Мара из Троеречья (СИ) - Gradiva Gala

Лис рванул было к ней — цела, жива, да еще и чародейский дар получила, чего еще желать? Переборщил, конечно, когда добывал кровь, но это он объяснит. А Марь поймёт и простит — для неё же старался, в самом деле. Лис ускорил шаг — оставалось всего-то аршина два, не больше, когда перед ним, расставив руки, выскочила женщина со взглядом черным и безумным. В волосах её запутались ветки, сухая трава и… кости. Лис отшатнулся, но не отступил:

— Брысь, — процедил он, и попытался обойти блаженную.

Не старуха, и не молодка: косы белые, морщины избороздили лицо, но держалась она, будто кол в спину вколотили: ровно и горделиво. К тому же, проявила недюжинную прыть, закрывая ему ход. Свирепая, как росомаха, того и гляди в лицо вцепится — под обломанными ногтями чернела земля:

— Не подходи и не трогай, если беды не хочешь.

— С бабами я еще не дрался, — взвыл Лис. — Уйди с дороги! По-хорошему прошу.

— Послушайся меня, — попросила она, — нельзя к ней. Испортишь только всё.

— Да я её спас вообще-то! — Лис столкнул женщину с дороги. Он и так слишком долго ждал — лучше времени для объяснения не будет.

От боли потемнело в глазах. Рука, вывернутая из сустава, вдруг оказалась заведена за спину — резко и до самого плеча. Лис не сдержал стона и рухнул на колени.

— Потом поправлю — как новая станет, — пообещала женщина и заговорила: — Тронешь Марь сейчас, и вернется она, откуда я её достала. Обратится пеной на гребне волны…

Лис повернулся к ней — перед глазами танцевали разноцветные круги, а боль сводила с ума:

— Ты, значит, Федора — старуха с болота. А она, получается, не только ключ, но и немножко река? — процедил он, стиснув зубы.

— Самую малость, — пожала плечами та, будто азы счета непутевому младенцу объясняла. — Но ты не думай об этом, мальчик. Любишь — люби. Только не подходи близко. Сейчас ей решать, человеком остаться или стихией обернуться…

— Ну вот, — дернулся Лис, — пусть меня увидит. И сразу поймет, что девка она обычная, а никакая не река… Что там нужно, чтоб проклятия эти ваши снимать? Поцелуй настоящей любви? Это я организую…

Федора покачала головой, и Лис не решился с ней спорить — руку-то так и не отпустила:

— Ты для неё предатель. Вместо поцелуя огребешь в лучшем случае холодной воды за шиворот. В худшем — отправишься ракам на корм. А я не стану доставать такого упертого осла со дна…

— Ну и чего? — просипел он обиженно. — Так и ждать теперь? Должно же быть что-то, что вернет её обратно!

— Должно, — согласилась Федора.

Она напряженно наблюдала на Марушкой, и Лис тоже не отводил взгляда — девочка всё так же бродила по дну, разглядывая мёртвых.

— А если она решит того… волной стать?.. — не выдержал он.

— Значит, так и будет, — припечатала ведьма. — В конце концов, я никогда не лишала её выбора.

Они простояли долго. Так долго, что к больной руке у Лиса добавилась затекшая шея. Потом Марушка вдруг вздрогнула, и по реке прошла рябь. Склонилась к лежащим телам, опустилась на колени и перевернула одного из воинов на спину. Не мигая смотрела мёртвому в лицо, и Лис, напрягся, узнав в нем Роланда.

Федора сжала руку до хруста, и Лис зашипел и покосился на ведьму — он и не собирался бежать.

Марушка склонила голову набок. Схватилась за обломанное древко стрелы, торчавшей из плеча, и выдернула легко, будто играючи. Затем еще одну. И еще… Закончив, погладила Роланда по щеке, словно просила очнуться. Ничего не произошло. Воин был мертв. Задолго до того, как река по её велению обрушилась на берег. Девочка глядела, не моргая — в глазах её отражалась водная гладь, а взгляд казался совершенно пустым и бессмысленным, как у рыбины. Но пальцы ожили, побежали по подолу сарафана к поясу. Там обнаружился светлый мешочек. Она соврала его, одним махом развязала узел, вытряхнула на руку мокрые лепестки…

— Это оживит его? — спросил Лис, ничему уже не удивляясь.

