Маледикт - Робинс Лейн

Дамастес кивнул охранникам. Один из них вышел, вернулся с откупоренной бутылкой и подал ее Маледикту. Юноша принюхался и скорчил гримасу, изображая изнеженного лорда.

— Сойдет. — Он сделал большой глоток, изгоняя из горла сухость. Ощущение, будто в рот попала грязь, понемногу проходило. Он тосковал по ночному воздуху, пусть и мутному от тумана, он так хотел подойти к окну и прижаться к нему лицом.

— Ну ладно, — проговорил тюремщик. — Хватит торговаться. Охрана, отвести его назад в общую камеру.

Маледикт зарычал; один из охранников, застав юношу врасплох, схватил его за руку. Второму бутылка пришлась как раз в челюсть — он повалился назад, окровавленный, выплевывая обломки зубов.

Дамастес перемахнул через стол и, упершись коленями в спину Маледикта, помог распластать его на полу.

— Ты прав, — сказал он. — Соли можно потратить. И Эхо дал мне их в изобилии, чтобы я держал тебя в клетке с остальными крысами. — Он схватил Маледикта за волосы и рывком запрокинул ему голову. — Если захочешь выбраться из общей камеры, придется умолять.

Маледикт сопротивлялся, царапаясь и лягаясь, пока Дамастес не вызвал подмогу. Хотя все тело юноши звенело от потрясения, что он так ошибся в начальнике тюрьмы, он все же прорычал:

— Ты сдохнешь, прежде чем я приду умолять тебя.

Начальник тюрьмы замахнулся и обрушил удар на лицо и ухо Маледикта. Когда звон утих, юноша провел языком по окровавленной губе и плюнул в Дамастеса красным сгустком.

Его поволокли вниз по лестнице и швырнули в камеру. Маледикт отполз от двери в темный угол; голова шла кругом, тело болело, а в груди наперебой выли в ужасе Ани и Миранда. Миранда ощущала, что шнуровка корсета ослабла в результате грубого обращения, а мочевой пузырь разрывается от воды и вина. Она не знала, долго ли еще выдержит; не знала, как поправить корсет, не привлекая внимания.

На нее легла тень. Она подняла голову и зашипела. Мужчины — дружки того осла — отшатнулись. Но она понимала, что они будут наблюдать и ждать своего шанса.

Внутри Ани захлопала крыльями, заставляя сердце Маледикта бешено стучать, а кровь пульсировать. Маледикт хотел взлететь, но не мог вырваться из окружения земли и камня. Он всхлипнул — и подавил всхлип, не желая демонстрировать свою слабость.

Джилли всё расскажет Янусу. Янус вытащит его. Они его здесь не оставят. Джилли не поверил, когда Маледикт сознался, что убил Лизетту. Он придет и станет рассказывать истории, чтобы успокоить Маледикта, рассмешить его. Юноша опустился на камень. Он почувствовал, как что-то легонько давит ему на предплечье. Маледикт просунул в рукав дрожащие пальцы: на конце цепочки болтались карманные часы, на крохотном солнце и море играл слабый свет факелов из коридора. Чтобы не видеть гнетущих стен, юноша вызывал образ моря и небес, и вот уже тихий голос Джилли нашептывал ему небывалые истории…

Ани, оттесненная ужасом Миранды, под тщательным контролем Маледикта начала расправлять крылья, искать путь к спасению.

В дальнем углу камеры один из нападавших на Маледикта мужчин начал биться головой о каменную стену в такт работе воображаемых гребцов. Заключенные застонали во сне. К тому времени, как естественная надобность заставила Маледикта скорчиться, некому было смотреть на него. Громила разбил голову последним резким ударом. Над его поникшим телом поднялись двое приятелей и начали выбивать все тот же смертельный ритм. Одна из женщин завизжала, черные рубцы на ее лице лопнули, когда она прикоснулась к ним. Люди с воплями шарахались от нее. У некоторых тоже стали вздуваться волдыри.

Маледикт взял горшок и спокойно справил нужду, по-прежнему представляя синеву неба и кружащих над головой чаек, которые кричали голосами грачей.

38

С первыми лучами рассвета Джилли поспешил во дворец и проскользнул через живой лабиринт в темную половину королевской бальной залы; там он ходил кругами, пока не появились дворцовые слуги, хлопотавшие по своим утренним хозяйственным делам. Джилли пошел за горничной, что тащила к черному входу охапку мокрого белья. Когда они уже оказались во дворце, путь Джилли заступил не кто-нибудь из старших слуг, а вооруженный гвардеец.

