Трудности перевода с драконьего - Ефиминюк Марина Владимировна

– Благодарю, но давай закончим со списком гостей из Талуссии. И отмени приглашение на свадьбу для Дмитрия Горова, – искренне попросила я. – Он начнет злорадствовать, когда я уеду из Авиона.

– Он приложит усилия, чтобы тебя вернуть, – уверенно заявил Зорн. – Ты разорвешь брак с драконом, Эмилия. Ни для кого не секрет, что мы не выносим, когда нас лишают сокровищ, и непременно хотим их вернуть.

– Но я для тебя не сокровище, – выставляя на поле миниатюрного стража, заметила я.

– Твоему бывшему жениху об этом необязательно знать, – хмыкнул владыка и, не задумываясь, сделал ход. – Просто прими этот дар.

– У меня есть выбор?

– Едва ли, – вкрадчиво отозвался он.

За окном окончательно сгустилась темнота, теплый свет магических ламп смягчал резковатые черты Зорна. Уперевшись локтями в подлокотники кресла, он сомкнул кончики длинных пальцев. На руках не было ни одного украшения.

– У нас ничья, – прокомментировала я расстановку фигур в эграмме.

– Вижу, – согласился владыка.

Взявшись за острый шпиль, я аккуратно уложила свой замок на доску и тем самым приняла поражение.

– А это мой первый дар жениху, кейрим Риард…

Внезапно глаза Зорна утеряли человеческий вид: зрачок вытянулся, а вокруг радужки вспыхнул оранжевый ободок. Мгновение, и наваждение прошло. Драконья ипостась вновь надежно спряталась под человеческим обличием.

– Доброй ночи, – попрощалась я и поднялась с кресла.

– С нетерпением буду ждать новой партии, Эмилия, – проговорил он тихим голосом с хрипотцой.

Утром художник нанес последний мазок на мой добрачный портрет и объявил, что работа закончена. Я вздохнула от облегчения, но рано радовалась! На следующий день в покоях появился другой художник и заявил, что кейрим оказал ему огромную честь написать мой добрачный портрет.

– А с первым что случилось? – недоуменно протянула я. – Потеряли по дороге к галерее?

– Очевидно, кейрим посчитал его недостойным, – не особо дипломатично ответил портретист. – В ваших покоях плохой свет.

– Ладно, кто платит, тот и заказывает музыку, – едва слышно пробормотала я на родном языке талусскую поговорку, и Ренисса едва слышано фыркнула, не сдержав смешок.

Новый шедевр, достойный родовой галереи Риардов, создавался в главном зале, через открытые двери которого была видна та самая экспозиция. Я попросила расставить жаровни с тепловыми камнями, чтобы не окоченеть во время позирования, и четыре дня из стрельчатого окна любовалась мокнущими под дождем окрестностями.

Ко мне приходила сваха и рассказывала, как продвигается подготовка к брачному ритуалу. По большей части пока слуги под чутким руководством Тиля отмывали и без того сияющий чистотой дворец. Поставленная мной фигурка замка в эграмме все эти холодные, сумрачные дни одиноко стояла на игровом поле. Зорн не вступал в игру.

– Восхитительный портрет! – закудахтала сваха в самый последний день, изучив работу художника. – Вайрити Власова выглядит на пять лет моложе!

– Благодарю, – ни капли не смутился художник громкой похвалы. – Невеста кейрима достойна самой светлой палитры!

На следующее утро в покои вкрадчиво постучались, и бочком втиснулся худенький юноша. Заметно заикаясь, он представился художником и объявил, что кейрим поручил ему написать добрачный портрет невесты.

Я почувствовала, как неприятно дернулось веко, и осторожно, чтобы не сорваться, пристроила на блюдце чашечку с кофе. Ренисса замерла с подносом в руках, видимо, догадываясь, что сейчас хозяйку разорвет на лоскуты от возмущения. Художник тоже заметил, как невесту перекосило. Он попросил меня прийти в золотую гостиную и проворно сбежал, не вступая в разговоры.

В хозяйское крыло, где и находилась нужная комната, меня провожала Ренисса. По устеленному ковром коридору я не шла, а маршировала и мысленно считала шаги то на одном языке, то на другом. Почти перестала беситься, как столкнулась с кейримом собственной персоной, куда-то направлявшимся в окружении нескольких незнакомых драконов, видимо, советников.