— Нет, конечно, — Федора покачала головой. — Она не сможет. Никто не сможет…

— Тогда зачем? Пусти меня! Я ей скажу, — он задергался, пытаясь не обращать внимания на вывернутую руку. — Разве мало?.. Зачем лишний раз заставлять её страдать?

— Потому что стихия не чувствует боли.

Лис замолк и притих.

Девочка упорно разделяла мокрые лепестки и прикладывала к ранам Роланда. Один, другой — пока ладонь не опустела. А воин лежал перед нею, устремив взгляд в небо. Марушка еще раз нежно провела ладонью ему по лицу. Он не пошевелился, не задышал, и тогда она требовательно похлопала его по щекам. Ничего не произошло.

Занесенная ладонь дрогнула, Марушка недоумевающе моргнула, будто очнулась от сна. Подвинулась ближе и осторожно, словно боялась причинить боль, закрыла Роланду глаза. Упала, ткнувшись носом мёртвому в грудь и завыла, зарыдала в голос.

Вода, что расступалась прежде, нависала волнами, схлестнулась и накрыла и девочку, и воина с головой.

— Вот теперь поспеши, — приказала Федора, подталкивая Лиса в спину.

* * *

Радмила застала сестру сидящей на окне белой башн. Она высунулась наполовину и разве что ногами не болтала. Несмотря на то, что замужней Федора не побывала, облачилась в траурные одежды по Роланду. Шла вторая седмица, как она наводила порядки во дворце и за его пределами, а с Радмилой говорила мало и скупо. Как будто сторонилась её.

— Ты свалишься, — вздохнула Радмила. — И мне, на правах сестры, придется соскребать твои останки с земли.

— На правах хозяйки дворца. Можешь перепоручить кому-то другому, — обернулась Федора. — Я так соскучилась по этому месту! Столько воспоминаний… Ты даже не представляешь!

— Не представляю и начинать не хочу, — Радмила фыркнула и села на кровать.

Все её воспоминания связанные с башней, да и с остальным дворцом и его окрестностями были тревожными и мрачными. От той битвы, что навсегда отняла часть семьи, а остальную расколола и разбросала по миру — брату Финисту пришлось отправиться в пограничный Чароград, Федоре — на болота, и до нынешнего дня.

Федора молчала, Радмила тоже не решалась заговорить. Столько лет они не виделись! Сдерживало ещё и то, что она отправила лучшего воина княжества, чтобы убить сестру.

— Ты злишься на меня? — наконец спросила Радмила. Определенно, это стоило выяснить. Она сжала кулаки, готовясь услышать ответ.

— Нет. Ты делала то, что должна была, — Федора развернулась и опустила ноги на пол. — Вопреки своей мягкотелости, ты неплохо справлялась. И даже проявляла твердость во благо княжества.

Радмила фыркнула. Но только потому, что приняла за издёвку.

— Это дорогого стоит, — сказала Федора совершенно серьезно. — И я делала, что должна была. Понимаешь?

— Разумеется, — Радмила помолчала и исправилась: — Нет. Ты же была умнее нас всех! Почему тогда сделала ключ живым? Сколько мороки!.. Разве не проще было проделать всё то же, только с какой-то безделицей: бусиной или подвесом, если уж взять обычный ключ было слишком просто?

Федора помолчала, отмеряя шагами башню от стены до стены.

— Всё пошло не так. С самого начала, — она потерла виски. — Я хотела сотворить двойника. Сосуд для хранения опыта и памяти. Пришлось пожертвовать ему часть души…

Радмила ахнула, но та будто не обратила внимания.

— Отдавать половину было слишком жирно, — хохотнула Федора. — Я могла лишиться жизни, если не выйдет! Кроме того, нужно было покорить стихию и заточить её в ключ… И я побоялась, что всё попросту не влезет.

Она села на краешек кровати рядом с Радмилой и вдруг подскочила, как ужаленная. Пошарила рукой, размотала простыню и достала спрятанные на кровати книжки. Федора молчала, не спеша возвращаться к разговору, и листала страницы, предаваясь воспоминаниям. В одном из травников наткнулась на оборванные по краешку страницы.

— Странно, — пробормотала она, — мыши никогда так высоко не забирались…

Радмила догадалась, что за мышь погрызла книги, но смолчала.