— Ты здесь не работаешь. По какому делу? — спросил гвардеец.

— Записка для Януса Иксиона, лорда Ласта, — ответил Джилли.

— Можешь оставить ее у главного входа, — сказал гвардеец. Потом взглянул еще раз на Джилли и нахмурился. — Постой-ка, я тебя знаю. Твой господин — Маледикт. Я видел, как ты входил и выходил из его дома.

Джилли кивнул: любой другой ответ после затянувшегося нерешительного молчания показался бы ложью. Он был удручен собственной некомпетентностью: не узнать гвардейца, которого видел не один раз. Ведь подмечать подобные вещи входило в его обязанности. Джилли надеялся, что гвардеец окажется не в курсе нынешнего положения Маледикта или хотя бы не посчитает арест достаточным основанием, чтобы не позволить передать записку.

Гвардеец сказал:

— Покои Иксиона рядом с детской. Найдешь дорогу?

— Да, — соврал Джилли, сочтя за лучшее притвориться, будто знает дворец. И он побрел прочь, чтобы не дать гвардейцу времени передумать и решить, что Джилли — невелика птица, может и подождать Януса. Нет, только не теперь, когда Маледикт брошен в темницу.

— Эй, ты, — окликнул гвардеец. Джилли обернулся. — Иди по черной лестнице, как все слуги. — И он указал на низкую дверь, которую Джилли только что миновал.

Джилли пригнул голову и оказался на половине прислуги. Лакеи и горничные ютились в каморках, перемещались по тесным коридорам. Темная и узкая лестница мучительно круто поднималась, потом внезапно поворачивала. В лицо Джилли пахнуло жаром — вероятно, он только что миновал камин. Джилли замешкался, пытаясь мысленно представить себе расположение покоев дворца. Джилли совсем не хотелось встречаться с Янусом. И не пришлось бы, если бы не тот факт, что, когда он отправился на поиски антирских гроссбухов, дабы выменять на них свободу Маледикта, выяснилось, что они исчезли.

Поскольку гроссбухи были спрятаны в нишах спальни Маледикта, Джилли ни минуты не сомневался, что Янус воспользовался ими в собственных целях. Не имея возможности повлиять с их помощью на короля, Джилли попытался подкупить непосредственно начальника тюрьмы, но тот отказался брать деньги. И теперь оставалось молить о помощи убийцу Лизетты, человека, который обеспечил собственную безопасность за счет бедствий Маледикта.

Вдоль позвоночника Джилли вкупе с ненавистью прокатывались волны страха. Если Янус и прежде считал его виновным в приступах гнева, свойственных Маледикту, что придет ему в голову теперь, когда он узнает об аресте?

«Будь настороже, — шепнул себе Джилли. — Будь осмотрителен».

Дверь детской он вычислил по простому присутствию двух гвардейцев с обеих ее сторон. На этих гвардейцах были кольчуги, а из оружия, кроме мечей, у них имелись пистолеты. Джилли вздрогнул. Арис понимал, что угроза жизни ребенка по-прежнему реальна. На краткий миг Джилли даже обрадовался тому, что Маледикт заточен и исполнение смертоносного плана отложено. Но ведь он сам пришел, чтобы освободить своего господина…

— Янус Иксион. — Несмотря на все усилия, Джилли не смог сдержать неприятного рыка в голосе. Он ожидал, что гвардейцы позволят ему проследовать дальше по коридору, к покоям Януса, но они, окинув Джилли беглым взглядом, распахнули дверь в детскую.

Неуправляемые эмоции Джилли, страх, ненависть и беспокойство — все отступило перед одним более простым чувством: любопытством. Значит, вот как живут королевские дети. Комната, несколько удлиненная, поражала роскошью — куда там особняку Ворнатти! Всюду были дорогие ковры, на окнах — расшитые золотом портьеры. Кроватка из красного дерева, такие же кресла, множество книг в кожаных переплетах, с золотыми пряжками…

Ковры с алыми, лазурными, золотыми узорами лежали на полу толстым слоем, чтобы даже самый неуклюжий ребенок не ушибся при падении. Окна, забранные железными решетками, выходили в сад. Но даже решетки охватывал стеганый бархат — упаси Баксит, наследник поранится. Каминный экран нельзя было сдвинуть и тем самым получить доступ к огню — похоже, на всякую блажь принца или умысел врагов короны имелась своя мера предосторожности. Напротив окон помещался зеркальный шкаф.