Пария (ЛП) - Райан Энтони

– Бесполезный хлам, – сказал он, щёлкнув по моему налокотнику – помятому и обесцвеченному приспособлению, который я выменял на два шека у другого солдата после Поля Предателей. Налокотник никак не желал блестеть, сколько бы я его не полировал. – Попрошу у капитана средств, чтоб тебе сделали доспехи, – добавил Уилхем. – Раз уж ей, видимо, нужны сопровождающие рыцарского вида, когда она начнёт свой поход.

Я заметил, что теперь, говоря о ней, он всегда называл её «капитан», и никогда «Эвадина». И никогда «мученица Эвадина». А ещё я заметил в его взгляде осторожность в её присутствии, и обращался он к ней кратко и формально, вместо прежней фамильярности. Я знал, что частично это из-за её внезапно возвысившегося статуса, но в основном приписывал эту перемену в поведении чувству вины.

– Ты не сказал ей, да? – проговорил я. – Про Ведьму в Мешке.

Он подтянул ремешок на моём налокотнике, отошёл и неприятно поддёрнул мой нагрудник.

– Как и ты. И сержант Суэйн не сказал, и просящий Делрик, по взаимному согласию. И лучше, чтобы так оно и оставалось, как думаешь?

«Я думаю, она верит, что Серафиль спустилась из Царства Бесконечной Благодати, чтобы вернуть её к жизни. Думаю, она собирается отправиться в поход, который навсегда преобразует эти земли, и быть может, зальёт их кровью от края до края, и всё на основе лжи». Ничего такого я не сказал, поскольку знал, что, несмотря на всю свою силу, отвагу и мастерство, Уилхем во многих отношениях – ранимая душа, и я не хотел причинять ему боль в эту нашу последнюю встречу.

– Тебе же не нравится врать ей? – спросил я. – Этот обман давит на тебя. Это ведь противоречит рыцарскому кодексу, или что-то вроде того?

– Рыцарский кодекс – это собрание бессмысленных вирш, скроенное лицемерами. Мастер Редмайн знал это и пытался научить меня правде о нём, но я был слишком молод и витал в самолюбовании, чтобы его слушать.

Он отошёл, приставил свой меч к столбу забора, окружавшего загон, где мы тренировались, и взял пару деревянных мечей. Потом немного помолчал, задумчиво глядя куда-то вдаль.

– Знаешь, его убили. Мастера Редмайна. Повесили за предательство. За несколько дней до того его ранили в битве, в одной из последних стычек Герцогских войн. Как и полагается человеку, который продаёт свои навыки за деньги, он пообещал свой меч герцогу с самым толстым кошельком, который не отличался здравомыслием. Его вытащили из постели, несмотря на кровоточащие раны, и повесили вместе с дюжиной других предателей. Мой отец, лорд, которому тот служил много лет, сам накинул верёвку ему на шею. Перед смертью Редмайн умолял бывшего господина позаботиться о жене и сыне, которым после конфискации его имущества пришлось бы побираться. Мой отец всегда любил казаться милосердным, по крайней мере, на публике, и потому взял их. Жену Редмайна сделал горничной, а мальчика – моим пажом. – Губы Уилхема скривились в уродливой, горькой улыбке. – Редкий случай доброты, о котором он наверняка жалеет по сей день.

Улыбка слетела, как только он встретился со мной взглядом, бросив мне один из деревянных мечей.

– Я же рассказывал, что вниз меня толкнула любовь? – Он отсалютовал мне ясеневым клинком и целеустремлённо направился ко мне. – Это была любовь к пажу, который стал воином.

Он не стал дожидаться, пока я отвечу на приветствие, а бросился в атаку, сделал вид, что замахивается мечом над головой, а сам ударил мне в корпус. Мне удалось парировать и отскочить в сторону как раз вовремя, чтобы следующий удар не попал мне по ногам.

– Воином, который научился всему, чему только мог научить его отец. – Голос Уилхема стал грубым и неровным. Он бросился в очередную атаку, держа меч двумя руками, и теснил меня назад, а я пятился, поднимая ногами пыль.

– Всего лишь простолюдин, который мог одолеть любого рыцаря, разве только кроме сэра Элберта Болдри, и, думаю, даже ему пришлось бы нелегко.

Я пригнулся от удара в голову и попробовал ткнуть его в живот – Уилхем лёгким движением запястья отвёл удар.

