Эхо Погибших Империй (СИ) - Колупалин Илья

— Эй, бармен! — крикнула Кира командным тоном. — Зови своих вышибал! Я — капитан Кира Меласкес. Именем закона я требую оказать мне помощь в задержании сиппурийского шпиона!

[1] До̜́ко — вежиливое обращение к мужчине в Карифе и некоторых сопредельных государствах.

Глава 4

Акфотт. Середина лета 729 года после падения Эйраконтиса

У Нойроса всегда захватывало дух от вида огромных черных стен замка Акфотт, которые подобно титаническому кашалоту возвышались над остальным городом. Стены эти являлись самыми высокими в мире: ни одно сооружение в Роа не застило небосвод столь сильно, как акфоттский замок. Его возвели еще в незапамятные времена, когда мир был юн, и люди не вели летописей. Некогда в замке восседали гордые и жестокие короли древности, теперь же он сделался резиденцией лорда-протектора Йорака Бракмоса, фактического правителя Сиппура.

Стоя на балконе своей виллы и глядя на эти черные стены (казалось, в природе не мог существовать столь насыщенный цвет) Нойрос всегда испытывал гордость и в то же время легкий трепет где-то внутри. А что же должен ощущать враг, дерзнувший штурмовать эти стены? Хотя вообразить себе, что Акфотт может подвергнуться чьему-либо нападению, было, пожалуй, невозможно. Сиппур был могущественнейшим государством материка Роа: развитое хозяйство, многочисленное население, сильная, дисциплинированная армия. Полудикие макхарийцы, надменные виккарцы и даже гордые кампуйцы из Срединных Гор — все были вынуждены вступить в политический союз с Сиппуром и принять религию сиппурийцев — аклонтизм.

Теперь и Нойрос станет частью этой религии. Хотя для большинства его соотечественников Аклонты были скорее не религией, нет. Чем-то бо́льшим. Требуя лишь поклонения, они давали взамен истинное счастье — видения, полные блаженства и радости. Некоторые так упивались этой красочной радостью, что оставались в мире видений навсегда. Для правителей аклонтизм был хорошим способом укрепить власть, для бедноты — забыть о невзгодах и предаться потусторонним наслаждениям. Как следствие, аклонтистская паутина окутала почти весь материк Роа, за исключением некоторых северных государств.

Сегодняшний день должен был стать знаковым для Нойроса Традонта — это был его двадцать первый день рождения, а значит, он был готов к своей первой гапарии — погружению в мир прекрасных образов, которые Благие Аклонты должны будут начертать в его сознании. Четыре года назад Нойрос достиг возраста инициации и уже формально стал адептом Чаши, однако настоящим аклонтистом он мог считаться только после первой гапарии. Вчера он долго не мог уснуть из-за ощущения торжественности предстоящего дня. Предчувствие того, что вскоре жизнь его сильно переменится, не покидало Нойроса.

Он стоял на балконе, слушая, как волны вдали разбиваются о стены акфоттского замка, и внезапно услышал голос у себя за спиной:

— Даже не смотри в ту сторону, братец! С этим замком тебя ничего не связывает, и едва ли свяжет в будущем.

Нойрос еле удержался от того, чтобы схватиться за сердце — так неожиданно подкралась сестра. Десма, по-видимому, давно обратила внимание, что он любит проводить время на этом балконе, и улучила момент, чтобы напугать его. Она всегда была жуткой врединой и сквернавкой — с самого детства. Будучи на три года его старше, Десма то и дело донимала его, еще когда они были детьми. Родителям вечно хватало хлопот из-за их перебранок, драк, беготни, и прочих проказ. Нойроса вовсе нельзя было назвать мальчиком для битья, но зачинщицей склок почти всегда была его сестра.

Но неужто она решит отравить едва ли не самый важный день в его жизни? Нет, он ей не позволит.

— Кажется, я просил, чтобы ты не врывалась в мои покои без дозволения, Десма, — холодно процедил Нойрос.

— Ох, простите, простите, светлый господин! — сестра начала ехидно кривляться — это было в ее манере.

