Перекресток (СИ) - Сир Андре

— Я не успела… — тихо прошептала Гата мокрыми от крови губами. — Я хотела всегда быть рядом…

Девушка закашлялась, а потом медленно закрыла глаза — сердце Гаты замолчало…

…На третий день люди всё же заставили армию качевников покинуть выгодную позицию у разрушенной деревни. Лёгкие конные отряды неожиданно появлялилсь с разных сторон и беспокоили степняков болезненными "уколами". В конце концов вспыльчивый хан не выдержал, тем более, что из сообщений разведчиков стало ясно — гауров почти втрое меньше. И понеслись всадники в узкую равнину между холмами в надежде сходу опрокинуть людей, разрезать строй ратников, не дать укрыться в лесу и добить без всякой жалости. Откуда было знать вождю, что издревле эти места славились подземными источниками — нет, не били здесь ключи с чистой водой. Так, сочилась местами влага, образовывая многочисленные "козьи копытца", которые не пересыхали даже в засушливые годы. Не раз спасали измученных жаждой животных, а теперь вот и людям пригодились…

Первые ряды степняков вылетели на зыбкую почву, увязли кони, сбился слаженный ритм движения. Тут же на них налетели задние ряды, сбивая лошадей и всадников, падали сами. А тут их уже поджидали лучники гауров и Халит… Никогда ещё маг не убивал с таким наслаждением, никогда не подходил так близко к врагу, никогда не обрушивал на их головы столь жестоких заклинаний. Даже перемешанная сотнями конских ног сырая земля превратилась в кипящее болото, и не было спасения никому…

Чужак словно обезумел, не желая скрываться от заговорённых стрел кара-маулей. Но по какой-то неведомой причине ни одна из них так и не нашла свою главную цель. Не хотела, видимо, смерть на этот раз протянуть руки Халиту. Так нередко случается — отворачивается костлявая от тех, кто сам стремится оказаться в её холодных объятиях. А может, всему виной ученики Мадука и ещё два мага, приехавшие из Дастарога вместе с рыцарями гарнизона, кто знает… Они старательно прикрывали Чужакаа, хоть он об этом и не просил…

Схватка получилась короткой, жестокой и губительной для кочевников. Степняки вновь отступили, оставив сотни погибших на кипящей земле…

— Мы не можем сейчас воевать, — колдун решительно посмотрел на хана. — Чужак, похоже, научился бороться против "чёрных стрел", а справиться с его магией мы не можем. Ещё одно поражение и ты погубишь свой народ. Если не гауры, то непокорные племена обязательно уничтожат остатки кара-маулей… Надо уходить, у тебя ещё будет шанс, если в горы вернётся Спящий…

— Гауры пойдут за нами, я это чувствую, — вождь хмурился, думая о чём-то своём. — Лучше умереть здесь, в бою, чем бегать по степи в поисках спасения, как трусливый заяц от койота. Я не хочу, чтобы гауры появились на нашей земле!

— Я тоже этого не хочу… Повелитель, я могу убедить Чужака остановиться, если мы сейчас уйдём, я знаю, что ему сказать.

— Хорошо, иди… Хоть я и не верю… — колдун отметил, что сейчас в голосе хана слышалась не обычная злая решительность, а какая-то усталая обречённость. Впрочем, чему удивляться — предчувствие неизбежного конца многих меняет до неузнаваемости…

Старик немного замешкался, но потом решительно достал из сумки маленькую пластинку и задумался. Трудно сказать, сколько столетий хранит род эту страшную вещь. По крайней мере, даже дед не мог припомнить, использовал ли кто-нибудь её в прошлом, а уж он-то знал многое… Имеет ли колдун право распоряжаться чужой судьбой? Наверное, да — тысячи жизней против одной не оставляют выбора…

— Что это? — хан хмуро сотрел на предмет в руке чародея.

— Наше спасение, — коротко ответил старик, круто развернулся и уверенно направился к лесу, где скрывались воины гауров…

— Как она умерла? — самый первый вопрос старика почему-то не удивил Халита.

— Ваш лучник… — глухо ответил маг. — Гата показывала, как умеет исчезать. Он её не видел — целился в меня…

— Ты можешь вернуть мне тело дочери?

— Нет, колдун, — Чужак решительно покачал головой. — Я похоронил Гату далеко отсюда. Раньше я часто бывал там, когда хотел остаться один. Теперь мы будем вместе, она сама хотела всегда быть рядом…

— Я могу теперь убедить хана повернуть назад, — колдун с надеждой посмотрел на Чужака. — Гауры не станут мстить, если мы уйдём?

