? Не верю. Режьте меня – не верю!

Можно и с другой стороны взглянуть. Макроинтеграция шестого года ничем не чудеснее всего предыдущего. Ну, как объяснить, что какой-то лысый придурок сто лет назад заразил полмира бредовыми идеями, да так заразил, что люди еще лет семьдесят, даже больше, во всю эту ахинею верили и десятками миллионов друг друга уничтожали во имя светлого будущего? А в девяносто первом? Да ни один хваленый американец, вместе со всеми компьютерными мозгами, не сумел предсказать, что советская империя в течение полугода развалится, как карточный домик… С хэдейкином и то понятнее: люди перестали болеть головой и резко поумнели. Разве это не логично?

Наверно, я что-то доброе все-таки сделал для людей. Наверно, это хорошо, что меньше стало терактов, государственных границ, глупого гонора, малоинтересных в культурном отношении языков, затрудняющих понимание, существенно меньше сделалось притеснений, унижений, издевательств, а геноцида не стало вовсе. Наверно, все это хорошо. Но я ведь потом занялся политикой, я же в парламентах сидел и выдвигал законопроекты, их даже принимали, и не раз, предложенные мною законы… Боже мой, которого нет, они же после «нобелевки» по химии дали мне еще одну – премию мира, и там, в Стокгольме, я пытался им что-то сказать, объяснить что-то, но они же ни черта, ни черта не поняли!..

И я не понимаю, почему теперь русские ненавидят британцев, то есть русские монголы ненавидят британских французов, а британские японцы ненавидят русских поляков, я не понимаю, чего они вообще хотят, почему опять воюют. Их ненависть, их нетерпимость просто перетекла в иные формы, но она сохранилась, она снова зреет, крепнет, и поскольку я не понимаю, на чем это все основано, я и сегодня представить себе не могу, чем оно может кончиться. Тогда тоже не мог, за что меня, наверно, и пристрелил этот псих, ни разу в жизни не глотнувший хэдейкина…

Зачем я вернулся? Я ведь не понимаю и не люблю людей. Может, и вправду им нужно было отрезать что-нибудь более существенное от их уродливого генотипа? Или совсем не стоило их трогать?..

ПЕРВОЕ ПРЕДИСЛОВИЕ К ЭПИЛОГУ

Они снова собрались втроем, в том же составе: Алексей Михайлович за столом, дядя Воша в кресле и Грейв на стуле возле стенки – спина прямая, как у солдата в строю, уголки рта скорбно опущены, а в глазах жуткая пустота полной готовности ко всему.-Товарищи, – начал он, – сегодня мы с вами вместе закончили читать сие произведение искусства. Признаюсь, не ожидал, что придется узнать о событиях 2017 года. Бог с ним, с этим не наступившим годом. Роман Разгонова куда любопытнее в той части, где автор повествует о событиях, якобы уже свершившихся, в период с 1991-го и по 2000-й год. Прошу высказываться.

– Игнат, – начал Форманов, – ты меня извини, конечно, за легкомысленный тон, но если это сценарий нашей с вами жизни, то пусть Разгонов вместе со всей своею службой ИКС засунет его в задницу. Листочков в рукописи много, на всех хватит.

– Присоединяюсь, – кивнул Кулаков. – Существование этих бессмертных идиотов, возвращающихся с того света, я еще худо-бедно, готов допустить, тем более раз ты, Игнат, со своей командой занимался ими всерьез, но роман о будущем – это же стопроцентная фантастика. А то, что девяностые годы описаны в нем с ошибкой говорит лишь об одном: Разгонов не сегодня начал писать свою книгу, во всяком случае придумал ее еще тогда, лет десять назад, и теперь просто не хотел ломать замысла с поправкой на реально изменившийся мир.

– О! – вскинул руку Грейв. – Ловлю на слове. Реально изменившийся мир – это ты очень точно сказал. А знаете, когда мир реально изменился? В девяносто первом году.

После такого откровения впору было разразиться бурными и продолжительными. Да, отношение к тогдашнему путчу и его подавлению у разных людей было разным, но вряд ли хоть кто-нибудь стал бы спорить, что именно московский август перекроил в тот год всю мировую историю и геополитику.

Форманов, что-то такое и пробурчал неопределенно.

– Эх, товарищи, опять вы ничего не понимаете! – вздохнул Грейв. – Я-то говорю не об августе, а об июне девяносто первого, когда доблестные сотрудники Вергилия Наста расстреляли в подъезде на Садовом кольце Давида Маревича и Анну Неверову. Это было далеко не первое экспериментальное убийство Посвященных. Но на этот раз эксперимент оказался не достаточно тщательно просчитан. В одном месте в Особый день оказались два самых уникальных на планете человека, да еще и связанных между собой исключительно мощным взаимным влечением. Простодушные головорезы надеялись одного из них уничтожить, а другого захватить живым и тем самым взять под контроль лавинообразный процесс распространения Посвященных в мире. Как можно было не учесть самоубийства Маревича – ума не приложу! КГБ проиграл вчистую последнюю схватку Посвященным.

Стал ли именно в тот момент каждый четвертый на планете Посвященным, мы так и не знаем. Все исследования на эту тему полностью уничтожены. Глотков и его команда славно поработали тем летом и осенью. Я сам чудом уберегся от равнодушной мясорубки перемалывавшей бумаги, пленки, людей и диски – без разбору. Спасло, наверное, то, что я не был штатным сотрудником отдела и ни за один документ, проходивший по их ведомству, не расписывался.

Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 99