Десма, будучи довольно невысокого роста, была не слишком красивой, но обладала, по наблюдению Нойроса тем «обаянием гадюки», которое притягивало к ней внимание мужчин. Ловкая наездница и фехтовальщица, сестра не признавала платьев, называя их «тряпьем для кукол», и предпочитала мужское одеяние. Сейчас на ней были темно-серые бриджи и расшитая золотом рубашка с гербом Сиппура, черной коброй, — несмотря на юный возраст, Десма уже входила в окружение лорда-протектора, и этот знак указывал на ее принадлежность к государственной службе.

— Оставь свои идиотские ужимки. Что тебе нужно?

— Что мне нужно? — изумилась Десма. — Ха! Мне-то как раз ничего. Вопрос в том, что нужно тебе. Отец с матерью уже ждут тебя внизу. Ты вообще собираешься становиться аклонтистом? Лорд Бракмос будет недоволен, если узнает о твоей неспешности в делах веры.

Они уже спускались на первый этаж виллы по ступеням из белого мрамора.

— О, в религиозном рвении мне тебя никогда не перещеголять! — усмехнулся Нойрос. Сестра и правда была фанатичной аклонтисткой — в этом смысле, полностью дочь своей матери, только с куда более воинственным нравом.

— Кто бы сомневался!

Так, перебраниваясь, они подошли к выходу, где уже ожидали их родители, Аглара и Пфарий Традонты. Мать, тихая и набожная женщина, стояла, облаченная в длинное белое платье и белую шаль, глядя на сына с нежностью и с гордостью в то же время. На отце был сиреневый парадный халат, расшитый разноцветными нитками. На груди был выведен фамильный вензель Традонтов — совершенно нечитаемый, со множеством закорючек и переплетений.

Пфарий Традонт, крепкий среднего роста мужчина, всегда довольно вяло обнаруживал свои эмоции, а густая черная борода делала его лицо и вовсе непроницаемым. Даже сейчас можно было подумать, что отец относится к происходящему безразлично. Но Нойрос слишком хорошо его знал, чтобы поверить в это.

— Ах! Ну что же, нам пора! — мать взволнованно всплеснула руками.

«Ох уж эти ее картинные жесты. По-моему иногда она переигрывает».

— Полагаю, ты готов к сегодняшнему дню… — отец любил произносить банальности с чопорным видом, при этом еще и умудряясь не выглядеть нелепо.

Отец занимал высокий пост при дворе короля Кайлеса Дальсири. Однако Нойрос был достаточно умен, чтобы понимать, что король — лишь марионетка, нарядная кукла, существующая для придания Сиппуру более величественного статуса. На деле же вся полнота власти принадлежит Йораку Бракмосу.

«Ему-то и служит отец, — размышлял Нойрос. — Только он делает это более незаметно, не так, как Десма. Наверняка он шпионит при дворе: находит неугодных, сообщает о них Бракмосу… Такие люди, как отец, опаснее крикливых самодуров: молчаливые, себе на уме, они ведут свою потайную игру. Отец непредсказуем — вот в чем его главный козырь. Хорошо, что я его сын».

Сам же Нойрос был не таков: он сторонился двора и общества лорда Бракмоса. Еще больше он сторонился Десмы. И все же он не мог не понимать, что сейчас самое время позаботиться о своем будущем. Иначе о нем позаботятся сами родители, и добром это не кончится. При всей своей неприязни к большинству сиппурийских чиновников и вельмож, Нойрос считал, что аклонтизм — лучшее, что могло случиться с Роа, хотя сам он предпочитал посещать кабаки и бордели, нежели изучать учение Преподобного Мастера.

Нойрос знал, что в глубине души родители ненавидели его за дерзкий нрав и за тот разнузданный образ жизни, который он вел еще со времени своего обучения в гимназии. Для него было обычным делом явиться домой вдребезги пьяным, зачастую в грязи и крови после драки с каким-нибудь кабачным забулдыгой. Но все это сходило Нойросу с рук — никто не был в силах оградить знатного сынка от кутежа и разгула.

Тем не менее, теперь перед Нойросом стояла задача: как лучше послужить своей стране и вере? Путь государственной службы был закрыт: там его ждет водоворот всевозможных ухищрений и низостей. На это он не был готов. Стезя религиозного служителя также не улыбалась Нойросу: во главе сиппурийской церкви стоял все тот же Бракмос, с которым совершенно не хотелось иметь дело. Да и навряд ли Нойросу дозволили бы заниматься церковными делами, учитывая его репутацию гуляки сластолюбца.