Пария (ЛП) - Райан Энтони

Я всё удерживал Эрчела, приглушая рукой его крики, пока не почувствовал, что он обмяк, глядя вниз на красное пятно, расползавшееся по пыльному полу. Видя, что его глаза мутнеют, я схватил его за подбородок и потряс – в глазах тут же полыхнула смесь боли и, к моей радости, узнавания.

– А это можешь уже опустить, – сказал я Эйн, кивнув на капающий предмет, который она бесхитростно продолжала пристально разглядывать. Внезапно её присутствие в Каллинторе стало выглядеть гораздо более осмысленно.

– Всего один быстрый взмах. – С серпа, которым она взмахнула, мне на лицо полетели брызги. Она по-прежнему не отрывала взгляда от своего кровавого трофея. – И плохие мужики перестают быть плохими, как и говорила мама.

– Явно это мудрая и прозорливая женщина, – проворчал я. Эрчел подо мной содрогнулся в последних конвульсиях, а потом приглушённо, отчаянно всхлипнул.

От этого звука лоб Эйн обеспокоенно наморщился, губы изогнулись в смутном отвращении.

– Уже темнеет, – сказала она и отбросила капающий предмет на землю в угол, где тот влажно хлюпнул. – Восходящий Колаус ужасно рассердится, если я не подмету лестницу перед прошением.

– Тогда, Эйн, тебе лучше идти, – добавил я, а она подняла свою корзину и направилась к двери. – В конце дорожки стоит корыто. Перед тем, как идти в святилище, хорошенько сполоснись и смени одежду. Восходящий Колаус рассердится ещё сильнее, если ты появишься там в таком виде, не так ли?

Я хотел было предостеречь её, чтобы не болтала об этом происшествии, но засомневался, что она меня послушает. Она явно не видела в этом никакого преступления, как, скорее всего, и в других подобных случаях в своём прошлом, так зачем же держать его в тайне? Меня немного утешало, что в целом наши товарищи искатели не проявляли большого интереса к разговорам с ней. Но всё равно она рано или поздно наверняка весело выболтает всё какому-нибудь хранителю или священнику.

Взгляд Эйн темнел по мере того, как она разглядывала кровь, перепачкавшую её руки и рясу из грубой шерсти.

– Плохой мужик испачкал меня, – сказала она, после чего показала Эрчелу язык, отодвинула дверь и вышла наружу.

– В том-то и беда с кошками, Эрчел, – сказал я, убирая, наконец, руку от его рта. – У них есть коготки. – Он попробовал закричать, пока я вставал вернуть дверь на место, но получился лишь долгий жалобный стон.

Я опустился перед ним на корточки, держась подальше от растекающейся крови. Он постоянно переводил взгляд с меня на ножик в моей руке и обратно.

– О-о, на этот счёт не волнуйся, – сказал я, заворачивая маленький клинок в тряпку, а потом убрал его в потайной карман, вшитый в складки моей куртки из мешковины. – Он ведь мне уже не нужен, не так ли? – Я многозначительно глянул на его дрожащие руки в луже крови у его пояса.

– Здесь… – тихо прохрипел он, потом зашипел от боли и попробовал снова: – Здесь есть лекари…

Я уставился ему в глаза, увидев отчаянную просьбу.

– Да, есть. А в Моховой Мельнице лекари были? Я мало там пробыл, и сам не выяснил.

Его глаза закрылись, а с губ слетел несчастный стон. Последующие слова вырывались между скрежещущими вздохами, когда он пытался наполнить лёгкие, которые стремительно теряли способность исполнять свою работу.

– Ты всегда был… мстительным уёбком… Элвин.

Я пожал плечами и ухмыльнулся.

– С этим не поспоришь. – Заметив, что он стал меньше дёргаться, я пододвинулся ближе и отвесил ему пощёчину, от которой он открыл глаза. – Эрчел, у меня есть вопросы, которые требуют ответов. Сделай мне одолжение, не умирай прямо сейчас.

Его губы изогнулись в знакомой ухмылке, и он выдохнул:

– Вопросы? О чём?

– О всяком. Но начнём с очевидного. Это ведь был план Лорайн? Ты отнёс послание своему дяде, а он сказал людям герцога ждать нас на Моховой Мельнице. Так?

Из его рта донёсся резкий звук, похожий на кашель, и я понял, что Эрчел пытается смеяться.