— Я не успокоюсь, пока хан не умрёт, — жёстко ответил Халит. — Думаю, у меня есть на это право…

— Что же, ты не оставляешь мне выбора, — чародей кочевников кивнул и как-то устало вздохнул. — На, возьми это на память — как видно, духи не хотят, чтобы мы так просто расстались…

Он протянул магу небольшую костяную пластинку, расписанную древними рунами степных племён.

— Что это? — Чужак равнодушно посмотрел на замысловатый узор чёрточек и точек. Когда-то колдун объяснял значение некоторых знаков, но все вместе они могли нести совсем иной смысл, понятный только посвящённым.

— Это родовое проклятие, — старик распрямил плечи. — Теперь, если погибну я, тут же умрёшь и ты… Ты не хочешь отказаться от мести и жаждешь смерти, но тогда следом за кара-маулями в долину предков отправишься и ты сам…

Халит пренебрежительно фыркнул:

— Ты врёшь, колдун! Хочешь наивной ложью спасти хана?!

— Нет, Чужак, я не обманываю. Просто не хочу, чтобы навсегда исчез мой народ. Смотри…

Старик резким движением вывернул собственный палец, и Халит тут же почувствовал сильную боль в руке. Маг испуганно отбросил подарок колдуна, но чародей вновь заставил его согнуться от нестерпимого жжения в суставе.

— Поздно, от родового проклятия нет избавления… Прощай, Чужак, — старик сделал шаг в сторону, но неожиданно вновь повернулся к Халиту. — Ты ещё можешь спастись, если будешь помнить Гату… Возможно, когда-нибудь тебе удастся разгадать эту загадку. Но ты должен спешить, маг — я знаю, мне недолго осталось ждать смерти…

В первый же день Алиц и Хрохан долго спорили, что нам теперь делать, но лич в конце концов убедил шкипера в том, что выбора у корсара нет. Нужно плыть дальше. Вернуться назад после поломки нереально, да и в Селизе тюрьмой уже не отделаешься. Пиратам грозила виселица (или что там у них принято?), принцу с Грохом — костёр, а мне, если повезёт — пожизненный цых с гвоздями. Надежды хоть как-то починить руль не было никакой — корсары ребята отчаянные, но корабелы из них уж точно никакие. Вот мы и мчались третий день под полными парусами, надеясь на попутный ветер и удачу. Однако, не сложилось…

Ранним утром на горизонте появились лёгкие кучевые облака. Они постепенно росли, набухали, сталкивались друг с другом и наливались зловещим иссиня-чёрным цветом, как будто покрывались огромными синяками после могучих ударов. И вместе с ними всё больше мрачнел шкипер — если разразится шторм, неуправляемый бриг станет для стихии лёгкой добычей. Поиграет буря немного, прикинет как половчее прихлопнуть посудину и отправит всех к морскому дьяволу на самое дно. В голове бесконечным рефреном назойливо крутились строчки — "И никто не узнает, где могилка моя…" Перспектива, прямо скажем, отвратительная.

На палубе становилось неуютно — заметно посвежевший ветер нервно играл снастями, надувал паруса и время от времени бросал в лицо холодные солёные брызги. Да и море тоже начинало потихоньку "сердиться": хаотически метавшиеся волны прикрылись белыми "барашками", остервенело бились о борт, настойчиво пытаясь найти слабое место в обшивке корабля, а затем со злым шипением откатывались назад и уступали место новым желающим проверить бриг на прочность. Но странное дело, уходить в удобную сухую каюту совсем не хотелось. Видимо, не зря говорят, что бездна притягивает, а катастрофы и стихийные бедствия завораживают человека дикой необузданной красотой…

В полную силу шторм развернулся ближе к полудню. Но ещё раньше я понял, что в утверждение о привлекательности катастроф нужно внести серьёзное уточнение — жуть притягательна, если смотреть на катаклизм со стороны. С безопасного далёка, а не из самого центра событий, когда чувствуешь себя пленником обезумевшего моря. Матросы, казалось, не обращали на качку никакого внимания — быстро убирали паруса и закрепляли на палубе всё, что могло двигаться. А вот у меня возникли серьёзные проблемы: всякий раз, когда корабль проваливался в бездну между волнами, внутри холодело, а к горлу настойчиво подкатывался противный ком, готовый в любой момент выскочить наружу. Поэтому я решил не испытывать судьбу и не корчить из себя героя — судорожно хватаясь за что попало, позорно убрался вниз.