Пария (ЛП) - Райан Энтони

– Знаете, как вас называют в этой армии? – спросила Эвадина, не обращая никакого внимания на длинную шеренгу пикинеров, деловито выстраивавшихся на холме за её спиной. – Отбросы, злодеи, – продолжала она. – Жалкие подонки королевства. Вот как о вас думают ваши товарищи. Не стану спрашивать, согласны ли вы, ибо знаю, что они неправы. Я знаю, что лучше буду сражаться здесь, вместе с вами, чем среди лучших рыцарей всех ковенантских королевств на земле. Ибо я смотрю сейчас на настоящие сердца и души. Я смотрю на истинные клинки Ковенанта, которых сегодня научатся боятся клинки Самозванца и его злобной орды.

Тут от вражеского воинства донёсся нестройный рёв – какофония труб, горнов и совершенно немелодичных волынок, какие встречаются в горных районах герцогства Альтьена. Видимо, в рядах Самозванца было немало дикарей из горских кланов. К этому немелодичному визжанию вскоре добавились вопли и размахивание оружием, и орда Самозванца, выкрикивающая боевые кличи, стала напоминать лесную чащу в бурю. Крики и жестикуляция продолжились, когда вся вражеская линия бросилась вперёд, и чаща стала тёмно-серой волной, несущейся к нам по склону. На мой всё более встревоженный взгляд она казалась неумолимой и неодолимой, и это впечатление усиливалось рыцарями в доспехах, которые ехали лёгким галопом позади левого фланга.

– Они хотят, чтобы вы их боялись! – сказала Эвадина, по-прежнему не соизволив обернуться на врага. – А вы боитесь? – вопросила она, высоко подняв меч. – БОИТЕСЬ!?

В ответ вырвался дикий крик:

– НЕТ!

Крики продолжались, рота сотрясалась от ярости и нетерпения – от эмоций, к которым только мы с Торией оставались невосприимчивы. Я чувствовал, как она уткнулась мне в спину и тихим шёпотом повторяла одно слово:

– Бля, бля, бля, бля…

– За Ковенант! – резкий крик Эвадины пронзил яростный гул, и его тут же эхом повторил каждый человек в роте. Кроме того, я услышал, как его подхватили и солдаты слева от нас. Среди них были и подневольные керлы, и ветераны из верхнего Кордвайна под началом тощего, как веретено, аристократа, которому на вид было не больше шестнадцати лет. Посмотрев туда, я увидел, как этот ребёнок кричит вместе со своими солдатами, подняв забрало, за которым скрывалось бледное, хрупкое лицо, и размахивая булавой – я и не подумал бы, что он сможет такую поднять.

– За Ковенант!

Крик раздавался снова и снова, и Эвадина повторяла его, направляя чёрного коня до самого конца нашей линии, стоявшей посреди травянистого берега.

– За Ковенант!

Я посмотрел вперёд, покрепче схватив руками в перчатках древко секача. Волна атакующих уже докатилась до нижней точки дальнего склона. Они маршировали неуклонно, размеренно, и какофония их голосов, труб и горнов не могла перекрыть наш пылкий хор. И позади меня контрапунктом ко всему этому шуму раздавались бесконечные ругательства Тории:

– Бля-бля-бля…

– За Ковенант! За Ковенант!

Я уже различал лица врагов – по большей части бородатых мужчин и нескольких женщин. Зелёных юнцов я среди них не заметил, хотя тут, быть может, дело в страхе – на мой взгляд все они были легендарными ветеранами – убийцами, которые уже долгие годы шли за Самозванцем по тропе резни. Как и у нас, впереди у них шли пикинеры, а люди с мечами и топорами – позади. И, как и у нас, доспехов у них не хватало. Я насчитал лишь несколько голов в шлемах, а большую часть тел укрывала только плотная шерстяная одежда, и редко можно было увидеть нагрудник или кольчугу.

– Бля-бля-бля… – ругалась Тория.

– За Ковенант! За Ковенант! – кричала рота, и их голоса срывались на визг, когда передняя шеренга наступающих врагов в двадцати ярдах от нас опустила пики и побежала.

– За Ковенант!

Наша первая шеренга сделала шаг вперёд, уперев тупые концы пик в землю и опустив длинные копья под таким углом, который просящие вдалбливали в них столько дней.

– ЗА КОВЕНАНТ!

