Избранное. Компиляция. Книги 1-14 (СИ) - Симмонс Дэн

Дельгадо вздохнул и поставил бутылку на стол.

– Ладно. Где доклад?

Я вытянул пустые руки.

– Докладывать нечего. Ничего не видели, ничего не нашли.

А поскольку рация сломалась, то ничего и не слышали.

Дельгадо улыбнулся и приподнял брови.

– Как же это она сломалась, Лукас?

– Из-за неловкости пехотинца. Потом все устали, обгорели под солнцем, и мы вернулись домой.

– Без доклада?

– Без доклада.

Дельгадо медленно покачал головой:

– Ох, Лукас, Лукас.

Я молча ждал.

Дельгадо допил теплое на вид пиво и рыгнул.

– Что ж, – негромко произнес он, – полагаю, было бы излишне объяснять, как твои действия в этой операции… и ты сам… разочаровали господина Лэдда и директора Гувера.

И остальных.

Я промолчал.

Дельгадо указал в мою сторону большим пальцем.

– Зачем у тебя за поясом „магнум“?

– Гавана – опасный город, – ответил я.

Дельгадо кивнул.

– Ты раскрыл свою легенду перед Хемингуэем или тебе уже на все наплевать?

– Не мне, а Хемингуэю на все наплевать, – объяснил я. – Ему безразлично, что я собой представляю и кто его противник. Ему надоело „Хитрое дело“ и охота за призраками субмарин.

– И нам тоже. – Дельгадо смотрел на меня холодным, ничего не выражающим взглядом.

– Кому „нам“? – спросил я.

– Бюро, – ответил Дельгадо. – Твоим работодателям.

Людям, которые платят тебе жалованье.

– Нашим налогоплательщикам надоело „Хитрое дело“? – спросил я.

Дельгадо не улыбнулся. Вернее, его кривая ухмылка осталась без изменений.

– Надеюсь, Лукас, ты сознаешь, что в ближайшие дни тебя отстранят от операции и вызовут в Вашингтон с отчетом?

Я пожал плечами:

– Тем лучше.

– Когда все кончится, ты запоешь иначе, – сказал Дельгадо, и в его голосе наконец прозвучало нечто большее, чем сарказм. Угроза. Он вновь вздохнул и поднялся. Я уже не в первый раз отметил, что он порой носит оружие в наплечной кобуре под левой рукой, и иногда – за поясом слева, так же, как я сам. Интересно, какими соображениями он руководствовался, выбирая тот или иной вариант?

– Ладно, – сказал он, широко улыбнувшись. – Полагаю, наши с тобой дела завершены. Эта операция с самого начала была полной чепухой, и ты окончательно ее провалил. Я понапрасну потратил время и силы, и Бюро тоже. Сегодня или завтра я улетаю в Вашингтон для личного доклада. Лэдд или директор Гувер свяжутся с тобой по обычным каналам.

Я кивнул, следя за его руками. Он протянул мне ладонь.

– Ты не в обиде на меня, Лукас? Что бы ни случилось.

Я пожал его руку.

Дельгадо оставил на столе пустую бутылку и подошел к двери, щурясь от яркого солнца.

– Надеюсь, в следующий раз меня назначат в более прохладное место.

– Да, – сказал я.

Он шагнул было вперед, но остановился и вдвинулся обратно в комнату, положив руку на дверной проем.

– Кстати, как поживает твоя шлюшка? Когда вы вчера вечером швартовались в порту, я ее не заметил.

Я вежливо улыбнулся:

– У нее все хорошо. Она спала в каюте.

– Должно быть, у нее крепкие нервы, если она не проснулась от ваших воплей и грохота.

– Да, – сказал я.

Дельгадо натянул свою белую шляпу, надвинул ее на глаза и отдал мне честь, приложив к виску палец.

– Желаю тебе поладить с тем человеком, которого пришлют вместо меня. – С этими словами он исчез.

– Да, – сказал я пустому дому.

В воскресенье 16 августа Хемингуэй устроил вечеринку у бассейна, хотя и знал, что за ним вполне может охотиться беспощадный нацистский ликвидатор. В усадьбе собрались обычные завсегдатаи – посол Браден, его миловидная супруга и две дочери; Боб Джойс и его жена Джейн; господин и госпожа Эллис Бриггз с двумя детьми; Уинстон Гест в дорогом синем блейзере, с подстриженными и зачесанными назад волосами, полностью преобразившими его облик; Пэтчи, Синдбад и Кенгуру; Черный священник; кучка басков и спортсменов; братья Геррера; несколько приятелей Хемингуэя по стрелковому клубу „Казадорес“; Патрик, Грегори и с полдюжины их товарищей по бейсболу. Приехала даже Хельга Соннеман – она сообщила, что „Южный крест“ закончил свои дела в этих водах и готов отправиться в Перу.