– Ты же не… здесь… а, Элвин? – очередной приступ кашля-смеха. – Просто… призрак… пришёл меня помучить.

– Я здесь, ёбаный извращенец. Отвечай на вопрос. Это была Лорайн?

– Лорайн… – По его лицу промелькнула пародия на насмешливую улыбку. – Всё ещё сохнешь… по этой суке? Хоть ты и… призрак. Все мы видели… как ты вокруг неё вился… Жалкий ты… ублюдок… Стала бы она… смотреть на тебя… больше, чем… – он оскалил жёлтые зубы, – на полезного… пса.

– Пса, да? – Я приподнял бровь. – Но по крайней мере я пёс, у которого ещё остались яйца. – Мою весёлость поглотила внезапная волна ярости, рука схватила его за горло и крепко сжала. – Ты знаешь, где она. Говори.

Он закашлялся, брызнув красной слюной мне на запястье, и, собрав силы на злобный взгляд, выдохнул ответ:

– Если ты правда… здесь… приведи лекаря… и я расскажу… всё, блядь!

Мой гнев поостыл, быть может, от восхищения его силой духа. Каким бы жутким и извращённым существом он ни был, но даже перед лицом смерти ему хватало сообразительности торговаться.

– Слишком поздно, – сказал я, убирая руку, чтобы взмахнуть ею в сторону крови, которая уже растеклась до дальней стены. – Это уже не зашить.

Мне показалось любопытным, что Эрчел почти не отреагировал на неизбежность собственной смерти – только слабо застонал и уронил голову набок. Видя, как тускнеют его глаза, я снова хлопнул ему по лицу, не получив почти никакого ответа.

– Допустим, ты прав, – сказал я, схватив его за сальные волосы, чтобы голова не падала. – Я призрак. Я умер на Мельнице. Солдаты зарезали меня и Герту, мы даже из постели вылезти не успели. И она тоже здесь. Она хочет знать, почему ты нас предал. Эрчел, не умирай с обременённой душой, а не то её заберут Малициты. Облегчи её в завещании, и тогда отыщешь путь к Порталам.

Эрчел никогда не казался мне набожным, но тут к нему вернулись какие-то остатки жизни, поскольку надежда найдёт себе дорожку в любое, даже самое гнусное сердце.

– Завещание… – прошептал он. – Так за этим ты… здесь?

– Да. – Я наклонился поближе и заговорил спокойным, знающим тоном, каким мог бы говорить призрак. – Сними с себя бремя. Как бы то ни было, мы вместе бегали по лесу, как… – я чуть не подавился следующим словом, но сглотнул и выдавил его: – как братья. Мне больно думать, что твоя душа сгинет в вечных муках. Очисти её. Скажи, почему ты это сделал?

Он едва заметно дёрнул бровью и пожал плечами:

– Сокровища… она пообещала сокровище…

– Сокровище? – ошеломлённо переспросил я. – Что за сокровище?

– Клад Лаклана… Она знала, где его найти.

– Да ну? – Я отпустил его волосы и отодвинулся, чтобы смахнуть грязь с куртки. Клад Лаклана – это была старая байка, от которой в обычном случае я бы едко усмехнулся. Однако близость к кастрированному умирающему отбивает чувство юмора.

Лаклан Дреол был одной из легенд Шейвинского леса, тем, кем позднее стал Декин: королём среди разбойников. Вот только Лаклан не лелеял никаких претензий на знатность и довольствовался тем, что накопил огромную кучу награбленного. Другой аспект истории, отличавший его от Декина, заключался в том, что он не испытывал никакого желания делиться ни единой крупицей. Лаклан даже милостыню бедным не подавал. В истории говорилось, что жадность в итоге привела его к смертоносной подозрительности. Враги, как настоящие, так и вымышленные, выслеживались и убивались, а он становился всё более и более одержимым, стараясь удержать каждую украденную им безделушку. В конце концов даже его братья стали жертвами резни, когда Лаклан соскользнул за грань в полное безумие. Говорили, что он спрятал свои несметные сокровища где-то посреди скал и пещер западного побережья, завалил с ними самого себя и бредил в полной темноте, пока не умер на богатствах.

Байка интересная, и, на мой взгляд, обращать внимания на неё не стоило, как и на все подобные легенды об утраченных сокровищах. И всё же Эрчел со своими злобными родственниками, похоже, продали Декина за обещание об этом абсурдном мифе.

– Небось, и карту тебе нарисовала? – с отвращением спросил я.