С той поры я часто размышлял, что в миг, когда впервые сомкнулись две шеренги пик, я бы обосрался, если бы только вспомнил, как это делать. А вместо этого я встал плотно за спину Брюера, как меня учили, подождал, пока вражеская пика проскользнёт по его оружию на расстояние вытянутой руки, и тогда своим секачом опустил её вниз и сильно топнул сапогом, чтобы обломить древко за железным наконечником.

Владелец пики, явно разъярённый тем, что его разоружили, бросился вперёд с фальшионом в руке, и из его косматого лица вырвался утробный клич. Его атака оборвалась, как только он оказался зажат между Брюером и рябым справа от него.

«Это убийство», понял я, поднимая секач над головой, и опустил его, чтобы расколоть череп зажатого, рычащего парня.

И вот так, дорогой читатель, началась битва.

ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ

Бородатый мужик не упал сразу. Он явно умер, и по косматому лицу обильно текла кровь и другие серые вещества, но в давке соседние тела удерживали его вертикально. А ещё его глаза оставались открытыми. И так, пока противоборствующие стороны всё более беспорядочно толкали и кололи друг друга, мне приходилось терпеть неотрывный взгляд человека, которого я только что отправил на тот свет. Этот не моргающий напряжённый взгляд очень раздражал, и внезапно на меня накатила настолько сильная волна гнева, что я снова его ударил. Занёс секач, словно копьё, ткнул лезвием в уставившееся на меня лицо и рассёк его, а грубо выкованная сталь погрузилась в него и начисто там застряла.

– Ой, да что за нахрен! – прошипел я через стиснутые зубы, шагая вперёд, чтобы спихнуть проткнутого человека. Один из его компаньонов – жилистый мужик с безбородым лицом, похожим на морду хорька, – воспользовался этим и ткнул мою вытянутую руку длинным кортиком. Узкое острие больно кольнуло в запястье, но рукавицу не проткнуло. Зато сильнее меня разъярило.

Держа одной рукой секач, всё ещё крепко засевший в голове трупа, я сжал свободную в кулак и крепко врезал по лицу владельца кортика. Уклониться было некуда, и он, приняв на себя всю силу удара, без чувств упал на взбитую грязь. Я решил, что очень скоро его затоптали до смерти.

Схватив рукоять секача обеими руками, я захрипел и повернул его, радуясь, что крики, хрипы и вопли со всех сторон заглушают хлюпанье и скрежет металла, высвобождаемого из кости и плоти. На этот раз клинок высвободился, и бородатый мужик наконец-то упал, благодаря появившемуся между шеренгами узкому промежутку. Затем наступило очень короткое затишье, которого хватило только перевести дух и глянуть на примерно дюжину трупов и раненых, лежавших на разделявшей нас грязи. А потом, даже без команды просящих, рота Ковенанта бросилась вперёд.

Брюер и другие проницательные пикинеры из первой шеренги использовали этот короткий промежуток времени, успев поднять тупые концы своего оружия над головой, чтобы наконечник бил во врагов сверху вниз. Многие пики гнулись и ломались от напряжения, и среди них пика Брюера. Я видел, как он вонзил расщепленный обломок древка в шею врага, тот упал на колени, а из раны дугой хлестала кровь. Пинком отбросив поверженного противника, Брюер выхватил фальшион и принялся рубить толпу перед собой. Он сражался с отточенной сосредоточенностью, удары целил в ноги и по вытянутым рукам, оставляя позади себя покалеченных и кричащих людей.

Рядом с Брюером рябой пикинер размахивал топориком, демонстрируя такую же свирепость, хотя и куда меньшую сноровку. Рота, явно ещё под влиянием призыва Эвадины, исступлённо и яростно бросалась на врагов, а некоторые во время боя выкрикивали её клич:

– За Ковенант!

Стараясь не отставать от Брюера, я натыкался на мечущихся людей, но остановился, услышав сзади пронзительный крик. Развернувшись, я обнаружил, что Тория борется с мужчиной, через которого я переступил секундой ранее. Он явно прикидывался мёртвым ради шанса на лёгкую добычу. Если так, то он сделал неправильный выбор. Поставив Торию на колени, он пытался воткнуть кортик ей в шею, а она, дёрнув головой вперёд, врезала ему лбом по носу. Воспользовавшись его секундным смятением, она вонзила свой кинжал ему в глаз по рукоять, и так и держала, пока тот дёргался и что-то мычал.