У меня не было времени, чтобы принять участие в вечеринке – впрочем, это не имело значения, поскольку меня не пригласили. Вчера вечером я проследил за Дельгадо до отеля, всю ночь ждал его на противоположной стороне улицы, а утром отправился за ним в аэропорт. Он вылетел одиннадцатичасовым рейсом в Майами. Женщина в кассе сказала, что он купил билет с пересадкой до Вашингтона.

Разумеется, это ничего не означало. Окажись он вторым членом ликвидационной группы, его отъезд был бы мне на руку. Но с равным успехом он мог быть двойным агентом, покидающим страну, как, например, Шлегель. Но он мог быть и лояльным сотрудником ФБР, которым выглядел, и направляться в Департамент юстиции, чтобы доложить о своем успехе в деле вербовки Бекера, а заодно и о моем провале.

Я оставил Хемингуэя одного, и это тревожило меня, однако Дельгадо был самым главным моим подозреваемым. Хемингуэй до такой степени увлекся подготовкой своего сборища, что не заметил, как агенты „Хитрого дела“ – по крайней мере, те, что не собирались участвовать в попойке, – подчиняясь моим распоряжениям, появляются в усадьбе и исчезают, пробираясь по полям и цветочным плантациям, будто крысы.

Второй моей заботой был лейтенант Мальдонадо, но в последние несколько дней его видели в Гаване, и я пустил по его следу несколько официантов и портовых бродяг. Мальчишки из Сан-Франциско де Паула были готовы примчаться в усадьбу, если бы его автомобиль был замечен на Центральном шоссе. Оставшиеся оперативники „Хитрого дела“ выслеживали гауптштурмфюрера Иоганна Зигфрида Бекера в Старой Гаване, Кохимаре, в доках, на побережье – повсюду, где обитали либо появлялись сторонники фашистов. Своим лучшим юным соглядатаям я заплатил по двадцать пять долларов – бешеные деньги – и велел дожидаться в аэропорту возвращения Дельгадо, несколько раз предупредив, что они ни в коем случае не должны попасться ему на глаза, но при его появлении обязаны позвонить в финку и мчаться туда на своих мопедах.

Наконец, мы с Доном Саксоном поделили суточное дежурство в радиорубке „Пилар“. Он оскорбился и едва не поднял бунт, да и самому мне было крайне неудобно ездить в Кохимар, расположенный на таком же расстоянии от усадьбы, что и Гавана, однако я не видел другого выхода. Единственная на всем кубинском побережье приличная рация, которой мы могли пользоваться, находилась на борту яхты Хемингуэя.

Вероятность перехвата сообщений в Кохимаре была невелика, однако „Южный крест“ пока еще стоял в соседнем гаванском порту, у Ки-Параисо была замечена немецкая субмарина, а у меня возникло предчувствие, что связь с Колумбией будет осуществляться через местные радиосети. И опять-таки, у меня не было другого выбора.

Весь день 17 августа прошел на редкость спокойно. Лейтенант Мальдонадо занимался своими полицейскими обязанностями, гауптштурмфюрер Бекер отсутствовал либо скрывался, от Дельгадо не было ни слуху ни духу, на стрелковом состязании в клубе „Казадорес“, посвященном окончанию летнего сезона, никто не пытался убить Хемингуэя и его сыновей, рация свистела, щелкала и принимала шифрованные военно-морские передачи, которые не значили для нас ровным счетом ничего, и порой выкрикивала искаженные помехами немецкие фразы с театра подводной войны в сотнях миль к северу.

Сразу после часа ночи 18 августа меня разбудил знакомый писк коротковолновой морзянки в наушниках. Я начал записывать, еще не проснувшись до конца. Минуту спустя, читая свои записи при свете фонаря и стараясь не замечать храпа Саксона из носовой каюты, я сообразил, что передо мной книжный код на основе „Геополитики“, страница 198. Сигнал был сильный, вероятно, его источник находился в радиусе двадцати миль. Инстинкт подсказывал мне, что передача ведется с мощной наземной станции неподалеку от Гаваны, а не с судна в прибрежных водах.