Горничная мгновенно отошла к стене, сложила руки в замок и опустила голову. Советники дружно поклонились и отодвинулись на шаг. Возникло ощущение, что вокруг нас с владыкой образовалось свободное пространство. Здесь, в широком коридоре, я отчего-то остро ощутила, насколько сильно он превосходит меня в росте.

– Что тебя привело сюда, Эмилия? – поинтересовался Зорн, явно не ожидавший вторжения на свою территорию.

– Сюда меня привел добрачный портрет, – изобразив улыбку, ответила я. – Но раз мы встретились, то позволь задать вопрос.

– Не стесняйтесь, вайрити Власова, – согласился он.

– Ты решил завесить моими портретами дворец? – перешла я на родолесский, который всегда считала идеальным языком для претензий. – Чем тебя не устроили два предыдущих?

– Плохие, – спокойно ответил он.

– Емко, – через паузу призналась я. – С другой стороны мы можем рисовать до свадьбы, и портрет все равно будет добрачным. Больше не отвлекаю тебя от важных дел, кейрим Риард. Теплого ветра твоим крыльям.

– Ты вызвала меня на поединок в эграмм, – вдруг проговорил он вместо того, чтобы попрощаться и действительно отправиться дальше управлять дождливым Авионом.

– А ты не ответил, – напомнила я, что фигура по-прежнему одиноко стояла на доске.

– Хочу видеть твое лицо, когда в финале ты перевернешь замок, – явно меня подначивая, пояснил Зорн.

– Или свой замок перевернешь ты, – хмыкнула я.

Третья попытка нарисовать портрет увенчалась успехом! Собственно, от предыдущих двух он отличался разве что реалистичностью. В брюнетку художник меня не превратил, цвет глаз не поменял и пять лет не скосил. Понятия не имею, что владыка узрел в этом портрете, но именно его выставили на треноге в родовой галерее Риардов.

О том, что картина уже в семейной экспозиции, мне донесла сваха. Из любопытства я отправилась поглазеть. В итоге, замерев перед портретом Зорна, продолжительное время изучала лицо будущего мужа с резковатыми, аристократическими чертами. На картине в длинных волосах, распущенных до плеч, были написаны серебристые полоски. Пряди появлялись у всех драконов после обращения во вторую ипостась, цвет для меня оставался загадкой. Возможно, он был как-то связан с драконовой мастью.

– Эмилия, я тебя искала! – прозвучал голос Эмрис, заставивший меня оглянуться через плечо. – Горничная сказала, что ты в галерее.

Стремительной походкой супруга Ашера, заметно загоревшая на южном солнце, пересекала зал.

– Хотела поздороваться и поблагодарить за сладости, – объявила она.

– Ашер сумел убедить тебя вернуться? – мягко спросила я.

– Отец сказал, что некрасиво уезжать перед свадьбой кейрима, – вздохнула Эмрис и кивнула в сторону портрета, с которого этот самый кейрим смотрел прямым, пронизывающим взглядом. – Я только-только из портальной башни. Давай выпьем кофе. Голова после перемещения трещит!

По дороге в гостевое крыло она рассказывала, какая чудесная погода стоит в Хайдесе, теплая и почти летняя. Авион за последние две недели полностью сдался осени и в предчувствии неизбежного увядания стремительно наряжался в золотые и багряные одежды. Прозрачный воздух пах дымом костров и холодным озером. Вода потемнела, в ясные дни покойная гладь переливалась бликами, словно в ней тонули искры остывающего солнца. Окрестности замка были по-колдовски красивы, и я ловила себя на том, что невольно влюбляюсь в местные виды.

За разговорами мы добрались до моих покоев. Внезапно двери раскрылись и выпустили в коридор шеренгу слуг. При виде нас с Эмрис они поспешно кланялись.

– Мы принесли сундуки, – пояснил один из прислужников.

– Какие сундуки? – не поняла я.

– Одинаковые, – не особенно прояснил он вопрос.

Неделю назад я написала экономке, присматривающий за домом в Талуссии, и попросила отправить кое-какую одежду, но не ждала багаж раньше следующего месяца. Посреди комнаты действительно стояли четыре внушительных, совершенно одинаковых сундука с горбатыми крышками и окованными уголками. Складывалось впечатление, что в порыве энтузиазма экономка упаковала даже пылившиеся в кладовке платья, давно ставшие мне маловатыми.