– Следить за ним на турнире было всё равно, что смотреть на какого-то легендарного героя старины, или на одного из аскарлийских богов-воинов. Сын Ульфнира во плоти. – Он шагнул вперёд – слишком быстро, не уклониться – зажал латной перчаткой мою руку с мечом и, крепко держа меня, проскрежетал мне в лицо: – Каково это, любить бога, Элвин. И что за судьба быть любимым в ответ.

На его губах снова мелькнула горькая улыбка, а потом он повернулся, согнулся и бросил меня на землю. Удара хватило, чтобы выбить деревянный меч из моей руки, но я не стал бросаться за ним. Встав на одно колено, я как раз вовремя схватил Уилхема за предплечья, а то бы он опустил свой меч с такой силой, что легко мог расколоть мне череп.

– Отцу это, конечно, не понравилось. – Прохрипел Уилхем, взмахнув левой ногой, и ударил закованной в броню ступнёй в центр моего нагрудника. От пинка я разжал хватку и, чтобы избежать дальнейшего града ударов, откатился по грязи. – «Соси хуи, сколько влезет», сказал он мне, «но зачем ты меня позоришь со своей волоокой привязанностью к простолюдину?».

Я подавил инстинкт и дальше уклоняться от его ударов и перекатился на спину, отдёрнув голову, когда он ткнул в её сторону. Деревянный клинок от удара по земле раскололся, громко треснув у меня над ухом. Вздрогнув, я сам пнул так сильно, что помял нагрудник Уилхема и заставил его отступить на пару шагов.

– Итак, – продолжал он, отбросив сломанное оружие и подняв кулаки. Я вскочил на ноги, но он легко уклонился от моего первого удара, – когда мой юный бог сказал, что жаждет убежать и присягнуть Самозванцу, как я мог не пойти за ним?

Он хотел врезать мне по носу, но я отбил удар, и наши латные перчатки лязгнули от соприкосновения.

– Алдрик, – сказал я. – Так его звали.

– Да. Мы далеко путешествовали вместе, до самого Фьордгельда и обратно. – Уилхем блокировал мой правый хук, которым я целился ему в челюсть, и ответил сам. По большей части мне удалось уклониться, но краем рукавицы он оставил кровавую царапину на моём скальпе.

– Мило, что ты обращаешь внимание на детали. Но… – он опустил голову, бросился на меня, обхватил меня руками за пояс и повалил наземь, – ты ведь всегда такой, да? Элвин Писарь всё замечает.

Я поднял руки, защищая наручами голову от потока его ударов.

– Какой внимательный керл! И как отлично владеет пером! Он так достоин благосклонности Помазанной Леди!

Я терпел удары и ждал неизбежной паузы, когда он устанет. Это заняло больше времени, чем мне бы хотелось, и я не сомневался, что когда сниму доспехи, на руках останется множество синяков. Наконец он немного обмяк и споткнулся, и мне этого хватило, чтобы зажать его запястье, выхватить с пояса кинжал и взмахнуть перед его глазом. И хотя меня рассердила его атака и боль от моих синяков, мне хватило здравого смысла остановить клинок, наклонить и прижать лезвие к его частично открытой шее.

– Нахуй мне сдалась её благосклонность! – бросил я.

В глазах Уилхема так и не появилось страха, когда клинок прижался к его коже.

– И всё же она её оказывает, – спокойно заметил он. – Ты видишь её насквозь, а вот она тебя – нет. Уже нет. Она не видит человека, который собирается сбежать.

Он опустил глаза, и я, проследив за его взглядом, увидел его кинжал над щелью между двумя пластинами, прикрывавшими мою талию. Уилхем держал его там довольно долго, а потом тяжело вздохнул, и мне захотелось, чтобы он успокоился.

Я убрал кинжал от его шеи, мы откатились друг от друга, и, тяжело дыша, лежали на спинах, глядя в небо и чувствуя, как пот холодит кожу.

– Что с ним случилось? – Спросил я, когда моё сердце успокоилось. – С Алдриком.

Уилхем закрыл глаза рукой от солнца и ответил после долгого молчания:

– Он упал и сломал шею. Мы сопровождали Истинного Короля через Альтьенские холмы, где набирали в кланах людей, готовых примкнуть к его делу. Большинство кланов хорошо нас принимали, поскольку у них полно обид на династию Алгатинетов, которые давным-давно их приструнили. Но не все. Между собой кланы любят воевать сильнее, чем с Короной, и союз с одним приносит вражду с другим.